Признайся (ЛП) - Гувер Колин. Страница 7

Может быть, я боюсь, что как только картины покинут меня, они будут неправильно поняты. Недооценены.

- Это был действительно быстрый душ, - усмехается она.

Она пытается сменить тему, хотя мы ничего не обсуждали вслух. Мы оба знаем, пусть мы и молчали, но в течение последних нескольких минут центром внимания были ее слезы и то, что было их причиной.

Почему тебе так понравилась эта часть выставки, Оберн?

- Я всегда принимаю душ быстро, - заявляю я и понимаю, что мой ответ не производит впечатления.

Почему я даже не пытаюсь быть впечатляющим?

Я поворачиваюсь к ней, она делает то же самое, но сначала смотрит себе под ноги, она все еще смущена тем, что я видел, как подействовало на нее мое искусство.

Мне нравится, что она сначала посмотрела на свои ноги, потому что меня ее стеснительность восхищает.

Только тот бывает смущенным, кому важно мнение других.

Это означает, что ее заботит мое мнение, пусть отчасти. Мне это нравится, потому что меня, очевидно, волнует ее мнение обо мне. Иначе я бы тайно не надеялся, чтобы ее действия и разговоры не напоминали мне о палиндроме «Ханна».

Она медленно поворачивается, и я стараюсь придумать что бы такое впечатляющее ей сказать. Я еще не готов, хотя ее глаза уже встретились с моими и, похоже, она надеется, что во мне достаточно уверенности заговорить первым.

И я заговорю первым, правда, думаю, что уверенность не играет здесь особой роли.

Смотрю на мое запястье, чтобы проверить время, а ведь я не ношу часы. Быстро чешу несуществующий зуд.

Вряд ли, я смотрюсь уверенным в себе.

- Мы открываемся через пятнадцать минут, так что я должен объяснить тебе, как это все работает.

Она выдыхает, почему-то, мои слова делают ее более расслабленной и спокойной.

- Звучит хорошо, - откликается она.

Я подхожу к «Ты не существуешь, Бог» и указываю на признание, приклеенное к стене.

- Эти исповеди являются названиями картин. Цены написаны на обороте. Все, что тебе необходимо сделать - записать покупку, дать им заполнить информационную карту для доставки картины и прикрепить признание к карте доставки. Так я буду знать, куда их отправить.

Она кивает и смотрит на карточку. Вижу ей хочется взглянуть поближе, так что я снимаю ее со стены и отдаю ей. Слежу, как она снова читает признание, прежде чем перевернуть карточку.

- Думаешь люди покупают свои собственные признания?

Я знаю, что они делают это. Люди признавались мне, что они - те, кто написал признание.

- Да, но я предпочитаю не знать об этом.

Она смотрит на меня, как на безумного, но с интересом, поэтому решаю не обращать внимания на взгляд.

- Почему ты не хочешь знать? - задает она вопрос.

Я пожимаю плечами, и ее глаза скользят к моим плечам, и кажется, задерживаются на моей шее. Это заставляет меня задаться вопросом, что она думает, когда она смотрит на меня вот так.

- Знаешь, бывает слышишь группу по радио, и представляешь их у себя голове? - начинаю объяснять я. - Но потом увидев их фотографию или видео с ними, понимаешь, что между твоим воображением и реальностью нет ничего общего? Не обязательно лучше или хуже, чем представлял себе, просто по-другому?

Она понимающе кивает.

- И здесь также, я заканчиваю картину, и кто-то говорит мне, что его признание вдохновило меня. Когда я пишу картину, я создаю свою историю в голове, представляю себе, что побудило человека на это признание и кто его прислал.

Она улыбается и смотрит на свои ноги.

- Есть такая песня, называется» Hold On « группы Alabama Shakes, - говорит она, объясняя причину ее пылающих щек.

- Я слушала эту песню больше месяца, прежде чем увидела видео и поняла, что певец - женщина. Это говоря о выносе мозга.

Я смеюсь. Она прекрасно понимает, о чем я говорю. Не могу перестать улыбаться, потому что знаю эту группу, и с трудом верю, что кто-то думает, что певец - мужчина.

- Она же называет свое имя в песне, разве нет?

Она пожимает плечами, и теперь, я смотрю на ее плечи.

- Я думала, он имел в виду кого-то другого, - бормочет она, все еще называя певицу «он», хотя теперь знает, что это - она.

Она отводит взгляд, и обойдя меня, направляется к стойке. Она по-прежнему держит признание в руке, и я позволяю ей унести его с собой.

- А ты думал о том, чтобы позволить людям покупать картины анонимно?

Я подхожу в противоположной стороне стойки и наклоняюсь вперед, ближе к ней.

- Не сказал бы, что размышлял над этим.

Она пробегает пальцами по прилавку, калькулятору, информационным картам, моим визитным карточкам. Берет одну. Перевернув ее, произносит:

- Тебе нужно печатать на обороте признания.

Как только эти слова покидают ее рот, она сжимает губы в тонкую линию. Она думает, что я оскорбился ее предложением, но это не так.

- Какая мне польза от того, что покупки станут анонимными?

- Ну, - рассуждает она, осторожно ступая, - если бы я была одной из тех людей, кто написал одно из них…

Она поднимает руку с признанием.

- Я была бы слишком смущена, чтобы купить его. Я бы побоялась, что ты узнаешь, что я была той, кто написал его.

- Думаю, редко те, кто пишут признания на самом деле приходят на выставку.

Она, наконец, протягивает мне признание, затем кладет руки на прилавок.

- Даже если бы я не писала признание, я была бы слишком смущена для покупки картины, боясь, что ты подумаешь, что это я написала его.

Хорошая точка зрения.

- Думаю, что признания добавляют элемент реалистичности твоим картинам, которой нет в другом виде искусства. Если люди идут в галерею и видят картину, с которой чувствуют единение, они могут купить ее. Но если человек приходит в галерею и видит картину и признание, которое их объединяет, они могут не захотеть устанавливать с ней контакт. Но им приходится это делать. Они смущены, что почувствовали связь с живописью о матери, признающейся, что она не может любить своего ребенка. И когда они отдают карточку с признанием тому, кто собирается оформить их приобретение, они по сути, говорят этому человеку: «Я связан с этим ужасным признанием вины».

Я преклоняюсь перед ней, поэтому стараюсь не смотреть на нее с таким очевидным восхищением.

Я выпрямляюсь, но не могу стряхнуть внезапное желание поселиться в ее голове. Побродить в ее мыслях.

- Ты хорошо дискутируешь.

Она улыбается мне.

- А кто здесь дискутирует?

Не мы. Определенно не мы.

- Так давай сделаем это, итак…, - решаю я. - ... Мы разместим номера под каждой картиной, и люди смогут принести тебе номер, а не карточку с исповедью. Это даст им чувство анонимности.

Обходя стойку, я подхожу к ней и замечаю каждую крошечную деталь ее реакции. Она стала немного выше и сделала небольшой вдох.

Приблизившись к ней, забираю бумажку, затем тянусь через нее за ножницами. Пока я совершаю эти манипуляции, не смотрю на нее, но чувствую ее взгляд и ее желание установить со мной зрительный контакт.

Оглядываю комнату и начинаю считать картины. Тут она прерывает меня и произносит:

- Двадцать две.

Ей кажется неудобно, что она знает количество картин, потому что она отводит глаза в сторону и прочищает горло.

- Я посчитала их раньше... пока ты был в душе.

Она берет ножницы из моих рук и начинает резать бумагу.

- У тебя есть черный маркер?

Я достаю один и кладу на прилавок.

- Почему ты думаешь, мне нужно напечатать признания на визитных карточках?

Она продолжает скрупулезно вырезать квадраты, отвечая мне.

- Признания привлекают внимание. Они выделяют твою студию из всех остальных. Если на визитных карточках будут признания - это пробудит интерес.

Она снова права. Не могу поверить, что еще не додумался до этого. Она должна быть акулой бизнеса.

- А чем ты занимаешься по жизни, Оберн?

- Я стригу волосы в салоне, в нескольких кварталах отсюда.