Семь минут до весны (СИ) - Демина Карина. Страница 147

Если дать волю, то и привяжет.

Не только взгляд. На самом деле взгляд — это мелочь, но…

— А за что мне его любить? — Альфред пожал плечами, и жест этот получился… лживым?

Определенно.

Он сам лжив, старый добрый друг. Или не добрый. И вовсе не друг, не говоря уже о том, что он вовсе не стар.

— Он поломал мои планы. Знаешь, я обрадовался, когда узнал, что ты жива… так обрадовался… и сделал ему предложение.

Райдо ничего не говорил.

И хорошо. Тогда Ийлэ не была готова его слушать. Она и теперь не готова, не уверена в себе, в том, что хватит сил выдержать этот разговор, в котором с ней вновь играют.

— А он отказал. Но проблема даже не в этом… не только в этом… отказ я бы как-нибудь да пережил. Но твой Райдо…

И снова пауза.

Ждет, что Ийлэ скажет, что Райдо вовсе не ее? Неправда.

Ее.

Ему сейчас плохо, и Ийлэ следовало бы находиться рядом, а она ушла. Ей невыносимо было вновь видеть его больным, пусть и болезнь эта — ложная.

Все здесь обман.

Главное, в нем не запутаться.

— Он вел себя так, будто бы лучше меня.

— Он лучше тебя.

— Что? — Альфред усмехнулся, нехорошо так усмехнулся, сделавшись донельзя похожим на Брана.

— Он лучше тебя, — спокойно повторила Ийлэ и в глаза посмотрела. Если ему так хочется поймать ее взгляд, то пожалуйста. — Он умней. Честней. Благородней.

— Благородней, — со смешком произнес Альфред. — Конечно… мне вот благородства никогда не хватало. Я, если разобраться, еще та сволочь… только видишь ли, радость моя…

— Не твоя.

— Пока.

— В принципе.

— Посмотрим. Видишь ли, не моя ты радость, так уж сложилось, что благородным быть непросто. Им это самое благородство очень по жизни ну очень мешает. Настолько, что сама эта жизнь становится короткой-короткой. И безрадостной…

Альфред отступил.

— Подумай, — сказал он. — У тебя есть еще несколько дней… до облавы.

Он сделал еще один шаг назад и исчез. А Ийлэ обняла себя, так и стояла, долго, наверное, пытаясь унять сразу и дрожь, и гнев, и слезы.

Справилась.

Выдохнула и кулаки разжала. Вытерла сухие глаза. Заставила себя улыбнуться, радуясь, что в этом тупике нет зеркал.

Развернулась.

Окончательно получилось успокоиться лишь в комнате Райдо, который все-таки уснул. И кажется, сон его был спокоен. Ийлэ присела рядом и просто сидела.

Смотрела.

Ждала.

Он ведь проснется… и выживет, конечно, выживет, потому что сейчас ему ничего не угрожает… и будет жить… нет, они вместе будут жить долго и счастливо.

И никак иначе.

Нира подкараулила на лестнице.

Встала. Руки на груди скрестила. И глянув исподлобья потребовала:

— Рассказывай.

— Что рассказывать? — Нат после тренировки чувствовал себя опустошенным. И это чувство нравилось ему куда больше глухого гнева, который Гарм принимал раз за разом, повторяя одно:

— Не спеши.

Нат пробовал не спешить, но у него плохо получалось.

Гнев ослеплял.

Лишал воли и разума. Заставлял раз за разом подниматься из грязи и вытирать раскровавленный нос. Бросаться. И падать. Вставать.

Раз за разом…

…сегодня, кажется, дольше обычного.

— Потом.

— Нет, — Нира топнула ножкой.

— Я устал.

Устал. И вправду устал настолько, что еще немного и он попросту уснет на этих вот ступеньках, и будет при том совершенно счастлив, во всяком случае до пробуждения.

— Ты каждый день устаешь, — спокойно произнесла Нира. — И каждый день прячешься. Что ты скрываешь, Нат?

— С чего ты взяла, что я что-то скрываю?

Ложь. Скрывает. А врать Нат никогда толком не умел и полагал это достоинством, ан нет, выходит, что вовсе и не достоинство.

Если бы умел, Нира бы поверила.

И не стала задавать опасных вопросов.

— Я ничего не скрываю, — чуть более уверенно произнес он. — Я просто… после тренировки. Грязный. И нос опять разбил…

…и она жалела.

Утешала.

А Нату было невероятно приятно слушать ее… и не только слушать… позавчера она потребовала прижать к глазу монетку, не поверила, что следов не останется. Села рядом и монетку держала, хмурилась, пеняла Ната за то, что он себя не бережет…

— Рубашку вот порвал…

Он продемонстрировал дыру.

— Зашьешь?

Нира молчала.

Зашьет. Всегда ведь сама… и это тоже часть их жизни, которая только-только началась. И Нат должен сделать что-то, если не хочет, чтобы эта жизнь прямо сейчас взяла и закончилась.

А он не хочет.

Только не знает, что сделать… сказать.

— Я тебя люблю, — Нат выдержал прямой ее взгляд.

— Но не настолько, чтобы поверить, да?

— Я верю.

— Не веришь… думаешь, я совсем наивная? Не понимаю, что в доме что-то происходит… к чему-то готовятся все… а я вот… я снова ничего не значу.

— Значишь. Для меня.

— Неужели, — Нира стиснула кулачки. — И поэтому ты молчишь, да? И все молчат. Конечно, кому надо тратить время, чтобы пытаться объяснить хоть что-то наивной дурочке…

— Ты не дурочка.

— Но наивная, если думала, что с тобой все будет иначе… — она поднялась на ступеньку, и этот шаг показался Нату огромным расстоянием, почти непреодолимым. — А ты… говоришь, что веришь, но на самом деле… на самом деле, твое доверие… я могу зашивать твои рубашки… да, это ты доверяешь… или еще постирать… а больше — нет.

Она отступала, шаг за шагом, пока не оказалась на вершине лестницы.

— Нира… я…

Нат осекся.

— Значит нет, да?

— Нет.

— Тогда я не хочу тебя больше видеть, — она подобрала юбки. — Мне очень жаль, но… я бы еще смогла жить без любви, но не без доверия.

Ушла.

А Нат не остановил.

Он собирался. Пойти за ней. Обнять. Сказать, что не в ней дело, а в ее родичах, что им-то Нат как раз не верит… и что эти Ниру очень хорошо знают… и если так, то смогут понять… нет, тогда придется объяснять все, а этого делать нельзя.

Нат прикусил руку.

Нельзя.

Пока.

Кроме Ниры есть Райдо.

Ийлэ.

Малышка, которую точно некому будет защитить… а Нира поймет.

Наверное.

Но вечером Нат попробует поговорить с ней снова, и быть может, у него получится? Он ведь действительно любит ее…

Не вышло.

— Подъем, — Гарм поднял с постели пинком. — Труба зовет.

— Куда? — Нат мотнул головой, отгоняя муторный, тяжелый сон, в котором он, кажется, все-таки попытался объясниться, только из этого все равно ничего не вышло… кажется, не вышло.

— Птичка одна донесла, что народец в городишке очень взбудораженный… готовятся к облаве, стало быть.

— Шериф?

— Молчит пока. Выжидает, — Гарм широко зевнул и поскреб живот. — Шериф ваш — еще та хитрая сука… знавал я таких. С виду — свой парень, а копни чуток — в дерьме утонешь.

Он кинул Нату чистую рубашку.

Штопаную.

— Не знаю, он ли главный, но в доле точно.

— С чего ты взял? — рубашка пахла чистотой, и Нат не спешил ее одевать. Сидел. Нюхал.

Время есть. Если бы не было, Гарм сказал бы, не постеснялся. Он стеснительностью не отличается вовсе, а еще про Ната говорят, что будто бы он бесцеремонный.

— С того, что… ай, много будешь знать, скоро состаришься. Собирайся уже. Ехать пора. Чую, пригласят нас в последний момент…

Нат натянул рубашку.

Дом опустел.

Ийлэ услышала его недовольство, и страх, который дом прятал в скрипах и вздохах.

— Ты… знаешь, кто? — Ийлэ долго не решалась задать этот вопрос.

— Да. Мне кажется, что знаю.

Райдо этой ночью не ложился. Чуял, что день выдастся непростым? Или просто отоспался? Он последние дни только и делал, что спал. Это вписывалось в сказку о его болезни, к счастью, больше никто не появлялся проверять, сколько же правды было в этой сказке. Но Райдо все равно не выходил из комнаты.

И давился овсянкой.

А по ночам ел пирожки, которыми с Ийлэ не делился, сказал, что она и так поесть может, а ему силы нужны. И пусть пирожков Ийлэ совершенно не хотелось, она и без них прекрасно себя чувствовала, но все одно пыталась утянуть хоть крошку.