Мир глазами кота Боба. Новые приключения человека и его рыжего друга - Боуэн Джеймс. Страница 35
У меня не было ответов на эти вопросы. Так что я просто в очередной раз признал, что Боб обладает способностями, которые лежат за гранью моего понимания, и, вероятно, так будет всегда.
Это печальная сторона наших отношений. Боб – потрясающий друг, но он был и остается загадкой. Я никогда не пойму до конца, что творится в его кошачьем мозгу. Да, мы лучшие друзья. У нас почти телепатическая связь. Мы понимаем друг друга на подсознательном уровне. Но все же я никогда не узнаю, о чем он думает. И Боб не может поделиться со мной своими мыслями. Глупо, конечно, но иногда из-за этого мне становится очень грустно. Вот как сейчас.
Автобус полз по лондонским пробкам, а я прижимал Боба к себе и отчаянно хотел понять, что именно он пережил в том переулке. Он испугался? Или просто выпустил наружу основные инстинкты? Или понял, что нужно защитить себя и меня, и атаковал? Значит ли это, что он уже обо всем забыл? Или в его голове крутятся сейчас те же мысли, что не дают мне покоя вот уже много дней: я устал от такой жизни, устал все время оглядываться через плечо, я хочу жить в безопасном, счастливом мире…
Конечно, будь его воля, он бы сидел у батареи, а не морозил хвост на тротуаре, отбиваясь от всяких подонков в переулке. Этого хотело бы любое разумное существо…
Предаваясь грустным мыслям, я машинально запустил руку в карман и вытащил смятый флаерс. Кажется, это был последний, остальные мы раздали. Для листовок использовали нашу фотографию, поверх которой можно было прочитать:
Приходите познакомиться
с Джеймсом Боуэном и котом Бобом!
Джеймс и Боб будут подписывать свою новую книгу
«Уличный кот по имени Боб»
в книжном магазине «Waterstones», Айлингтон-Грин, Лондон
во вторник 13 марта в 18:00
Боб смотрел на флаерс, слегка наклонив голову. Казалось, он узнал нас на фотографии.
Несколько минут я сидел и тупо смотрел на листовку, погрузившись в свои мысли.
Меня одолевали все те же вопросы, от которых я, по правде говоря, уже порядком устал. Сколько еще я буду подвергать себя и Боба опасности? Когда наконец я разорву этот порочный круг и покину улицу?
Аккуратно сложив флаерс, я убрал его в карман.
– Надеюсь, Боб, это и есть ответ, – пробормотал я. – Очень надеюсь.
В ожидании Боба
На часах было всего девять утра, но мой живот уже урчал, как бетономешалка. Я приготовил тосты, но есть их не стал – побоялся, что стошнит. Если я сейчас себя так чувствую, что со мной будет вечером?
Издатели организовали нам с Бобом автограф-сессию, решив, что это сделает книге дополнительную рекламу в Лондоне и привлечет покупателей. Я раздавал флаерсы не только на Ковент-Гарден; пару раз мы с Бобом ездили на станцию «Энджел», где у нас было немало друзей.
Книжный магазин «Waterstones» в Айлингтоне был самым подходящим местом для встречи с читателями, поскольку сыграл немаловажную роль во всей этой истории. Когда мы с Гарри только приступили к работе над книгой и нам некуда было идти, нам выделили место на втором этаже, а еще раньше я прибежал в этот магазин в поисках Боба, которого напугала злая собака.
Незадолго до автограф-сессии я начал давать интервью для газет и даже пару раз выступил на радио и телевидении. Чтобы я разобрался, как нужно себя вести, меня отправили к опытному медиаспециалисту в центральном Лондоне. Меня посадили в звукоизолированную комнату, и сперва я чувствовал себя не в своей тарелке. Сначала мы записывали то, что я говорю, а потом эксперт анализировал запись. К счастью, люди в студии отнеслись ко мне со всей душой и объяснили некоторые тонкости. К примеру, во время первой записи я совершил классическую ошибку новичков – постоянно стучал карандашом по столу. Когда мы слушали то, что получилось, навязчивый стук практически заглушал мои слова.
Мы также отрепетировали ответы на все вопросы, которые мне могли задать. Специалист сказал, что, скорее всего, люди будут интересоваться тем, как я очутился на улице, как Боб изменил мою жизнь и что ждет нас в будущем. Тему наркотиков мы тоже затронули, и я был счастлив ответить на эти вопросы, поскольку в кои-то веки мне нечего было стыдиться.
Авторы газетных статей и заметок в Интернете были в основном настроены положительно. Журналист из «Лондон Ивнинг Стандарт» написал про Боба, что он был «первым котом, покорившим Лондон со времени Дика Виттингтона». Обо мне он, увы, отозвался не столь лестно, упомянув дырявые джинсы и потемневшие зубы и ногти. Журналист также заметил, что у меня проскальзывают «просительные интонации человека, привыкшего к тому, что на него никто не обращает внимания». Я знал, что нужно быть готовым к таким вещам, все-таки для большинства я по-прежнему относился к категории «порченых товаров», как сказал все тот же автор. И тем не менее мне было неприятно.
Раздача автографов должна была состояться за два дня до официального выхода книги – пятнадцатого марта, в мой тридцать третий день рождения. Я надеялся, что совпадение не станет дурным знаком – с тех пор, как я был подростком, этот праздник редко оказывался поводом для радости.
Например, тринадцатый день рождения я провел в палате психиатрического отделения детской больницы. Это было очень грустное время моей жизни, а после выписки я и вовсе покатился по наклонной: начал нюхать клей и экспериментировать с марихуаной. Тогда я делал первые шаги к будущей наркотической зависимости.
Через десять лет, в свой двадцать третий день рождения, я бродяжничал на улицах Лондона. Я мог провести его в приюте для бездомных, а мог и на вокзале Чаринг-Кросс. Это был самый мрачный период моей жизни, и я почти ничего не помню из того времени. Недели, месяцы и годы слились в один бесконечно длинный пасмурный день. Если я и помнил, что за праздник пятнадцатого марта, это ничего не меняло: с утра и до ночи я попрошайничал, пытался занять или украсть деньги, чтобы добыть дозу. Я не думал ни о чем, кроме героина, и вполне мог закончить так же, как тот несчастный парень в подъезде.
Прошло еще десять лет, и в моей жизни что-то начало меняться к лучшему. Такое чувство, будто я оказался в другом мире. Оглядываясь назад, я с трудом верю в то, что прошел через весь этот ужас. Но десять лет бродяжничества навсегда останутся частью моего прошлого. Хорошо это или плохо – не знаю. Но в своей книге я не стал ничего приукрашивать. Все это было со мной: и ломка, и ночевки на улице… И теперь, когда мне нужно было открыть свою жизнь посторонним людям, я отчаянно нервничал.
Перед началом автограф-сессии у меня была назначена встреча с фотографом и оператором из международного новостного агентства Рейтер. Фотограф хотел снять нас с Бобом в обычной повседневной обстановке: как мы едем в метро, как выступаем на Нил-стрит. Я был рад возможности отвлечься; когда съемка закончилась, уже смеркалось.
Мы с Бобом вернулись в Айлингтон и пошли знакомой дорогой от станции «Энджел»; март снова демонстрировал свой непростой характер, от влажного холода мерзли уши и нос. Человека, захватившего мой участок, нигде не было видно. Гуз, продавец цветов, сказал, что тот парень с собакой всем мешал и координаторы его прогнали. Теперь у станции никто не торговал «Big Issue».
– Какая досада! – вздохнул я. – Такой участок пропадает.
Впрочем, теперь это была не моя забота. Мне и своих переживаний хватало.
По дороге к книжному магазину мы с Бобом зашли в небольшой парк Айлингтон-Мемориал. Поскольку мы приехали заранее, я отпустил кота побегать по кустам, а сам сел на скамейку, чтобы покурить в тишине. Словно приговоренный к казни, я растягивал удовольствие, перед тем как выйти к расстрельной команде. И в то же время меня не покидало чувство радостного ожидания. Мне казалось, будто вот-вот начнется новая, лучшая жизнь, что я приступлю к новой главе.