Вампиры — дети падших ангелов. Танец кровавых маков. - Молчанова Ирина Алексеевна. Страница 77
«А мы скоро увидимся?» — прокричал он.
Девушка не могла вымолвить ни слова, а чертенок вдруг обреченно опустил копытца.
«Мы не увидимся, — понял Олило и заплакал, совсем как человек, ребенок. — Ты выгоняешь меня! Ты меня разлюбила! — кричал он. — Катя, почему? Что я сделал? Разве я не самый смешной? Кто будет тебе танцевать! Кто тебя рассмешит?! Не бросай меня! Не бросай!»
У нее сердце разрывалось на части. Она наклонилась вперед, желая податься порыву: простить, вернуть, утешить, но на пояс ей легли руки Лайонела. Его крепкие объятия были тверже самого железного «Нет», и миг был упущен.
Лодка отдалялась, голос чертенка становился тише. Катя повернулась к молодому человеку и уткнулась лицом ему в грудь, шумно вдыхая аромат ледяной свежести.
— Когда ты говорил мне, что потакая желаниям мелких чертей, мы приоткрываем дверь перед самим дьяволом, ты забыл уточнить, где находится та дверь!
Молодой человек погладил ее по волосам.
— Нет, не забыл. Но теперь ты знаешь, где она.
Девушка зажмурила глаза.
— Олило сказал, это я научила его обменивать дружбу на драгоценности. Мне было обидно, но потом я поняла: он прав. Дверь, за которой живет дьявол, она в каждом из нас, и открывается, даже когда мы не осознаем. Мы настолько привыкли лгать, покупать, продавать, использовать, что не замечаем. Я испортила чертенка! Почему ты мне не сказал?
Лайонел засмеялся.
— Как ты себе это представляешь? Дорогая, оставь чертенка, ты научишь его дурному? — Он вздохнул. — Черти как губка впитывают информацию, но, увы, лишь отрицательную. Они даже в безгрешном существе способны найти червоточинку, примерить на себя и развить ее до размеров катастрофы. Очень смышленые, видят слабости и через них управляют теми, кто им нужен. — Молодой человек взял ее за руку и повел прочь с пристани, заверив: — Ты сделала правильный выбор. Олило не место среди нас, общество наше глубоко порочно, оно сотворит из него монстра.
Катя обернулась, позади, шелестя крыльями, летела Орми. Корабль превратился в точку на горизонте. Мышь пронеслась над головой и в руку девушке упал изумруд на нитке — тот самый, который чертенок носил не снимая со днях их знакомства.
— Он сказал что-нибудь? — спросила Катя.
Орми описала вокруг них дугу.
«Ага! Забудь, не звони и не пиши, детка», — ехидно ответила мышь.
— Думаю, это звучит так: помни меня, — вмешался молодой человек, — Чертенок знает, пока ты помнишь о нем и мучаешься из-за своего поступка, у него всегда есть шанс вернуться назад.
Девушка сердито отмахнулась от рогатой злодейки, а та неожиданно приземлилась ей на плечо, по-свойски обхватила когтем за шею и склонилась к самому уху. Катя пару секунд слушала ее, а потом негромко засмеялась. Орми взлетела и унеслась в ночь.
Лайонел приподнял брови.
— Что она тебе сказала?
Девушка загадочно улыбнулась и намотала на палец нитку, с покачивающимся на ней изумрудом.
Они молча добрались до первого моста через канал, с которого открывался вид на дворец. Месяц все так же висел над Большим каскадом. В сиянии подсветки прозрачные столпы поднимались ввысь и с шумным плеском обрушивались в воду. В зеркальной глади канала среди желтых листочков плавали серебристые звезды.
Лайонел привлек к себе девушку и, приподняв, усадил на белые перила.
Катя тоскливо вздохнула.
Он поцеловал ее — новый вздох.
Тогда предложил:
— А если танцевать для тебя и смешить тебя мы научим Орми?
Девушка отвернулась и вздохнула в третий раз.
Молодой человек нерешительно посмотрел по сторонам, как будто боялся, что их кто-то увидит.
— Я должен что-нибудь сказать, найти слова утешения…
Катя попалась в плен его ледяных глаз и уже не смогла отвести взгляд. В голове зазвучала мелодия норвежского композитора «В тебе течет река». Она медленно лилась нежнейшими перезвонами, легкими, похожими на дыхание, дрожь ресниц, стук влюбленного сердца.
— Вряд ли такие найдутся…
— Но я все равно попробую.
Она обвила руками его шею и замерла в ожидании.
— Мне жаль, — медленно промолвил он.
Катя поморщила нос.
— Не подходит, — задумчиво констатировал Лайонел. — Тогда так: мы всегда можем съездить на остров, вместо Венеции.
— Уже лучше, — шепнула она.
Молодой человек подозрительно прищурился, воскликнув:
— Усыновить Йоро? Никогда!
Девушка не выдержала, улыбнулась, а он склонился к ее губам и, едва касаясь своими, сказал:
— Есть такие слова, слышал их тысячу раз, но сам никогда не произносил.
Лайонел нежно провел ладонью по ее щеке.
— Я тебя люблю.
У нее перехватило дыхание. Она даже не надеялась когда-нибудь услышать от него именно эти слова. Он говорил о своих чувствах как угодно, но только не так…
Их губы встретились, далеко-далеко позади корабль сатаны исчез с горизонта, а нитка на пальце девушки размоталась — изумруд упал на деревянный мост.
Молодой человек стянул ее с перил, обнял крепче и, не опуская на землю, не переставая целовать, отшвырнул ногой зеленый камешек. Тот скользнул под ажурную решетку, тихонько булькнул и исчез в глади воды, точно его и не было. Лишь исказившиеся на миг звезды покачнулись в черном зеркале канала.
Лайонел сделал несколько шагов и, не спуская с девушки глаз, предложил:
— Погуляем?
Катя весело спросила:
— Я ведь пойду сама?
— Когда-нибудь, — неопределенно ответил он и прибавил: — Тут есть интересные скульптуры, я расскажу тебе о них.
Она крепче обхватила ногами его пояс и, перебирая мягкие завитки у него на затылке, пробормотала:
— Лучше бы снова про то, что ты любишь меня…
— Может быть, — пообещал он, — после скульптур…
— А давай позовем Орми!
— Это еще зачем?
Катя засмеялась.
— Ну ты же хотел знать, что она мне сказала тогда…
«Пару тысяч раз, не меньше» — пролетела над ними мышь.
— Какие страшные цифры, — недоуменно заметил Лайонел. — О чем вы?
Девушка жалобно посмотрела на него.
— Это столько раз мне нужно вздохнуть, чтобы ты от скульптур перешел к признанию.
Он поднял голову, а когда крылатый дракончик оказался позади них, обернулся и произнес:
— Не преследуй нас. Мы хотим остаться наедине.
Девушка встревоженно закусила губу. Кажется, они его рассердили. До прозрачности голубые глаза сделались холоднее.
— Ты говорил что-то про скульптуры, — осторожно напомнила Катя и уткнулась лбом ему в плечо.
Лайонел чуть повернул голову и, касаясь ее щеки ресницами, прошептал:
— Нет, я говорил, что люблю тебя.
Летучая мышь поднималась все выше, две фигуры на желто-зеленой аллее уменьшались, пока не превратились в серебристые точки. Мышь сделала в воздухе мертвую петлю, закрыв влюбленных своим крылом от света полумесяца, — и те растворились во тьме.
Вильям вышел за зеленые ворота, подкидывая на ладони мячик. На острых кончиках колючей проволоки поверх стены притаился хищный блеск лукавого месяца. Он насмешливо серебрил листочки, попавшие в плен проволоки, застрявшие между ней и не способные выбраться. Еще не мертвые, но уже и не живые — они зависли где-то посередине.
Молодой человек задумчиво подкинул мячик, поймал его и уставился на асфальт, где лежали другие листья, ожидающие своего последнего часа. Попадались среди них и зеленые, видимо, сорванные с веток сильным ветром.
Вильям чувствовал себя, как те листья в проволоке, застрявшим. Одна его жизнь оборвалась, как у рано опавшего с дерева зеленого листа, а другая началась в такой вот проволоке — не упасть, не разбиться и не сгнить вместе с другими.
Он досадливо пнул листья. Его брат любил осень. Говорил, есть в ней что-то неуловимо близкое им — им всем, обреченным на бесконечность. Он всегда видел и знал то, чего остальные не видели и о чем даже не подозревали.
Молодой человек усмехнулся. Вот таких уникальных стоило делать бессмертными, чтобы оставить вечности на память столь органичное, неповторимое создание. Идеальный листок для гербария. А остальные мучились бессмысленно, недостаточно красивые, недостаточно умные, недостаточно повзрослевшие.