Пересмешник - Пехов Алексей Юрьевич. Страница 39

— Думаю, это неплохая идея — свидетели. Никто не посмеет тебя потом обвинить, что ты ведешь нечестную игру.

— Я не рад, что с помощью магии картинку происходящего увидят все желающие!

— В этом есть свои плюсы. Когда ты победишь…

— То есть ты уже априори считаешь меня победителем? — удивился я.

— Ну… — Он помялся. — Я на это надеюсь.

— Осторожнее с надеждами, они приводят к разочарованиям, — сказал я, наматывая себе на ладонь желтый платок Эрин.

Я часто думал об этой девушке. Не знаю, насколько был прав Владимир эр'Дви насчет нее и Колпаков, но мне вся эта история казалась полным бредом. Что-то здесь не сходилось. Я нюхом чуял какую-то фальшь.

— Меня несколько беспокоят твои навыки, Пересмешник. Когда ты последний раз практиковался в стрельбе?

— Вчера, — тут же, не думая, ответил я ему и глазом не моргнув.

Скажи я что-нибудь иное, и он точно испереживается за мою дальнейшую судьбу.

— Ладно врать-то, — проворчал Талер и с тоской посмотрел на опустевшую тарелку, где совсем недавно лежала целая гора еды. — Слушай, можно еще кофе и сэндвич?

Несмотря на свою худобу, мой приятель лопает так, словно у него вместо желудка бездонная дыра.

— Конечно, — сказал я и позвал Шафью.

Она пришла, как всегда босиком, облаченная в ярко-желтое сари, с серебряными браслетами на запястьях и щиколотках, пахнущая ароматическими маслами своей далекой страны. Талер тут же плотоядно на нее уставился.

— Попроси, пожалуйста, Полли накормить страждущего.

— Конечно, саил. — Она стрельнула в Талера темными, густо подведенными сурьмой глазами и вышла.

— Как ты думаешь, полковник все-таки был прав?

— У тебя просто мания какая-то, — усмехнулся я. — Будь она ревари, мне пришлось бы повысить ей жалованье. Я в жизни не видел, чтобы она держала в руке нож.

Он разочарованно вздохнул и потер виски. Иногда мне кажется, что Талер вовсе не спит. Вот и сегодня он пришел в гости ни свет ни заря, подняв меня с постели. Кстати говоря — это еще одна причина, почему мое настроение нельзя назвать превосходным. Погода была не ах, и я собирался хорошенько выспаться.

— Я навел справки: капитан семь раз входил туда, один раз вернулся ни с чем, пять раз дело закончилось трупами, один раз — его ранением. Так что, в отличие от тебя, Витнерс будет там чувствовать себя как дьюгонь в озере.

— Прекрасно понимаю.

— Два пистолета у каждого. По шесть зарядов в барабане и еще шесть патронов дополнительно. Пули на твой выбор. Никаких Обликов, никаких Атрибутов, никакой магии.

Вернулась Шафья с подносом, на котором стояла тарелка с яичницей, приготовленной с зелеными мидиями и лорски-ми травами, тосты с джемом, сыром «Парвэ» и яйцом и полный кофейник. Талер степенно поблагодарил и не начинал есть, пока девушка не ушла. Все это время он пожирал ее восхищенным взглядом.

Мы проговорили еще минут сорок, когда мой друг вспомнил об очередном важном деле и вскочил с места:

— Увидимся завтра. На Арене. Катарина, кстати говоря, тоже будет. Спасибо за завтрак.

— Постой, — попросил я его, сходил в кабинет и вернулся с подарком:

— Твоя новая шляпа.

— О! — обрадовался он. — В точности как моя прошлая! Даже еще лучше! Спасибо.

Довольный и сытый, он ушел, а я посидел в задумчивости еще с минуту, затем пошел в кабинет, обсудил со Стэфаном последние новости, убрал платок Эрин в стол и решил нанести визит в берлогу к старине Данте. Мы не виделись уже две недели, и я рассчитывал, что его пытливый ум хоть сколько-то поможет мне решить загадки. Обычно беседы с ним наводят меня на новые мысли.

В Дубовом зале я встретился с Эстер. Стафия завороженно смотрела на то, как с ветвей падают листья. Она у нас еще та созерцательница. Падающие листья, пламя на кончике свечи или капли воды заставляли ее предаваться размышлениям. Я бы дорого дал за то, чтобы узнать, о чем думает и что вспоминает фамильный призрак, но тактично ни о чем не спрашивал. Вот и сейчас неслышно прошел мимо, не потревожив ее.

Бласетт восседал в холле, перед дверью, сторожа неуловимых преступников и раскладывая на шахматном столике карты.

— Смотрю, твои руки не забыли прежних навыков, — сказал я ему.

Он подскочил, поправил пенсне, стараясь скрыть смущение. Уши у него стали такими же бордовыми, как парадные мантии сынов Иенала.

— Старые привычки тяжело забыть, чэр. Порой до сих пор еще тянет сыграть. Я гораздо более слаб духом, чем вы.

Я ничего не сказал старому шулеру. Не было нужды, да он и сам все понимал. Прежние страсти требуют обуздания, и не всегда возможно набросить на них крепкий поводок.

— Когда вы вернетесь, чэр?

— Не могу сказать, Бласетт. Не раньше обеда. Он взглянул на часы:

— Хорошо, чэр. Я передам Полли насчет обеда. Доброго дня.

— Доброго дня, Бласетт.

Он распахнул дверь, секунду ошеломленно молчал, разглядывая гербарий из осенних листьев, нескольких кусочков отбитого кирпича и лопнувшего рыбьего пузыря, а затем со страданием в голосе произнес:

— Это крысы, чэр. Несомненно, гадские крысы.

— Ты так считаешь? — Я поднял бровь и перешагнул через мусор на крыльце. — Меня начинает интересовать, кому я так мелочно насолил, если он так мелочно пачкает мою окружающую действительность.

Бласетт кликнул Эстер, возмущаясь, отчего она, хранящая дом, никак не может поймать гнусного хулигана, но стафия так и не появилась. Ее работа — ловить тех, кто забрался в особняк, а не тех, кто шныряет по улице.

Выйдя из ворот, я посмотрел на пряничный домик чэры эр'Тавиа и конечно же обнаружил, что почтенная дама наблюдает за мной в окно. Я снял шляпу, приветствуя старую леди, и, как всегда, не дождался никакого ответа.

— Старая вешалка, — проворчал Стэфан. — Совсем выжила из ума. А в молодости она была писаной красавицей.

— Охотно верю. — Я подождал, когда мимо проедет повозка, груженная строительным мусором.

Рабочие продолжали безжалостно разламывать старый дом в конце улицы.

Миновав несколько парков, где почти не было людей, я вышел на широкий проспект, ведущий в сторону Академии Точных Наук, и добрался до трамвайной остановки, хотя у меня была возможность несколько раз взять свободные повозки.

Стал накрапывать мелкий дождь, несколько незначительных капель упало мне на шерстяной пиджак. На остановке, под навесом, скопился целый выводок лохматых детишек ка-га. Они отчаянно пищали и играли в игру «выпихни соседа под дождик». Один из них, с тяжелым школьным ранцем за плечами, вылетел из толпы, точно пуля, плюхнулся на рельсы. Тут же вскочил и с разгона, словно снаряд, влетел в кучу товарищей. Некоторые из них, не удержавшись на ногах, с визгливым хохотом шмякнулись на мостовую. Возня продолжилась, но дождь, так и не успев начаться, прекратился.

— Свежие ужасающие новости! Ночной Мясник снова вышел на охоту! Кошмарное предсказание таинственного пророка исполнилось! Скваген-жольцу нанесли звонкую пощечину!

— Купи газету! — попросил Стэфан.

— Зачем? Мы и так знаем, о чем там пишут, — возразил я ему, но все-таки подозвал продавца и приобрел «Время Рапгара».

— В Скваген-жольце утечка, — сказал я, изучив первую полосу, — эр'Хазеппе следует проверить своих сотрудников. Кто-то продает информацию журналистам.

— Не удалось утаить убийства? — рассмеялся Стэфан.

— Вот именно. Теперь весь город знает, что Мясник не успокоился и зарезал следователя, который вел его дело. Думаю, Гвидо ждут большие неприятности.

— О тебе что-нибудь пишут?

— Нет, — сказал я, пробежав глазами по строчкам. — Ничего. Мнения авторитетных экспертов о происходящем в городе, карикатура на жандарма, под носом у которого орудует убийца, выступление пресс-секретаря криминального отдела и… пожалуй, все. Ну разумеется, поднимается вопрос о том, что Скваген-жольц не может защитить мирных граждан от преступника.

В этот момент со стороны Каскадов подошел трамвай — желто-алое двухэтажное чудовище, грохочущее на узких рельсах ничуть не хуже паровоза. Дребезжа и трезвоня в звонок, он подкатил к остановке, опустив «рога», которыми держался за электрический провод, висящий над дорогой.