Шестое правило волшебника, или Вера Падших - Гудкайнд Терри. Страница 70

– Сестры Света считают, что я умерла. И теперь они возложили свои надежды на Верну как их аббатису. Приехать туда сейчас – значит нанести тяжелый удар и Берне, и остальным сестрам. Конечно, многие будут рады моему приезду, но в других это породит сомнения и растерянность. А война – неподходящее время для сомнений.

– Но ты их всех вдохновишь…

Энн покачала головой:

– Их лидер – Верна. Я могу своим возвращением навсегда подорвать ее авторитет. Я обязана в первую очередь думать о благе сестер Света. Сейчас я обязана делать так, как лучше для них.

– Но, Энн, ведь аббатиса – ты.

– И кому от этого было хорошо?

Алессандра отвела взгляд. Ветер тоскливо завывал среди деревьев, взметая столбы снега. Солнце скрылось за тучами. Энн вытерла нос краем плаща.

Алессандра сочувственно положила руку ей на плечо.

– Ты вернула меня в свет Создателя. Я была в руках Джеганя, я ужасно с тобой обращалась, когда он схватил тебя, но ты никогда не переставала заботиться обо мне. Кого еще это бы волновало? Без тебя моя душа погибла бы навеки. Ты даже не представляешь, насколько я тебе благодарна, аббатиса.

Возможно, Алессандра и вернулась к свету Создателя, но этой женщине уже раз удалось обмануть Энн. Много лет назад Алессандра продалась Владетелю и стала сестрой Тьмы, а Энн и понятия об этом не имела. Как можно снова начать доверять человеку, совершившему предательство?

Энн посмотрела Алессандре в глаза.

– Надеюсь, что так, сестра. И молюсь, чтобы это действительно было правдой.

– Так оно и есть, аббатиса.

Энн указала на скрытое облаками солнце.

– Может быть, когда я отправлюсь к свету Создателя, мне зачтется это доброе деяние и перевесит утраченные из-за меня тысячи жизней?

Алессандра отвела взгляд, отвернулась, положила в костер пару веток.

– Нам нужно поесть что-нибудь горячее, аббатиса. И ты сразу почувствуешь себя лучше. Мы обе почувствуем себя лучше.

Энн спустилась на землю и стала смотреть, как Алессандра готовит суп. Но даже аппетитные запахи не могли улучшить ей настроение.

– Зачем, по-твоему, Никки забрала Ричарда? – спросила Алессандра, кладя в суп сушеные грибы.

– Понятия не имею. Разве что она лгала и тащит его к Джеганю.

Алессандра покрошила сушеное мясо и кинула в котелок.

– Зачем? Если она его заполучила, он вынужден выполнять ее желания, зачем ей лгать? С какой целью?

– Она – сестра, предавшаяся Владетелю. Это достаточный повод, чтобы солгать, верно? Лгать нехорошо. Это грех. По-моему, вполне достаточно.

Алессандра укоризненно покачала головой.

– Аббатиса, я была сестрой Тьмы. Мне лучше знать. Все совсем не так. Разве ты всегда говоришь правду только потому, что предана Создателю? Нет. Можно лгать во имя Владетеля, можно лгать во имя Создателя – если это необходимо. Так зачем Никки лгать сейчас? Она и без того владеет ситуацией, ей незачем лгать.

– Понятия не имею, – повторила Энн. Голова у нее болела от безнадежно мрачных мыслей. Это все из-за нее, а вовсе не из-за Никки.

– Думаю, она сделала это для себя, – сказала Александра.

– То есть? – изумилась Энн.

– Мне кажется, Никки до сих пор что-то ищет.

– Что-то ищет? Ты о чем?

Алессандра аккуратно отмерила специи и ссыпала в котелок.

– Когда я забрала Никки из дома и привезла во Дворец Пророков, она с каждым днем становилась все более… отстраненной, что ли. Она всегда делала все возможное, чтобы помочь людям, – и вызывала у меня ощущение, что я не способна дать ей то, что нужно.

– Например?

Алессандра покачала головой.

– Не знаю. Мне все время казалось, что она что-то ищет. Я думала, ей нужно обрести свет Создателя. Я безжалостно подталкивала ее, надеялась, что она поймет его пути и успокоится. Я не оставляла ей времени думать ни о чем другом, даже не позволяла видеться с семьей. Ее отец был эгоистичным богатеем, любителем денег, а ее мать… Ну, намерения у ее матери были добрыми, но всегда меня несколько тревожили. Я думала, Создатель заполнит ту странную пустоту внутри Никки… – Алессандра поколебалась. – А потом я подумала, что ей нужен Владетель.

– Значит, ты считаешь, она забрала Ричарда, чтобы заполнить некую… внутреннюю пустоту? По-моему, бессмыслица какая-то.

– Не знаю. – Алессандра раздраженно вздохнула, помешала суп, кинула туда щепотку соли. – Аббатиса, мне кажется, что с Никки у меня ничего не вышло.

– В каком смысле?

– Не знаю. Может быть, мне не удалось как следует вовлечь ее в дело помощи другим. Я оставляла ей слишком много времени, чтобы думать о себе. Она всегда казалась преданной интересам других, но, быть может, мне следовало ткнуть ее носом в еще большие беды, показать, что в глазах Создателя истинная добродетель– больше заботиться о нуждах других, чем о собственных желаниях.

– Сестра, мне с трудом верится, что дело в этом. Как-то раз она попросила у меня нарядное черное платье на похороны матери. Конечно, я ей отказала – такой наряд неприемлем для послушницы. Но это был единственный случай, когда Никки попросила что-то для себя. Ты проделала с ней великолепную работу, Алессандра.

Энн вспомнила, что как раз после этого случая Никки начала носить черные платья.

– Я это помню. – Алессандра не поднимала глаз. – Когда умер ее отец, я поехала с ней на похороны. Я всегда сожалела, что оторвала ее от семьи, но я объяснила ей, что она наделена огромным даром и сможем оказывать людям куда более существенную помощь, чем живя дома. Говорила, что она не должна губить свой дар.

– Всегда трудно привозить детей во Дворец. Тяжело отрывать дитя от любящих родителей. Одни приспосабливаются к новой обстановке лучше, другие хуже.

– Никки сказала мне, что все понимает. Она в этом смысле всегда была хорошей. Никогда не возражала, выполняла любое поручение. Возможно, я слишком многого ожидала из-за того, что она всю себя посвящала другим и никогда не жаловалась. На похоронах отца я хотела помочь ей справиться с горем. Хотя она оставалась внешне невозмутимой, как обычно, я знала, что в душе ей больно. Я попыталась утешить ее, сказав, чтобы она не запоминала отца таким, мертвым, а постаралась помнить его таким, каким он был при жизни.

– Очень добрые слова, сестра. Ты дала мудрый совет.

– Но ее это не утешило, аббатиса. Она посмотрела на меня своими голубыми глазами… Ты ведь помнишь ее глаза?

– Помню, – кивнула Энн.

– Ну так вот, она посмотрела на меня своими пронзительными голубыми глазами, будто хотела возненавидеть меня, но даже это чувство оказалось ей недоступно, и проговорила этим своим безжизненным голоском, что не может помнить отца таким, каким он был при жизни, потому что никогда не знала его, пока он был жив. Разве это не странно?

– Очень похоже на Никки, – вздохнула Энн. – Она вечно говорила странные вещи в самый неожиданный момент. Мне следовало бы уделять ей больше внимания. Ей было бы интереснее жить… Но так много всего требовало моего внимания…

– Нет, аббатиса, это была моя работа. И я с ней не справилась. Каким-то образом я упустила Никки.

Энн поплотнее закуталась в плащ, спасаясь от пронизывающего ветра. Она взяла протянутую Алессандрой дымящуюся миску с супом.

– Хуже того, аббатиса, я привела ее в тень Владетеля.

Энн отхлебнула горячий суп, поглядела на нее поверх края миски. Затем аккуратно поставила миску на колени.

– Что сделано, то сделано, Алессандра.

Мысли Энн вернулись к словам Кэлен. Это слова, произнесенные в гневе, следовательно, их нужно простить. Или же следует их честно рассмотреть?

Энн боялась признаться себе, что слова Кэлен – чистая правда. Столетиями аббатиса работала с Натаном и пророчествами, стараясь избежать катастроф, которые видела сама и на которые указывал Натан. Что, если Натан указывал на вещи, которые были лишь мертвыми словами, как сказала Кэлен? Что, если он указывал на них только для того, чтобы создать условия для собственного побега?

В конце концов, все, что сделала Энн, в итоге привело в побегу пророка. Что, если ее обвели вокруг пальца?