Будь моей мамой. Искалеченное детство - Гласс Кэти. Страница 18

— Молодец, — похвалила я ее, и она обняла меня.

Я встречалась с Николой мельком на предварительной встрече, и она успела произвести на меня хорошее впечатление. Ее спокойный, твердый подход к девочке был именно тем, что нужно Джоди, и та, видимо, разделяла мое одобрение, поскольку приветствовала Николу, словно давнюю подружку. Никола тоже была рада ее видеть, и, пока она раздевалась и складывала вещи, они спокойно беседовали. Мы вышли к кабинету, где Джоди забралась на свое место и начала что-то увлеченно чертить на бумаге, которую я принесла. Словно Мэри Поппинс. Никола нырнула в свою объемистую сумку и извлекла оттуда солидную стопку учебников и ярко раскрашенных тетрадей. Джоди была поражена.

— Начнем прямо сейчас, — уверенно сказала Никола. — После часа я обычно делаю перерыв, Может, обсудим тогда успехи?

— Отлично. Тогда я принесу к этому времени напитки и закуски. — Я убедилась в том, что у них есть все необходимое, и ушла, довольная тем, что с меня сняли ответственность, хотя бы и на пару часов. Наверху я заперлась в комнате, чтобы никто не мог подслушать, и устроилась на кровати с телефоном под боком. Я прикинула, что собираюсь рассказать. Записать все в журнале времени еще не нашлось, но все было так свежо в памяти и так угнетающе живо… Я набрала номер, мне ответила секретарша.

— Можно Джилл к телефону? Это Кэти.

— Соединяю.

Щелчок, потом голос Джилл:

— Здравствуй, Кэти, все в порядке?

— Нет, не в порядке. Дома Джоди насиловали. Это точно. Такого она придумать не могла… — Я быстро пересказала все ее признания, пояснив, как. Джоди с помощью куклы показывала все мне, — я повторила ее слова практически слово в слово.

Джилл помолчала, а потом спросила:

— А ты как, Кэти? Никто даже представить не мог.

Не мог представить? Зная то, что сейчас знаю я, было сложно поверить, что ни у кого не возникло такой мысли, но сомнения — прерогатива социальной службы. Конечно, если бы кто-то знал, что там происходило, Джоди забрали бы раньше. Но как можно было ничего не заподозрить, да еще так долго? Должно быть, они сфокусировались на очевидном физическом насилии (побои, ожоги, переломы), не замечая более страшного зла.

Теперь, когда можно было не сдерживать эмоций перед Джоди, я почувствовала, что переживания и боль переполняют меня. В глазах защипало, к ним подступили слезы, и я разрыдалась. Я рыдала от смешанного чувства бессильной ярости и горькой печали. Но расклеиваться было нельзя. Нужно быть сильной. Для Джоди. Я сделала глубокий вдох:

— Конечно, я расстроена, но слава богу, что все открылось. Это объясняет степень ее травмы. И еще многое объясняет: то, что она стремилась причинить себе боль, то, что отгораживалась от внешнего мира… И, Джилл, такое ощущение, что все это продолжалось довольно долго. Она описывала все настолько спокойно, будто это обычное дело.

Еще одна пауза. Джилл шокировало то, что я ей рассказала. Когда работаешь в социальной сфере с детьми, сталкиваться с установленными случаями насилия приходится часто, но к этому все равно невозможно привыкнуть, а история Джоди была особенно возмутительной. Мысль о том, что такая маленькая девочка могла терпеть подобное на протяжении не одного года, была слишком ужасна.

После недолгого молчания Джилл пришла в себя:

— Так, как только мы закончим, я звоню Эйлин. Нам с тобой нужно встретиться как можно скорее. Мне нужны твои записи. Ты можешь перепечатать их, пока у вас занятия, и переслать мне копию?

— Постараюсь.

— Видно, Джоди доверяет тебе, Кэти, доверяет больше, чем кому-либо прежде. Она четыре месяца во временной опеке — и ни разу об этом не говорила. Я одного не понимаю — где все это время была мать?

— Да. Судя по тому, что рассказала Джоди, трудно поверить, будто мать ничего не знала. Но это неизвестно. Джоди ничего не говорила об этом.

— Джоди ответит, если ты спросишь ее напрямик?

— Не уверена. Она рассказала мне все это сейчас, но только потому, что играла в это время с куклой. Я думаю, ее подтолкнул случай в лифте.

— В лифте?

— Да. Мы выходили из магазина, и она перепугалась в лифте так сильно, что пришлось остановить его и ехать на эскалаторе. Этот страх у нее где-то в подсознании приравнялся к страху, который вызывал отец, и, похоже, это послужило толчком к ее откровению. Попробовать спросить о матери?

— Пожалуй. Но не дави. Может, она выскажется до конца сейчас, сразу, а может, нужно будет время. Смотри по ситуации и вытяни как можно больше информации — конечно, по возможности помягче… — Я услышала, как Джилл отрывисто вздохнула. — Боже мой, она с самого рождения на учете в группе риска, и никто ничего не заметил! Но кто-то за это ответит.

Джилл, как и я, была в бешенстве, да оно и понятно. Хотя Джилл исполняла роль проверяющего, она принимала близко к сердцу истории детей, которых мы брали под опеку. На такой работе нельзя оставаться, если ты не чувствуешь себя эмоционально причастным ко всему, что происходит.

— А знаешь, — продолжала я. — она болтает много бессмысленной чепухи со своими воображаемыми друзьями. Иногда от нее подолгу не дождешься ни одного осмысленного слова. И я ее никогда не видела такой вменяемой и сосредоточенной, как тогда, когда она описывала все это. Будто ее подменили.

— Слава богу, что теперь она с тобой. Поговорим позже — нужно их там прижать. Если появится что-то еще, звони немедленно.

— Хорошо.

Я положила трубку и задумалась — ответственность за дальнейшую судьбу девочки была слишком серьезной. Теперь, когда Джоди открыла мне свою душу, я уже никак не могла отказать ей в приюте, что бы она там ни выкинула. Сама того не осознавая, Джоди своим рассказом выказала мне полное доверие. Как можно допустить, чтобы это доверие было обмануто? Я встала и направилась вниз. Проходя мимо гостиной, я услышала, как Никола читает цепочку коротких слов, которые Джоди повторяет за ней. По голосу ей можно было дать года четыре.

По коридору я вышла в переднюю, достала из своего стола журнал событий и стала делать заметки, стараясь изложить все в мельчайших деталях, и уже успела исписать полторы страницы, когда зазвонил телефон. Думая, что это Джилл или Эйлин, я схватила трубку.

— Алло? — спросила я. В трубке молчали. — Алло? — повторила я.

По-прежнему ничего. Соединение, тем не менее, сработало, на другом конце провода кто-то был. Я прислушивалась, и мне показалось, что я услышала шелест, как будто кто-то тряхнул трубку. Возможно, это какой-то ребенок боялся спросить, не ошибся ли он номером. Или моя подруга Пэт, она живет сейчас в Южной Африке и звонит раз в месяц, и тогда очень часто бывают проблемы со связью. Я снова сказала «алло».

Мертвая тишина. Я отсоединилась и набрала 1471. Автоматический голос сообщил: «Сегодня вам поступил звонок в четырнадцать часов двадцать минут. Номер звонившего не определен».

Я постояла немного, размышляя, потом вернулась за стол. Может, это были родители Джоди? Вообще-то, у них не должно быть моих координат, но годы работы опекуном сделали меня подозрительной. Я закончила записи, после чего стала печатать их на компьютере. Несколько минут спустя я услышала, как Джоди скачет сюда по коридору.

— Кэти! У нас перерыв! Где мои кроссовки? Мы идем в парк.

— В сад, — поправила Никола из задней комнаты.

Я нажала «Сохранить», вышла в коридор и помогла Джоди одеться. Она побежала в коридор, и я открыла дверь, чтобы выпустить ее. Никола подошла ко мне к окну, и мы вместе наблюдали за неуклюжими потугами Джоди раскачаться на качелях.

— Бедняжка, — сказала Никола и повернулась ко мне: — Кэти, она только что сказала кое-что… Эго меня обеспокоило. Ты должна знать. Мы изучали букву Ш. «Штаны» — одно из слов, которое я дата ей на эту букву. Я показала ей картинку, где были нарисованы штаны, а она разозлилась и отказалась смотреть на нее. А потом сказала: «Мой папа спускает штаны. Он плохой, правда?»