Конец времен (ЛП) - И Сьюзен. Страница 20

- А еще они трудятся над созданием ангельской чумы, на которую возлагают надежды по тотальному уничтожению моего вида.

- Серьезно?

- Во время спасательной операции на Алькатрасе они вломились в лабораторию и прихватили с собой кое-какие наработки. Судя по всему, Лейла занималась разработкой нашей версией чумы – человеческой. И в процессе оптимизации прогнозируемого урона успела синтезировать несколько штаммов. Один из них, как думают сопротивленцы, сработает против ангелов.

- И насколько они близки к созданию вируса?

- Не так чтобы очень. Иначе мне пришлось бы их устранить.

Остаток пути мы проделываем в тишине, отяжеленной идеей «убей или будь убит».

Пейдж сидит на земле рядом с саранчой, а мать и ее подруга застыли на приличном от них расстоянии, глаз не спуская с чудовищ.

Сестра поднимается на ноги, велит питомцам взлететь на ветки и тут же бросается к маме. Пейдж всегда занимала особое место в ее сердце, в их отношениях было больше тепла. Мама гладит волосы младшей дочери, а та нежится в ее объятиях.

- Как прошло с Доком? – шепчет мне Раффи.

Я делаю глубокий вдох и выкладываю новость о сломанной руке. Раффи ничего не говорит, хотя, уверена, принять ему это непросто. Его отрезанные крылья, не будучи пришитыми обратно, увядают с каждой минутой. Так же долго, как в прошлый раз, им точно не протянуть. Но единственный врач, способный провести операцию, выведен из игры на ближайшие шесть недель.

И моя сестра по-прежнему голодает…

Я выжата как лимон. Должно быть что-то еще, какой-то другой выход, но моральное истощение мешает сосредоточиться. Я хочу заползти в свой ментальный чулан, опустить тяжелый засов – отгородиться от мира.

Я прислоняюсь к Раффи, ощущая крепкие мышцы своим предплечьем, и прикрываю глаза. Его близость меня расслабляет. С ним спокойно и так надежно, что неясно: я его утешаю или все-таки он меня.

Приподняв веки, я замечаю, что за нами наблюдает мамина подруга. Я сразу же выпрямляюсь и делаю шаг в сторону. Странно, что ей интересней мы, а не саранча или малышка, покрытая швами.

- Тебя кое-кто ищет, - произносит она.

Нашла чем удивить.

- Слышала я об этом.

Ангелы, адские твари… кому еще кусочек Пенрин?

Она кивает в сторону Раффи:

- Я говорю о нем.

А что, и Раффи объявили в розыск? Когда мы выступали против ангелов, его лицо скрывала маска, а сам он походил на демона. Кто бы его узнал?

- У меня для тебя послание, - продолжает женщина. – Оно гласит: свобода и благодарность. Верь, брат мой.

Раффи хватает пары секунд, чтобы обдумать ее слова.

- Где он?

- Ожидает тебя в центре города, в церкви с витражами.

- Прямо сейчас?

- Да.

Раффи обращается ко мне:

- Знаешь, где это?

- Вроде того. – Смутно, но я припоминаю расположение пары церквей в пределах Пало-Альто. – А что такое?

Он не отвечает.

Мне интересно, не могли ли близнецы превратно истолковать слухи. Возможно, ангелы ищут вовсе не меня, а Раффи.

- Могу я чем-то быть полезна? – спрашивает женщина. Невозмутимость в голосе этой блаженной действует мне на нервы.

- Нет, благодарю, - отвечает Раффи рассеянно, он успел глубоко погрузиться в свои мысли.

Женщина откидывает капюшон. Голова обрита, кожа очень бледна.

Она сбрасывает на землю пальто. Ее тело обернуто простыней, концы которой завязаны на плече. Темные глаза кажутся просто огромными на контрасте с совершенно лысым черепом, взгляд светится безмятежностью. Она держит руки прямо перед собой, пальцы сцеплены в замок. Единственное, что как-то связывает ее со старым миром – белые тенниски, скрытые простыней.

Женщина отвешивает легкий поклон, а затем поворачивается к моей сестре. Она не заводит вербовочных речей, ожидаемых от кого-то столь явно причастного к апокалиптическому культу – неспешно приближается к Пейдж и замирает напротив нее.

Мама склоняет голову:

- Благодарю за твою жертву. И за то, что вызвалась добровольно.

- На что вызвалась? – во мне нарастает тревога.

- Не волнуйся, Пенрин, - отмахивается от меня мать. – Я позабочусь об этом.

- О чем позаботишься? – Мне непривычно видеть ее, взаимодействующей с другими людьми, и уж тем более так, как это происходит сейчас. – О чем, позаботишься, мама?

Она поворачивается ко мне с таким раздражением, будто ей за меня стыдно.

- Объясню тебе позже, когда подрастешь.

Я часто-часто моргаю, уставившись на нее. Вот это номер.

- Когда подрасту? Серьезно?!

- Пенрин, я тебя знаю. Ты не захочешь на это смотреть. - Она взмахивает руками: кыш-кыш.

Я отступаю на пару шагов, в тень, где стоит Раффи, но глаз не отвожу. Мама жестом велит отойти еще дальше, и мы делаем вид, что уходим. Я жду, притаившись за деревом, когда она отвернется, а Раффи вообще не заморачивается с прикрытием.

Женщина из культа падает на колени и покорно опускает голову перед Пейдж. С одной стороны мне хочется уйти, не узнав, чем кончится дело; с другой – встать между ними и помешать происходящему.

Безусловное одобрение со стороны мамы – веская причина остаться и все тут проконтролировать. Они что, пытаются завлечь Пейдж в культ? Тогда мне не зазорно за ними шпионить. Обычно я та, кто кричит, что приватность и личная жизнь превыше всего, но в данной ситуации мне нужно убедиться, что ничего, эм… безумного здесь не случится.

- Я пришла услужить тебе, Мессия, - говорит женщина.

- Все хорошо, - обращается мама к Пейдж. - Она сама вызвалась. У нас теперь целая очередь добровольцев из культа. Они знают, насколько важны для тебя. И готовы принести жертву.

Жертву? Чего-чего?

Я бросаюсь к ним.

Пейдж сидит на поваленном дереве, глядя на женщину, стоящую перед ней на коленях. Та ослабила узел на своей простыне и склонила голову набок, ее шея обнажена и уязвима.

Я застываю, понимая, в чем дело.

- Что ты творишь?

- Пенрин, не лезь, - говорит мама. – Это частное мероприятие.

- Ты привела ее в качестве мяса?

- На этот раз все по-другому, - оправдывается мать. – Она вызвалась. Для нее это почетно.

Женщина поднимает на меня глаза, не меняя своей неудобной позы.

- Это правда. Я избрана. Вскормить Мессию, что воскрешала мертвых и поведет нас в рай – огромная честь.

- Да кому теперь хочется в рай? Там же ангелы сплошь и рядом. - Я гляжу на нее, пытаясь понять, шутит она или нет. – Вы реально вызвались на съеденье?

- Моя плоть насытит Мессию, а дух возродится.

- Вы издеваетесь, что ли? – Я смотрю то на мать, которая кивает с самым серьезным видом, то на женщину, которую будто бы одурманили. – Откуда взялась эта чушь про Мессию? Сопротивленцы хотели ее пытать, а затем четвертовать.

- Доктор из Алькатраса поведал Овадии Уэсту и членам Совета о том, что она – Мессия, избранная, спасительница. Никто ему не поверил, но «Новая Заря» знает, она избавит нас от небесной кары.

- Пейдж – маленькая девочка. – Я бы хотела добавить «обыкновенная», но, увы, это не так.

- Пожалуйста, не останавливай меня. - В глазах женщины застыла мольба. – Прошу, не мешай. Кто-то другой займет мое место, и если меня отвергнут – это позор навеки. – Ее глаза наполняются слезами. – Умоляю, позволь мне стать значимой в этом мире. О большем я и мечтать не смею! Величайшая жертва, величайшая честь…

У меня отвисает челюсть. Чем на такое ответить?

Зато моей сестре слово «нет» дается легко. Она сидит в позе лотоса, словно монах, и застенчиво качает головой. Мы с трех лет зовем ее маленьким Буддой – с тех пор, как она решила исповедовать вегетарианство.

По щекам женщины струятся слезы.

- Я понимаю. У вас на меня иные планы, – говорит она с таким видом, словно ее признали браковкой. Она медленно поднимается с колен и затягивает узел на плече, бросая взгляды в мою сторону.

Затем кланяется и пятится назад, не смея повернуться к Пейдж спиной.

Мама раздраженно вздыхает: