Миг бесконечности. Том 2 - Батракова Наталья Николаевна. Страница 79

Когда сын заявил, что будущей профессией выбрал медицину, в частности хирургию, Сергей Николаевич очень обрадовался. Ночь не спал. Постоянно интересовался через друзей-знакомых его успехами, гордился… Увы, тайно. Сын по-прежнему ни о чем не догадывался. Хотя я, со своей стороны, как могла пыталась их сблизить.

—  Например?

— Устраивала семейные ужины. За вечерним чаепитием иногда получалось нащупать общую нить разговора. Правда, чаще всего это касалось вопросов медицины, из серии ученик — учитель. А мне хотелось, чтобы они просто сказали друг другу: я тебя ценю, уважаю, люблю. Но увы! Разделявшая их пропасть никак не хотела сужаться. Скорее, наоборот. А однажды сын заявил, что не желает больше находиться в тени отца, а потому переходит на мою девичью фамилию.

—  И что Сергей Николаевич?

— Переживал. Но скрывал. С одной стороны, он понимал его поступок и в душе был солидарен. С другой — Вадим единственный сын, продолжатель фамилии Ладышевых. Чисто по-мужски ему, конечно, было обидно.

Позже сын вернул себе фамилию. Жаль, о том, как его любил отец, он узнал лишь после его смерти.

—  Простите, а как он умер?

— В рабочем кабинете, после того как прочитал статью о себе, в которой говорилось, что он, не гнушаясь никакими методами, пытается выгородить сына, по вине которого умерла больная. Это было неправдой. Он не собирался никого выгораживать, он хотел разобраться. Более того, он никогда никого не выгораживал. Сам всегда признавал свои ошибки и других учил признавать. Порой жестко. При этом не терпел несправедливости, непрофессионализма, лжи, лицемерия. У него было много друзей, учеников, последователей. Но и врагов тоже хватало. Я уверена, что именно они воспользовались ситуацией и опубликовали эту оскорбительную статью. Уж не знаю, сколько они заплатили той журналистке, но мне ее жаль.

—  А вы могли бы ее простить? Столько лет прошло… Вдруг ее использовали? Вдруг она до сих пор не догадывается, что сотворила?

— Не знаю. Я уже говорила, что Сергей Николаевич терпеть не мог непрофессионализма. И если у нее есть хоть капля совести, я бы посоветовала ей извиниться, опубликовать опровержение. Или же оставить журналистику. Однажды посеяв горе, только горе и пожнешь. В самый неподходящий момент жизнь ее обязательно накажет.

—  За что?

— За то, что медицина лишилась двух замечательных хирургов — отца и сына. Один умер, второй так и не нашел сил вернуться в профессию, так и не простил себе смерти отца…

Дослушав фразу, Катя отключила диктофон и задумалась.

— Спасибо, Нина Георгиевна… — пробормотала она. — Не могли бы вы дать мне несколько снимков из семейного архива? Я обязательно верну!

— Ну конечно, — согласилась та и вышла из кухни.

В это время, мысленно извинившись, Катя незаметно сложила газету и спрятала в сумочку.

— Вот, выбирай, — хозяйка положила перед ней несколько альбомов.

— Мне нужны три-четыре фотографии. Я даже помню, какие, — Катя пролистала альбомы. — Вот эту… эту… и эту. Можно?

— Пожалуйста. А теперь пойдем спать?

— Извините, но… мне пора домой, — быстро начала она собирать вещи. — Понимаете, я обещала, что буду ночевать на Сторожевке.

— Нет и нет! Ты останешься здесь, я уже тебе постелила, — попыталась она остановить гостью. — Я сама объясню Вадиму.

— Нина Георгиевна, пожалуйста, — с мольбой в голосе перебила ее Катя. — Мне пора домой. Простите…

Не дожидаясь ответа, она подхватилась с места и направилась в прихожую.

— Катенька, у тебя точно все в порядке? — вновь забеспокоилась хозяйка. — Ночь на дворе, куда же ты? — предприняла она последнюю попытку. — Если что случится, что я скажу Вадиму?

— Не волнуйтесь, — застегивая шубу, упавшим голосом почти прошептала та. — Хуже того, что уже случилось, ничего не случится.

— О чем ты? О чем ты, Катенька?

— Простите меня, — опустив глаза, тихо повинилась Катя. — Простите, если сможете…

— Господи, да что случилось-то? — всплеснула руками Нина Георгиевна.

— Пришел счет из прошлой жизни, — пробормотала та в ответ. — Простите. Не волнуйтесь. Теперь все будет хорошо, все будет правильно. Спокойной ночи!

Не помня себя, Катя доехала до Сторожевки, открыла квартиру, разулась, прошла на кухню, выпила стакан воды и присела за стол.

В голове не было ни единой мысли. Полная прострация и отупение.

«Что же я хотела? — обвела она отсутствующим взглядом кухню, затем гостиную. — Вадим так и не позвонил. Значит… Ему тоже все стало известно. И ему так же, как и мне, нечего сказать… Сказка закончилась. Пора собирать вещи. Везет же мне: третий переезд за три месяца», — горько усмехнулась она.

Сборы заняли довольно много времени. Катя сразу решила, что в квартире ничего не должно напоминать о ней хозяину. Но она даже не представляла, сколько разных мелочей поселилось здесь вместе с ней! К счастью, в гардеробной обнаружились пресловутые баулы, которые уже не раз ей послужили.

Около двух часов ночи она в последний раз обошла комнаты, поставила на место стул на кухне, погасила свет и остановилась у окна, за которым открывалась панорама запорошенного снегом спящего города.

«Вадиму нравится этот вид. И я к нему успела привыкнуть. В последний раз… — вдруг пронзило ее, к горлу подступил тугой комок. — Однако слезами горю не помочь, — судорожно вздохнула она. — Как быть с ключами? Оставить консьержу? Как раз Иван Иванович дежурит… Ах да! Едва не забыла! Надо забрать ноутбук!»

Включив свет в кабинете, она прошла к рабочему столу, закрыла программы, файлы. Неожиданно экран замигал и попросил не выключать компьютер, пока не загрузятся все обновления. Пришлось ждать. От нечего делать она стала поочередно выдвигать ящики и разглядывать их содержимое: вдруг завалялось что-то из ее вещей? Любительница порядка, Галина Петровна запросто могла спрятать туда что-нибудь со стола.

Так и есть: старая флэшка, ручка, файлы с распечатками. Внезапно ее взгляд зацепился за нечто весьма любопытное.

«Проскурина Екатерина Александровна, девичья фамилия Евсеева… — прочитала она. — Трудовую деятельность начала студенткой четвертого курса в газете „Городские ведомости“»…

Вытащив два распечатанных листа и ничего не понимая, она быстро пробежала глазами сухие строки.

Кровь прилила к вискам, в голове зашумело.

«Так, значит, он все знал?! Нет, этого не может быть! Это как-то не укладывается в голове… Он не способен на такую месть! Он так не мог… — перехватило у нее дыхание. — Боже мой! А ведь теперь становится понятной его настойчивость принять меня на работу, обаять, привязать к себе. И все перемены в настроении понятны: такое не каждый сможет выдержать… Как же так, Вадим? Ведь я успела тебя полюбить! Как же мне теперь со всем этим жить?» — хлынул из глаз поток слез.

Плач перешел в безудержные рыдания, которые трансформировались в вой. Скулящий, бабий…. Скулеж снова перешел в рыдания. И так по кругу. С течением времени паузы между этими звуками-состояниями становились все короче, вот их совсем не осталось. Внезапно тугой комок, засевший в горле, превратился в готовый брызнуть фонтаном рвотный спазм. Зажав рот ладошкой, она сорвалась с места и побежала в санузел.

Выползла она оттуда, в прямом смысле слова держась за стенку. Слез не было. Как не было и сил на их воспроизводство.

Пошатываясь, Катя добрела до кабинета, облокотилась о стол, закрыла глаза.

«Если он изначально знал обо мне все, значит, это был план. Вызревший за годы план изощренной мести. И какова его конечная цель? Что может быть хуже, чем чувствовать себя брошенной женщиной… — усмехнулась она. — Эх, жаль, ноутбук уже выключен…»

Отыскав в ящике чистый лист бумаги, она схватила ручку и размашисто написала:

«Как ты мог, Вадим??? Я тебе так верила!!! А ты все знал с самого начала…»

Внезапно мысль сбилась, стала куда-то ускользать.

«Все неправда, это не может быть правдой! — заметалось сознание. — Я ведь люблю его… Даже если это был всего лишь план….» — скомкала она лист.