Манюня, юбилей Ба и прочие треволнения - Абгарян Наринэ Юрьевна. Страница 48

В общем, ходили мы по двору и шепотом обсуждали стратегические вопросы. И вдруг Маринку осенило. А когда ее осеняет, она первым делом выкатывает глаза и начинает глотать воздух, как выброшенная на берег рыба. Мы тут же притормозили и какое-то время с любопытством наблюдали за нашей подругой.

– Ну чего? – поторопила Каринка.

– А давайте… – очнулась Маринка и снова замолчала.

– Чего давайте? – заволновались мы.

– Давайте по крышам гаражей пойдем гулять!

– Зачем? – сварливо отозвалась я. Словно чувствовала, что не надо нам на эти крыши лезть, ничем хорошим это не закончится.

– Чего-то полезное можем найти! – с нажимом ответила Маринка. – Замазку какую, например. Авось в жвачку добавим. Ну что, пошли?

– Конечно, пошли, – откликнулись Каринка с Манькой. Их вообще спрашивать не надо, просто сделай таинственный вид, и они готовы следовать за тобой в любой конец света!

И что я могла сказать? Нет, не пойдем на крыши, давайте лучше в салочки играть? Меня бы на смех подняли! В салочки мы уже давно не играем, года два точно. Как повзрослели, так и не играем. Увлечения теперь у нас другие, с радикальным уклоном. Например, мы научились гасить во рту зажженные спички. Правда, удовольствие это редкое, потому что спички достать – целая проблема. Дома они хранятся как зеница ока, и не потому, что дефицитные, как раз в магазинах спичек навалом – и в продуктовом, и в скобяном, и в военторге, и даже в овощной лавке на Ленина. А потому, что к спичкам нам строго-настрого запрещено прикасаться. Особенно после истории с тумбанами [16]. В магазине мы спички купить не можем, потому что Ба не поленилась заглянуть ко всем продавцам с просьбой не давать их вот этим оглоедкам (широкий жест в сторону наших понурых темечек). И теперь мы табуированные в плане горюче-поджигательных материалов клиенты в любой торговой точке Берда. Эти взрослые, они иногда очень солидарные люди, особенно когда объединяются против детей.

Какое-то время материал для опытов поставляла нам Маринка. Благодаря ей мы имели возможность неустанно совершенствоваться в нелегком деле гашения во рту зажженных спичек. Но потом Маринкин брат Сурик учинил такое, что теперь в каждом доме Берда спички – самый строго охраняемый предмет. Лежат они исключительно в недоступных для детей местах, в окружении медвежьих капканов, заминированных рвов и прочих неприступных приспособлений. А всё почему? А всё потому, что Сурику взбрело в голову впервые в жизни покурить. Такое иногда случается с недалекими на мозг мальчиками тринадцати лет от роду. Некуда такому мальчику девать свою кипучую энергию, вот он и пускает ее на всякие разрушительные мероприятия. Хотя нужно признать – Сурика в этой истории полностью винить нельзя, он стал жертвой обстоятельств. В некотором неоспоримом роде.

В общем, рассказываю, как оно было. Однажды Маринкин папа дядя Давид испачкал мазутом свой кожаный плащ импортного югославского производства. Сначала с дядей Давидом чуть родимчик не приключился, ведь копил он на этот плащ целых два года! А тут такие трагические дела. Хоть ложись и помирай с горя! Но коллеги вовремя нанесли упреждающий удар и подсказали надежный способ избавления от пятна.

– Мазут можно безболезненно свести бензином, – объяснили они Маринкиному папе, чем спасли ему жизнь.

Обрадованный дядя Давид сцедил из бака своего «москвича» пол-литра бензина и приступил к священнодействию. Бензин пятно действительно вывел. Вошедший во вкус дядя Давид пристально изучил плащ на предмет обнаружения новых трудновыводимых пятен, ничего не нашел, зато потом долго ходил по дому, придумывая место, где можно спрятать горючее. Поставил банку с бензином на балкон и прилег отдохнуть. К сожалению, дядя Давид с детства отличался буйной фантазией, поэтому, вместо того чтобы погрузиться в сон, лежал с открытыми глазами и представлял разные ужасы. Например, как сосед сверху выкуривает у себя на балконе сигарету и некультурно выбрасывает бычок во двор. Порыв ветра подхватывает тлеющий окурок и закидывает на балкон тридцать восьмой квартиры, прямо на злосчастную банку с бензином.

«Бум!» – раздается взрыв, бензин вспыхивает, огонь весело трещит, перекидываясь с одного балкона на другой… Загорается подъезд, потом весь дом, пожар перекидывается на соседние здания… Ужас и кошмар!

Дядя Давид подскочил как ужаленный, выбежал на балкон, забрал банку с бензином и принялся снова бегать по дому в поисках убедительного укромного уголка. Заглянул под кровать. Представил, как жена моет пол, задевает шваброй банку, та опрокидывается, по паркету разливается бензин, тут откуда ни возьмись коротит проводка, искра летит прямо в бензиновую лужу…

«Бум!» – раздается взрыв, лужа загорается, пламя, весело цепляясь за ножки мебели, тянется вверх, перекидывается на соседние квартиры…

– Да что за черт побери?! – рассердился дядя Давид. – Сдался мне этот бензин! Надо его вылить в унитаз. Спущу воду, закрою крышкой. Ни одна искра не доберется!

Довольный своей находчивостью, он вылил бензин в унитаз, спустил воду и с чувством выполненного долга прилег отдохнуть. К сожалению, дядя Давид забыл об одной важной особенности бензина – он намного легче воды, поэтому просто так, одним спуском сливного бачка, в канализацию не уйдет.

Как назло, именно в тот день Сурик решил стать взрослым. Пока отец отдыхал, он стащил у него сигарету и заперся в туалете – пускаться во все тяжкие. Не обращая внимания на подозрительный запах бензина, с комфортом уселся на унитаз, неумело закурил и, ничтоже сумняшеся, кинул спичку в слив.

«Бум!» – гаркнул унитаз.

– А-а-а-а-а! – заорал Сурик.

Дядя Давид выскочил из комнаты ровно в ту минуту, когда Сурик вылетал из туалета. С перекошенным лицом, голой алеющей попой, сигаретой в зубах и квадратными глазами навыкате. Не прекращая дымиться попой, он красивой дугой пролетел через коридор и успокоился на подступах к своей кровати лицом вниз.

Первым делом дядя Давид удостоверился, что жизненно важный мальчиковый орган сына не пострадал. Сурик оказался прытким парнишей и отреагировал на бензиновый взрыв таким высоким прыжком, что только попа немножко обгорела.

– Я с тобой потом разберусь! – выдохнул дядя Давид, выдернул из зубов Сурика сигарету и побежал в туалет – тушить пожар. Унитаз самозабвенно полыхал, плюясь огнем, пластмассовый обод и крышка расплавились и скукожились, ядовитым дымом выедало глаза. Дядя Давид какое-то время бестолково прыгал вокруг, потом махнул рукой.

– Ничего не попишешь, бензин должен выгореть, – решил он, распахнул двери и окна и с протяжными вздохами принялся наблюдать, как покрывается трещинами унитаз, а черный густой дым, непрестанно валивший из туалета, оседает темными пятнами на свежепобеленных потолках и белоснежных занавесках.

Бензин выгорал долго, казалось – целую вечность. Когда огонь, наконец, потух, из спальни высунулся Сурик.

– Надо было намочить банное полотенце и кинуть в унитаз, – виновато прогундосил он. – Если перекрыть доступ кислорода к огню, он погаснет.

– А раньше ты не мог это сказать? – крякнул дядя Давид.

Сурик громко сглотнул и попятился:

– Не мог. Только что сообразил.

Дядя Давид молча сдернул ремень и принялся воспитывать Сурика. За сигарету поколотил, за то, что задним умом крепок, а заодно и за другие грядущие прегрешения. В общем, на многие годы вперед поколотил. Сурик стоически вытерпел порку, а потом на пару с отцом принялся наводить порядок в квартире. Ведь скоро из больницы вернется мама, она работает медсестрой и от этого умеет мыслить только стерильными категориями, а любую пылинку воспринимает как личное оскорбление.

Вернувшаяся со смены тетя Тамара застала в квартире плохо замаскированные последствия Армагеддона: обильно замазанный в черные разводы паркетный пол, чудовищная вонь расплавленной пластмассы, задымленные потолки, замоченные в ванне занавески и обломки крышки бачка, который пал жертвой бешеной уборки. Посреди всего этого ландшафтного надругательства замерли соляными столпами два отчаянно чумазых создания. На переднем плане, скрипя металлической вешалкой, качался из стороны в сторону висящий на люстре кожаный плащ.