Летучий корабль - Белянин Андрей Олегович. Страница 37

– Денька через три.

– Отлично, набирайтесь храбрости и постарайтесь им все честно рассказать, а докладную царю Гороху я уже отправил.

– Добрый вы и заботливый… – Глаза Олёны смотрели на меня так нежно, что я ощущал себя едва ли не полубогом.

– Кхм… – многозначительно прорезался за моей спиной еремеевский бас. – Так что, сыскной воевода, двор осматривать будем или нет?

– Да, разумеется, естественно, конечно, сию же минуту! Вы не против?

– Нет, – ответила она. – В дом тоже зайдете?

– В следующий раз, если пригласите. На сегодня, по плану, только двор. Мы ненадолго…

…Двор владельца кожевенной лавки не многим отличался от остальных дворов местных жителей. Большой сарай, видимо для хранения товара, был заперт на три замка. Но в принципе нам там и смотреть-то нечего, не за тем пришли. Чаны для замачивания кож стояли на том же месте, вот их мы осмотрели особо тщательно. Потом еще была целая гора стружек и опилок, маленькая конюшня на одно место, без лошади; старая телега, открытая мастерская, ну, еще что-то там по мелочи. Но даже при самом старательном осмотре ничего похожего на шапку-невидимку мы не обнаружили. По словам Олёны, она также не видела что-либо подобное:

– Когда меня сзади ухватил кто-то да железом острым в бок уперся, я испугалась сначала. Потом споткнулась и упала, а тот, кто меня держал, так через ногу мою и рухнул. Гляжу, Настька! Глаза злые, в руках ножик. Я – бежать, она за мной. У чана догнала, тут и вы подоспели… Никакой шапки на ней не видала. Вот разве… ежели дядюшка, с утра отъезжаючи, ее нашел да с собой забрал? Он у нас домовитый, все, что на дороге лежит, – все себе тащит.

– Увы, вполне может быть… – вынужденно признали мы. Это мало радовало, но тем не менее давало хоть какую-то робкую надежду все-таки вернуть шапку-невидимку. А здесь ловить больше было нечего.

…В отделение возвращались несолоно хлебавши. Баба Яга заканчивала инструктаж последней группы. Кроме тех молодцов, что были с нами на обыске постоялого двора Селивестра Поганова, тело покойницы опознали еще шестеро стрельцов. Их мнения о месте жительства Настасьи сильно разнились, но все единогласно утверждали, что неоднократно видели ее в районе базара и Колокольной площади. Отпустив Фому, я принял Митькин доклад. Горох благодарит нас за службу, будет счастлив принять участие в аресте Кощея и, как руководитель всей операции, предлагает свой собственный план задержания преступника. Ему на днях подарили новую дамасскую саблю, против которой ни один злодей не выдюжит, так как она вся целиком заговоренная. В мою задачу, следовательно, входило выманить Кощея на площадь, согнать туда целый стадион народу и дать возможность царю-батюшке прилюдно снести башку отпетому уголовнику в честном поединке. Только так и не иначе он сумеет унять сердечную боль по бедной Ксюшеньке… Иногда Горох меня смешил, иногда раздражал своей душевной простотой. Сегодня именно второе… Подошли двое стрельцов предупредить, что скандальный дьяк матерно требует выпустить его из поруба «по малой нужде», в противном случае угрожая затопить нам весь следственный изолятор. Я махнул рукой, пускай выпускают на фиг! Обоих! Этому вчерашнему «привидению» добавить пинка под зад и гнать со двора. Филимон Груздев уже ни для кого не представлял интереса, Настасья мертва, других исполнителей у Кощея, судя по всему, не было. Стрельцы вежливо позволили дьяку добежать до нашей уборной, а потом невежливо вытолкали за ворота. «Привидением», как я и предполагал, оказался все тот же Павел Псуров. Надо было спорить с Ягой на рубль, она не верила… На этот раз представитель альтернативного следствия был наряжен в два мешка из-под муки, поминутно чихал и уверял всех, что он – предрассветный туман! Дескать, специально обрядился утренним маревом и шел по следу банды разбойников, волокущих охапки царских чертежей. А еремеевские стрельцы, стало быть, оторвали его от важнейшего задания, зверски избили и посадили в тюрьму, на что он будет жаловаться надеже-государю не переставая! Если вы найдете в Лукошкине безнадежно тупого дебила с такой развитой фантазией, что примет обсыпанного мукой пьяницу за клубы серого тумана, – я собственноручно подарю вам звездочку с погона… Охранники разделяли мое мнение, и Псурову по сравнению с дьяком досталось втрое. Уже за территорией отделения они отряхнулись и в обнимку пошли на царский двор плакаться боярской думе на мое самоуправство. Я вернулся в дом, сел за стол, погрустил о несовершенстве мира и даже как-то не сразу понял, что, собственно, меня напрягает. Вроде бы в горнице ничего не изменилось: большая русская печь, полки с посудой, самовар, вязаные дорожки на полу, все, как всегда… Пришлось присматриваться дважды, прежде чем я уловил, чего тут не хватает, – стол был пустой! В том смысле, что меня не ожидал обещанный завтрак, а, как вы помните, подобные провалы в памяти для Бабы Яги отнюдь не характерны. Я не успел еще толком вникнуть в причины подобного нонсенса, как дверь бабкиной комнаты распахнулась и Яга скользнула в горницу. Вид у нашего эксперта по криминалистике был суровый и неприступный. Без всяких предисловий и объяснений старушка бухнула передо мной на стол две вещи: золотое кольцо с пятилепестковым цветком и лыковый лапоть, примерно тридцать седьмого размера. Я попробовал сделать задумчивое лицо, глубокомысленно кашлянул… особого дара прозрения мне это не добавило. Ну, предположим, это колечко Олёны, только где Яга его взяла? При чем тут лапоть (вроде с левой ноги), тоже не очень ясно. Понятно одно, завтрак мне не подали потому, что я его не заслужил! И видимо, у бабки есть на то очень серьезные причины…

– Ладно, сдаюсь… Что все это значит?

– А значит энто, соколик ты мой, что все наше расследование опять коту под хвост! Либо я на старости слаба глазами стала и нюх милицейский теряю, либо ты всю работу отделения не в ту степь направляешь. Ей-богу, Никитушка, как села я да как все факты с уликами сопоставила, так и призадумалась невольно: а ты не вредитель ли у нас?!

От подобного «предположения» у меня просто пропал дар речи. Баба Яга с минуту сверлила меня специфическим, прокурорским взглядом, словно щепетильно высвечивая самые заповедные уголки моей темной души.

– Не серчай, участковый. Чистое у тебя сердце, да к горю людскому ответчивое… Вот кое-кто добротой-то твоей и попользовался. Что глядишь как неродной? Я тебе правду говорю…

– Бабуля! – взмолился я, вытирая носовым платком пот со лба. – Хватит загадок, давайте выкладывайте все как есть!

– Как есть? А вот этого-то я и не знаю, не ведаю… – язвительно развела руками Яга. – Давай-ка лучше в такую игру поиграем: я тебе загадки коварные загадывать буду, а ты на них ответ держать. Сумеешь меня победить – твоя взяла! Сей же час ухожу из опергруппы на пенсию, буду вам, молодым, кашу варить да со стола прибирать. В следственные дела и носу не суну! А вопрос мой будет такой: ты драку-то с невидимкою у поруба хорошо ли помнишь?

– Естественно! Как-никак сам принимал деятельное участие…

– Помнишь, значит? Ну, так проверим: когда ты водицей на землю плеснул, в грязи следы малые, девичьи отпечатались. А вот какие?

– Это в смысле обуви? Носок острый, каблук узкий, предположительно – небольшой сапожок…

– Стало быть, преступница в сапожках была! Так вот тебе, сыскной воевода, первая загадка: когда же Настька разбойная в лапти переобуться успела?!

Я тупо взял лапоть в руки… Боже мой, когда стрельцы перенесли тело в наш сарай, ведь я лично проводил первый осмотр. На трупе был старый сарафан, рубаха, какая-то накидка сверху и… лапти! Действительно, лапти! Неужели этот нож, торчащий из живота, настолько завладел моим вниманием, что я перестал видеть очевидное?

– Никитушка, ты ведь телу уголовницы поперед меня осмотр вел. Как думаешь, где я энто колечко нашла?

– На пальцах обеих рук его не было, – неуверенно заявил я.

– Верно, на груди ейной оно сокрыто было, на веревочке висело. Ты, поди, под одежкой-то у ней не лазил?