Возвращение короля - Толкин Джон Рональд Руэл. Страница 15

— Но это безумие, — сказала она. — С вами славные и доблестные люди, они нужны на войне, а вы уведете их в тень. Прошу вас остаться и ехать с моим братом; тогда наши сердца возрадуются, а надежда будет сильней.

— Это не безумие, леди, — ответил он, — я иду предназначенной мне дорогой. А те, кто идут со мной, делают это добровольно: если они хотят остаться и ехать с рохиррим, они могут это сделать. Но я пойду тропами смерти, и даже один, если понадобится.

Больше они ни о чем не говорили и ели в молчании, но глаза Эовин не отрывались от Арагорна, и все видели, как она мучается. Наконец они встали, поблагодарили леди за заботу и отправились отдыхать.

Когда Арагорн подошел к палатке, установленной для него с Леголасом и Гимли и его товарищи вошли туда, сзади его окликнула леди Эовин. Он обернулся и увидел ее в мерцании ночи, потому что она одета была в белое; глаза ее горели огнем.

— Арагорн, — сказала она, — зачем вы идете этой смертоносной дорогой?

— Потому что я должен, — ответил он. — Только так надеюсь я сыграть свою роль в войне с Сауроном. Я не выбирал, если бы я шел, куда хочу я бы сейчас бродил далеко на севере, в прекрасной долине Раздола.

Некоторое время она молчала, как бы обдумывая его слова. Потом взяла его за руку.

— Вы мужественный и решительный человек, — сказала она, — такие люди заслуживают славы. — Она помолчала. — Если вы должны идти, позвольте мне следовать за вами. Я устала скрываться в горах и хочу смотреть в лицо опасности и битве.

— Ваш долг быть с вашими людьми, — возразил он.

— Слишком часто слышала я о долге! — воскликнула она. — Но разве я не из дома Эорла, разве я не умею носить меч? Я долго ждала. Разве я не могу теперь вести такую жизнь, какую хочу?

— Мало кто делает это с честью, — ответил он. — Что касается вас, леди, разве вы не приняли на себя управление людьми до возвращения повелителя? Если бы не вы были избраны, на это место был бы назначен какой-нибудь маршал или капитан, и он не мог бы отказаться и уехать, устал он или нет.

— Я всегда должна быть выбрана? — с горечью спросила она. — Должна я всегда и оставаться, когда всадники уезжают, чтобы беречь их дома, пока они завоевывают славу, и чтобы, вернувшись, они нашли еду и постель?

— Может наступить такое время, — сказал он, — когда никто не вернется. Тогда не нужна будет слава, потому что некому будет помнить о делах, которые были совершены при последней защите наших домов. Но деяния не станут менее славными от того, что они не прославлены.

И она ответила:

— Все, что вы говорите, звучит так: ты женщина, и твоя участь — оставаться дома. Когда мужчины умирают в битве с честью, ты можешь сгореть в доме, потому что мужчины не нуждаются в тебе больше. Но я из дома Эорла, я не служанка. Я умею ездить верхом, я владею мечом, я не боюсь ни боли, ни смерти.

— Чего же вы боитесь, леди? — спросил он.

— Клетки, — ответила она. — Сидеть за ее прутьями, пока не привыкнешь и не состаришься, когда великие деяния уже не смогут быть сделаны.

— И вы советуете мне отказаться от дороги, потому что она опасна.

— Так может один воин советовать другому, — сказала она. — Но я не прошу вас бежать от опасностей, а ехать на битву, где ваш меч заслужит и славу и победу. Я не хочу видеть, как бесполезно пропадает высокая доблесть.

— Я тоже, — согласился он. — Поэтому я и не говорю вам: леди, оставайтесь! У вас нет дела на юге.

— Нет его и у тех, кто войдет с тобой… Они идут потому что не хотят расставаться с тобой — потому что они любят тебя.

Она повернулась и исчезла в ночи.

Когда стало светать, но солнце еще поднялось из-за хребтов на востоке, Арагорн был готов к отъезду. Все его товарищи уже сидели в седлах, и Арагорн хотел подняться в седло, когда леди Эовин пришла прощаться с ними. Она была одета, как всадник и вооружена мечом. В руке у нее была чаша; поднеся ее к губам, она отпила от нее немного и пожелала им хорошей скорости; затем она передала чашу Арагорну, он отпил из нее и сказал:

— Прощайте, леди Рохана! Я пью за счастье вашего дома и за ваше счастье и счастье вашего народа. Передайте вашему брату — за тенью мы встретимся снова…

Гимли и Леголасу, стоящим поблизости, показалось, что она всхлипнула. Но она сказала:

— Арагорн, ты пойдешь?

— Да, — ответил он.

— Ты не позволишь мне ехать с тобой, как я просила?

— Нет, леди. Я не могу это сделать без разрешения короля и вашего брата, а они не вернутся до завтра. У меня же на счету каждый час, даже каждая минута. Прощайте!

Она упала на колени, говоря:

— Прошу тебя!

— Нет, леди, — сказал он и, взяв ее за руку, поднял. Поцеловав ее руку, он прыгнул в седло и поехал, не оглядываясь; и лишь те, кто хорошо знал его и ехали поблизости, видели, какую боль он испытывает.

Эовин стояла неподвижно, как вырезанная из камня фигура, руки ее были сжаты, она следила за ними, пока они не скрылись в тени Двиморберга, горы призраков, в которой были ворота смерти. Когда они исчезли из вида, она повернулась, спотыкаясь, как слепая, и пошла к себе. Никто из ее людей не видел этого расставания, они были испуганы и прятались, пока чужеземцы не ушли.

И некоторые говорили:

— Это эльфы. Пусть идут в темные места и никогда не возвращаются. Время и так злое.

Свет был серым, когда они ехали, потому что солнце не выбралось из-за черных хребтов горы призраков перед ними. Ужас охватил их, когда они проехали между рядами древних камней и оказались вблизи Димхолта. Здесь в тени черных деревьев, которую даже Леголас не мог долго выдерживать, они нашли ровное место, долину, уходившую в гору, и справа от их дороги стоял одинокий могучий камень, подобный пальцу судьбы.

— У меня застыла кровь, — сказал Гимли, но остальные молчали, и его голос упал на толстый слой пихтовых игл у них под ногами и затих. Лошади не хотели идти мимо грозного камня, пока всадники не спешились и не повели их. Так они подошли к концу долины, и здесь была крутая каменная стена, а в ней, как пасть ночи, зияла темная дверь. Над ней на широкой арке были врезаны знаки и фигуры, но они были слишком неясны, чтобы прочесть их, и страх поднимался от них, как густой туман.