Графиня де Монсоро - Дюма Александр. Страница 26

– Хорошо.

– А потом я услышал голос. Ах, на сей раз это был голос госпожи, такой нежный и мелодичный.

– Да, да. Это был ее голос.

– Конечно, ее.

– Ее, ее, клянусь вам.

– Вот уже кое-что, в чем вы можете поклясться. Дальше меня втолкнули в комнату, где лежали вы, и разрешили снять повязку.

– Все так.

– И тогда я вас увидел.

– Где я был?

– Вы лежали на постели.

– На постели с занавесками из белого шелка в золотых цветах?

– Да.

– А стены комнаты были покрыты гобеленами?

– Правильно.

– А на потолке написаны фигуры?

– Точно так, а в простенке между окнами…

– Портрет?

– Вот именно.

– Женщины в возрасте от восемнадцати до двадцати лет?

– Да.

– Блондинки?

– Да, несомненно.

– Прекрасной, как ангел?

– Еще прекрасней!

– Браво! Ну и что вы сделали?

– Я вас перевязал.

– И отлично перевязали, даю слово!

– Старался, как мог.

– Превосходно перевязали, просто превосходно, милостивый государь, сегодня утром рана почти закрылась и стала розовой.

– Это благодаря бальзаму, который я составил; на мой взгляд, он отлично действует, ибо, не зная, на ком мне его испробовать, я не раз протыкал себе кожу в самых различных местах тела, и – честное слово! – через два-три дня дырки уже затягивались.

– Любезный господин Реми, – воскликнул Бюсси, – вы замечательный человек, я полон всяческого расположения к вам… Но дальше, что было дальше? Рассказывайте.

– Дальше вы снова потеряли сознание. Голос спросил меня, как вы себя чувствуете.

– Откуда он спрашивал?

– Из соседней комнаты.

– Значит, самой дамы вы не видели?

– Нет, не видел.

– Что вы ей ответили?

– Что рана не опасна и через двадцать четыре часа затянется.

– И она была довольна?

– Ужасно. Она воскликнула: «Боже мой, какое счастье!»

– Она сказала: «Какое счастье!»? Милый господин Реми, я вас озолочу. Ну дальше, дальше.

– Вот и все, никакого дальше. Вы были перевязаны, а мне уже ничего не оставалось там делать. Голос сказал мне: «Господин Реми…»

– Голос знал ваше имя?

– Конечно, все из-за того несчастного, которого проткнули ножом. Помните, я вам говорил?

– Верно, верно; итак, голос сказал: «Господин Реми…»

– «Будьте до конца человеком чести, не подвергайте опасности бедную женщину, поддавшуюся чувству сострадания; завяжите себе глаза, позвольте отвести вас домой и не пытайтесь подглядывать по дороге».

– Вы обещали?

– Я дал слово.

– И вы сдержали его?

– Как видите, – простодушно ответил молодой человек, – иначе я не искал бы дверь.

– Ладно, – сказал Бюсси, – это великолепная черта характера, показывающая, что вы галантный кавалер, и хотя внутри у меня все кипит от злости, я не могу не сказать: вот моя рука, господин Реми.

И восхищенный Бюсси протянул руку молодому лекарю.

– Сударь! – воскликнул пораженный Реми.

– Примите, примите ее, вы достойны быть дворянином.

– Сударь, – сказал Реми, – я вечно буду гордиться тем, что имел честь пожать руку отважному Бюсси д’Амбуазу. А пока что совесть моя неспокойна.

– Это почему же?

– В кошельке оказалось десять пистолей.

– Ну и что?

– Это слишком много для лекаря, которому больные платят за визит пять су, а то и совсем ничего не платят, и я разыскивал дом…

– Чтобы вернуть кошелек?

– Вот именно.

– Любезный господин Реми, вы чересчур щепетильны, клянусь вам; эти деньги вы честно заработали, они ваши по праву.

– Вы думаете? – с явным облегчением спросил Реми.

– Я отвечаю за свои слова, но дело в том, что расплачиваться с вами следовало вовсе не этой даме, ведь я ее не знаю, и она меня тоже.

– Вот еще одна причина вернуть деньги. Сами видите.

– Я хотел вам сказать только, что и я тоже, и я ваш должник.

– Вы мой должник?

– Да, и я расквитаюсь с вами. Чем вы занимаетесь в Париже? Давайте рассказывайте. Поверьте мне ваши тайны, любезный господин Реми.

– Чем я занимаюсь в Париже? Да, в сущности, ничем, господин граф, но я мог бы кое-чем подзаняться, имей я пациентов.

– Ну что же, вам очень повезло; для начала я вам доставлю одного пациента: самого себя. Поверьте, у вас будет большая практика! Не проходит дня, чтобы либо я не продырявил самое прекрасное творение создателя, либо кто другой не подпортил великолепный образчик его искусства в моем лице. Ну как, согласны вы заняться штопанием дыр, которые будут протыкать в моей шкуре, или тех, которые я сам проткну в чьей-нибудь оболочке?

– Ах, господин граф, – сказал Реми, – у меня так мало заслуг…

– Напротив, вы именно тот человек, которого мне надо, дьявол меня побери! Рука у вас легкая, как у женщины, и с этим бальзамом Феррагюс…

– Сударь!

– Вы будете жить у меня, у вас будут свои собственные апартаменты, свои слуги; соглашайтесь или, даю слово, вы ввергнете меня в пучину отчаяния. К тому же ваша работа еще не закончена: вам надо сменить мне повязку, любезный господин Реми.

– Господин граф, – отвечал молодой врач, – я в таком восторге, что не знаю, как выразить свою радость. У меня будет работа! У меня будут пациенты!

– Ну нет, ведь я вам сказал, что беру вас только для себя самого… ну и для моих друзей, естественно. А теперь – вы ничего больше не вспомните?

– Ничего.

– Ну, коли так, то помогите мне разобраться кое в чем, если это возможно.

– В чем именно?

– Да видите ли… вы человек наблюдательный: вы считаете шаги, вы ощупываете стены, вы запоминаете голоса. Не знаете ли вы, почему после того, как вы меня перевязали, я очутился на откосе рва у Тампля?

– Вы?

– Да… я… Может быть, вы помогали меня переносить?

– Ни в коем случае! Наоборот, если бы спросили моего совета, я решительно воспротивился бы такому перемещению. Холод мог вам очень повредить.

– Тогда я ума не приложу, как это случилось. Вам не угодно будет продолжить поиски вместе со мной?

– Мне угодно все, что угодно вам, сударь, но я боюсь, что от этого не будет проку, ведь все дома тут на одно лицо.

– Тогда, – сказал Бюсси, – надо будет посмотреть на них днем.

– Да, но днем нас увидят.

– Тогда надо будет собрать сведения.

– Мы все разузнаем, монсеньор…

– И мы добьемся своего. Поверь мне, Реми, отныне нас двое, и мы существуем не во сне, а наяву, и это уже много.

Глава XI

О том, что за человек был главный ловчий Бриан де Монсоро

Даже не радость, а чувство какого-то исступленного восторга охватило Бюсси, когда он убедился, что женщина его грез действительно существует и что эта женщина не во сне, а наяву оказала ему то великодушное гостеприимство, неясные воспоминания о котором он хранил в глубине сердца.

Поэтому Бюсси решил ни на мгновение не расставаться с молодым лекарем, которого он только что возвел в ранг своего постоянного врачевателя. Он потребовал, чтобы Реми, такой, как был, – весь в грязи с головы до ног, сел вместе с ним в носилки. Бюсси боялся, что, если он хоть на миг упустит Реми из виду, тот исчезнет, подобно дивному видению прошлой ночи; нужно было во что бы то ни стало доставить его к себе домой и запереть на ключ до утра, а на следующий день будет видно, выпускать его на свободу или нет.

Все время обратного пути было употреблено на новые вопросы, но ответы на них вращались в замкнутом кругу, который мы только что очертили. Реми ле Одуэн знал не больше Бюсси, правда, лекарь, не терявший сознания, был уверен, что Бюсси не грезил.

Для всякого человека, начинающего влюбляться, – а Бюсси влюбился с первого взгляда, – чрезвычайно важно иметь под рукой кого-нибудь, с кем можно было бы потолковать о любимой женщине. Правда, Реми не удостоился чести лицезреть красавицу, но в глазах Бюсси это было еще одним достоинством, ибо давало ему возможность снова и снова растолковывать своему спутнику, насколько оригинал во всех отношениях превосходит копию.