Родная кровь - Джевага Сергей. Страница 5

Мы уселись за самый крайний стол и подозвали трактирщика.

— Пива! — рыкнул Тох. — И мяса. Побольше.

— Мне травяной чай и тарелку супа, — торопливо заказал я.

Хозяин кивнул, поспешно ушел, опасливо оглядываясь

на моего брата. Оборотней всегда боялись. Древний страх живет в крови людей с тех самых времен, когда стаи обезумевших полузверей сносили с лица земли целые деревни.

— Ну… — велел я нетерпеливо, — рассказывай!

Тох откинулся на стуле, глубоко вздохнул. Неторопливо достал из висящего на поясе мешочка трубку и кисет, стал набивать. Брат никогда не говорил быстро, постоянно старался обдумывать свои слова. Вот и теперь настраивался на нужный лад, приводил мысли в порядок. А трубка помогала сосредоточиться. Наконец набил, посмотрел, правильно ли сделал, и довольно крякнул. Если слишком плотно, табак не загорится; если мало, прогорит слишком быстро. Я нарисовал в воздухе Знак Огня, ароматные листики вспыхнули. Брат глубоко затянулся, выдохнул облачко вонючего дыма. Глаза оборотня сфокусировались на мне.

— Ты ведь в курсе? — спросил Тох.

— Происходящего? — переспросил я. — Ну да. Начинается война. Я слышал, что говорил тот толстяк на площади. А я тут при чем?

Брат изогнул кустистую бровь дугой, поскреб щетинистую щеку острыми когтями.

— Собирают ополчение, — медленно сказал Тох. Внимательно посмотрел мне в глаза, пытаясь что-то найти или понять для себя. — Каждый мужчина Гента обязан взять в руки оружие и учиться ратному делу. Весной имперская армия перейдет границу и нам станет жарко.

Трактирщик принес заказ. Поставил предо мной глубокую миску с горячим супом и кружку чая. Я потянул носом — суп пах одуряюще. Наваристый и ароматный. В золотистом бульоне плавала оранжевая морковка, кружочки лука и большие куски мяса. Поверхность — вся в желтых крапинках жира — исходила паром. Во рту сразу же скопилась слюна, желудок заворчал, словно голодный пес. Перед Тохом появилось большое блюдо с толстыми ломтиками жареной свинины. Рядом огромная глиняная кружка с белоснежной пивной шапкой. Стенки запотели, покрылись маленькими капельками.

Тох сдул пену и степенно отхлебнул. Посмотрел на меня вопросительно. Я вздохнул тяжко. Хотелось взять ложку и погреться супом, но разговор прежде всего.

— К чему ты клонишь? — спросил я устало.

Брат грохнул кружкой по столу. Пиво выплеснулось, шипящей волной побежало по исцарапанной столешнице. Глаза оборотня вспыхнули зловещим желтым светом, в недрах широкой груди родился раздраженный рык.

— Ты должен служить, Эскер! — рявкнул Тох. — Не прикидывайся дурачком!

— Я никому и ничего не должен, Тох, — медленно произнес я.

Осторожно взял кружку с чаем, отпил чуть-чуть. Трактирщик заварил мяту вместе с липой, добавил немного калины и меда. Вкус странный, горьковато-сладко-кислый, душистый. Но согревает хорошо.

В душе разгорелась злость, но какая-то сонная. Хотелось просто встать из-за стола, отмахнуться: мол, отстаньте, я сам по себе — и уйти по своим делам. Мышцы плеч и рук напряглись, я упрямо наклонил голову, плотно сжал рот. Сейчас Тох будет уговаривать и увещевать, стыдить, угрожать. А потом, когда поймет, что бесполезно, — разозлится и уйдет, громко хлопнув дверью трактира.

Брат неожиданно расслабился, втянул когти. Глаза вновь стали обычными, человеческими. Посмотрел с презрением, но говорить не стал, надолго задумался. Потом шумно вздохнул, осушил кружку в один глоток.

— Что с тобой, Эскер? — спросил он, внимательно разглядывая потолок трактира. — Ведь это Наша земля. Наши люди. Мы должны их защитить.

Тох повел рукой в широком жесте. Глянул на меня исподлобья, нервно закусил губу клыком.

— А зачем? — хмыкнул я.

Брат выпучил глаза, наклонился ко мне через стол.

— Ты заболел, Эскер?.

— Нет, — равнодушно ответил я. — Просто не хочу сражаться за людей, которым ничего не нужно. Послушай сам, о чем говорят…

Я кивнул в сторону компании мастеровых, подмигнул Тоху. Рабочие уже опьянели. Сидели, угрюмо переглядывались. Разговаривали вполголоса, о чем-то спорили. Но постепенно страсти накалились, голоса стали громче. Кто-то не выдержал, бухнул кулаком по столу, выпалил:

— Да зачем вообще война? Ведь можно и миром… Придут имперцы, а мы хлебом и солью встретим. Пусть живут среди нас, работают. Какая разница, кому платить налоги?..

— Налоги в империи высокие, — перебил другой, широко-мордый низкорослый мужик. — Будут обдирать как липку. Своих денег не увидим. Все подгребут под себя графья и бароны.

— Если будем супротивляться, они разрушат и сожгут наши дома, — возразил первый. — Пусть… проживем как-нибудь. Свое добро ближе к телу. А если будем драться, изнасилуют наших жен, поубивают детей. А графья… ничем не хуже наших мэров и чиновников.

— Чужаки и так это сделают, — нахмурился второй. — Но мы будем как стадо покорных баранов. Нас стригут, а мы молчим.

— Дурак ты, Ивар! — гаркнул первый. — Ниче, авось прорвемся…

Широкомордый попытался возражать, к чему-то призывать. На испещренном глубокими морщинами лице ярость и упрямство. Но на него зашикали, велели заткнуться. Ивар оказался в меньшинстве. В глазах остальных мелькал страх и робкая надежда, что обойдется, будем жить, как жили.

— Авось прорвемся! — подхватили мастеровые. — Авось переживем!..

Тох нахмурил косматые брови, забарабанил пальцами по столешнице. Я горько улыбнулся и пожал плечами. Кивнул на стражников. Эти отогрелись после дежурства, повеселели. Громко разговаривали, обсуждали женщин. Один, высокий и статный, с щеголеватыми усиками и холеным лицом, привстал из-за стола и расправил плечи. Зычно рассказывал о любовных похождениях. Остальные похохатывали, хлопали в ладоши.

— …я дал жару, аж пищала. А она мне — давай еще. А я ей — остынь, детка, отдохни, ведь надо и мамочке твоей оставить…

— Так ты и мамочку… того? — хохотнул кто-то из компании.

— А то! — важно кивнул стражник, облизнул губы. — Хороша пышечка! Что ни говори, опытная женщина любит иначе. С душой…

— Ну ты мужик! — засмеялся ближний товарищ.

— А то! — согласился ловелас.

Остальные заржали, весело и нагло. Дружески хлопали друг друга по плечам, перемигивались. Глаза каждого маслено блестели.

— И этих людей ты хочешь спасать? — сказал я, опустив взгляд.

В груди как будто застрял маленький колючий шарик вечной мерзлоты, выхолаживал кровь, останавливал сердце. Сам того не замечая, я задрожал от злости и отвращения. Брат пристально посмотрел на меня и надолго умолк. Чтоб легче думалось, стал таскать мясо с блюда, отправлял в рот.

— Хочу, — медленно ответил он. — Обязан.

— А я не хочу сражаться вместе с такими… такими… — проворчал я, запнулся, не в силах найти подходящее слово.

— Свиньями? Гадами? Тварями? — подсказал брат. — Я тебя понимаю, Эскер. Очень хорошо понимаю. Люди обленились. Живут по принципу — моя хата с краю. Но ведь мы не такие, мы можем быть лучше…

— Правда, что ли? — ехидно хмыкнул я, — Ты сам веришь в то, что говоришь?

Брат промолчал. Быстро доел мясо, слизнул жир с пальцев и уставился на меня блестящими глазами.

— Как тетя Маара? — неожиданно спросил он. — Как Ви-тар?

Я вздрогнул, посмотрел на Тоха с удивлением.

— Нормально, — ответил я осторожно, еще не понимая, куда он клонит. — Недавно получил письмо. У них все по-прежнему. А почему спрашиваешь?

— Да так просто… — пожал плечами брат. — Хотел напомнить, что твои родные живут в Свободных Землях.

— Вот поэтому и хочу уехать, — сказал я. — Увезу родных подальше, буду защищать.

— Но ведь так неправильно! — возмутился Тох.

— А что правильно? — с мукой воскликнул я. — Ты можешь мне сказать? Воевать за стадо похотливых свиней? А может, Аш был прав, когда сбежал с остроухой?..

Я запнулся, чуть не хлопнул себя по лбу. Мрон, ну кто меня за язык дернул! Тох застыл, широкое лицо помертвело. В карих глазах плеснулась невыразимая мука, бесконечная тоска. Брат медленно положил руки на стол, несколько раз глубоко вздохнул. А когда заговорил, голос показался мне голосом мертвеца.