До встречи с тобой - Мойес Джоджо. Страница 27

Все стало ясно к концу дня. Пока Уилл смотрел с отцом телевизор, я взяла лист бумаги из принтера, ручку из банки на кухонном окне и все записала. Сложила письмо, нашла конверт и оставила на кухонном столе, адресовав матери Уилла.

Когда я уходила, Уилл беседовал с отцом. Более того, он смеялся. Я замерла в прихожей с сумкой на плече, прислушиваясь. Почему он смеется? Что могло его обрадовать, учитывая, что всего через несколько недель он лишит себя жизни?

— Я пошла, — крикнула я через порог.

— Погодите, Кларк… — начал он, но я уже закрыла за собой дверь.

Во время короткой поездки на автобусе я пыталась придумать, что сказать родителям. Они будут в ярости, узнав, что я бросила идеальную, с их точки зрения, и хорошо оплачиваемую работу. После первого потрясения мать примет страдальческий вид и станет защищать меня, утверждая, что мне приходилось слишком тяжело. Отец, наверное, спросит, почему я не беру пример с сестры. Он часто об этом спрашивает, хотя не я разрушила свою жизнь, забеременев и требуя от родных финансовой поддержки и присмотра за ребенком. В нашем доме нельзя говорить ничего подобного, поскольку, если верить моей матери, это все равно что заявить, будто Томас не дар Божий, а все дети — дар Божий, даже те, которые частенько говорят «педик» и чье присутствие означает, что половина потенциальных кормильцев семьи не может найти себе приличную работу.

Я не смогу поведать им правду. Конечно, я ничего не должна была Уиллу и его семье, но не хотела, чтобы их донимали любопытные соседи.

Все эти мысли теснились у меня голове, когда я вышла из автобуса и пошла вниз по склону холма. А потом я завернула на нашу улицу, услышала крики, ощутила легкую дрожь воздуха и на время обо всем забыла.

У нашего дома собралась небольшая толпа. Я прибавила ходу, опасаясь, что случилось несчастье, но затем увидела родителей на крыльце и поняла, что наш дом вообще ни при чем. Всего лишь последняя из долгой серии маленьких войн, отличавших брак соседей.

Что Ричард Гришем не самый верный муж, не было новостью для соседей. Но, судя по сцене в саду, могло быть новостью для его жены.

— Ты что, считаешь меня полной идиоткой? На ней была твоя футболка! Которую я заказала тебе на день рождения!

— Детка… Димпна… это не то, что ты думаешь.

— Я зашла за твоими чертовыми яйцами по-шотландски! [40] И увидела ее в твоей футболке! Бесстыдница! А я даже не люблю яйца по-шотландски!

Я притормозила, проталкиваясь через небольшую толпу к нашим воротам и глядя, как Ричард уворачивается от DVD-плеера. За плеером последовала пара ботинок.

— И давно они так?

Мать в аккуратно завязанном фартуке расплела руки, сложенные на груди, и посмотрела на часы.

— Добрых три четверти часа. Бернард, как по-твоему, добрых три четверти часа?

— Смотря откуда считать — когда она начала выбрасывать одежду или когда он вернулся и обнаружил это.

— Я сказала бы, когда он вернулся домой.

— Тогда скорее полчаса, — поразмыслив, решил папа. — Однако в первые пятнадцать минут она вышвырнула из окна изрядно вещей.

— Твой папа говорит, что, если на этот раз она все-таки его выгонит, он поборется за «Блэк энд Декер» [41] Ричарда.

Толпа росла, но Димпна Гришем не сдавалась. Напротив, казалось, рост аудитории ее воодушевляет.

— Забирай свои грязные журнальчики! — крикнула она, швыряя из окна стопку журналов.

В толпе раздались одобрительные возгласы.

— Посмотрим, как ей понравится, когда ты засядешь с ними в уборной вечером в воскресенье! — Димпна исчезла в доме и вернулась к окну, вывалив корзину белья на лужайку. — И свои грязные подштанники. Посмотрим, будет ли она считать тебя… как бишь там?.. жеребцом, когда ей придется стирать их каждый день!

Ричард тщетно подбирал охапки своих вещей, приземлявшихся на лужайку. Он что-то кричал в окно, но на фоне общего шума и улюлюканья трудно было расслышать. Словно ненадолго признав поражение, он пробился сквозь толпу, отпер свою машину, швырнул на заднее сиденье охапку вещей и захлопнул дверцу. Удивительно, но никто не покушался на его грязное белье, хотя коллекция компакт-дисков и видеоигр пользовалась успехом.

Бабах! Все на мгновение замолчали, когда стереосистема приземлилась на дорожку.

Ричард с недоверием поднял взгляд:

— Сумасшедшая сучка!

— Ты трахал эту сифилитичную косоглазую тролльчиху из гаража, а я — сумасшедшая сучка?

— Как насчет чашки чая, Бернард? — повернулась к отцу мать. — По-моему, становится довольно прохладно.

— С удовольствием, дорогая. Спасибо. — Отец не сводил глаз с соседского дома.

Когда мать ушла в дом, я заметила машину. Это было так неожиданно, что сначала я ее не узнала — «мерседес» миссис Трейнор, темно-синий, приземистый и неброский. Она притормозила, изучая сцену на мостовой, и мгновение помедлила, прежде чем выйти из машины. Она постояла, разглядывая дома, возможно, в поисках номеров. А затем увидела меня.

Я сбежала с крыльца и пошла по дорожке, прежде чем папа успел спросить, куда я направляюсь. Миссис Трейнор стояла подле толпы и взирала на хаос, как Мария-Антуанетта — на бунтующих крестьян.

— Семейная ссора, — сообщила я.

— Заметно. — Она отвела глаза, как будто смутилась.

— И вполне конструктивная по их стандартам. Они ходят к семейному консультанту.

Элегантного шерстяного костюма, жемчуга и дорогой стрижки хватало, чтобы миссис Трейнор выделялась на нашей улице на фоне тренировочных штанов и дешевых ярких тряпок из сетевых магазинов. Держалась она очень чопорно, хуже, чем в то утро, когда застала меня спящей в комнате Уилла. Дальним уголком сознания я отметила, что не стану скучать по Камилле Трейнор.

— Мне хотелось бы побеседовать с вами. — Из-за шума толпы ей пришлось повысить голос.

Миссис Гришем приступила к коллекционным винам Ричарда. Каждую разбитую бутылку встречали радостные вопли и очередные искренние мольбы мистера Гришема. Ручеек красного вина вился между ног и стекал в канаву.

Я посмотрела на толпу, а затем на свой дом. Я просто не могла привести миссис Трейнор в нашу гостиную, заваленную игрушечными паровозиками, с тихо дремлющим перед телевизором дедушкой, мамой, прыскающей освежителем воздуха, чтобы скрыть запах папиных носков, и Томасом, выскакивающим перед гостями, словно чертик из табакерки, с коронным «педик» на устах.

— Мм… Сейчас не лучшее время.

— Быть может, поговорим в моей машине? Послушайте, всего пять минут, Луиза. Несомненно, пять минут вы обязаны нам уделить.

Парочка соседей глянула в мою сторону, когда я забиралась в машину. Мне повезло, что Гришемы — сенсация дня, не то меня тут же принялись бы обсуждать. На нашей улице если садишься в дорогую машину, значит подцепила футболиста либо тебя арестовали полицейские в штатском.

Дверца захлопнулась с едва слышным щелчком, и внезапно воцарилась тишина. Автомобильный запах кожи и мы с миссис Трейнор, больше ничего. Никаких оберток от конфет, грязи, забытых игрушек или ароматизаторов, призванных замаскировать вонь пакета с молоком, разлитого три месяца назад.

— Я думала, вы с Уиллом неплохо ладите. — Она словно обращалась к кому-то прямо перед собой. Когда я не ответила, она спросила: — Вас не устраивает оплата?

— Устраивает.

— Хотите увеличить обеденный перерыв? Я понимаю, что он довольно короткий. Я могу попросить Натана…

— Дело не в расписании. И не в деньгах.

— Тогда…

— Я правда не хочу…

— Послушайте, вы не можете бросить работу в одночасье и даже не позволить мне узнать, в чем, собственно, дело.

— Я вас подслушала, — глубоко вдохнув, ответила я. — Вас и вашу дочь. Вчера вечером. И я не хочу… не хочу быть частью этого.

— Вот как…

Мы сидели и молчали. Мистер Гришем пытался выбить переднюю дверь, а миссис Гришем усердно швырялa всем, что подворачивалось под руку, ему в голову. Выбор метательных снарядов — рулон туалетной бумаги, коробка тампонов, ершик для унитаза, флаконы шампуня — позволял предположить, что она перебралась в ванную.