Старинный орнамент везения - Корсакова Татьяна Викторовна. Страница 20

Когда определились с имиджем и гардеробом, Тима потащили в ресторан «обучать манерам». Вот где ему наконец удалось отличиться и сразить своих учителей-мучителей наповал. Этикет для Тимофея Чернова до недавних «африканских» времен был делом привычным, если не сказать повседневным. С вилками, ножами и ножиками он разобрался легко и непринужденно. Не моргнув глазом с изяществом записного аристократа разделался с рыбой, победно посмотрел на Ассана поверх бокала с белым вином, снисходительно улыбнулся обалдевшему от такой прыти Колянычу. Коляныч светскими манерами не заморачивался, кушал по-простецки, руками. При этом бормотал что-то про рыбу, птицу и красну девицу. На наивное Тимово «а как же этикет?» отмахнулся, облизал жирные пальцы, громко рыгнул и сказал:

– Я, Счастливчик, босс. Мне этикеты без надобности.

Ассан, по всему видать, плебейских замашек компаньона не одобрял, брезгливо морщился в ответ на каждую выходку Коляныча, но молчал. Наверное, не хотел связываться. А Тима он похвалил. И похвала эта была хоть и сдержанной, но очень приятной. Хотя, казалось бы, такая мелочь…

В общем, в Париж Тимофей Чернов улетал еще чужаком. В прощальных напутствиях и во взглядах, которыми обменивались Коляныч и Ассан, чувствовалась напряженность и настороженность. «Счастливчик, ты смотри, если что, я тебя из-под земли достану», – Коляныч улыбался фальшиво-добродушной улыбкой, и от этого, несмотря на тридцатиградусную жару, в жилах стыла кровь, и уточнять, что означает «если что», не хотелось, а хотелось послать этих двоих куда подальше. Но поступить так Тим не мог. Он был ответственным и порядочным, его так воспитали. Только однажды он совершил проступок, за который ему до конца дней будет стыдно, и повторения он не допустит ни за что на свете.

И Тим не допустил, там, во Франции, сделал все в лучшем виде. Вот за это «в лучшем виде» встречали его уже как своего, как полноправного члена команды. Больше не было настороженных взглядов и фальшивых улыбок. Были по-мужски сдержанные рукопожатия и одобрительные похлопывания по спине. Была веселая попойка в неизвестном Тиму кабаке. И во время этой попойки, в промежутках между стаканами виски, Коляныч и Ассан учили его жизни. Не бизнесу и этикету, а очень простым и очень мужским фишкам. Например, как пить, не пьянея, как метать дротики, играть в кости и кадрить девчонок.

С костями и выпивкой дело шло не так хорошо, как хотелось бы, а вот в метании дротиков у Тима обнаружился явный талант. Да и девчонки – чего уж там – смотрели на него очень даже благосклонно. Девчонок не смущала ни его «ковбойская» рубашка, ни отстойные брюки со стрелками. Девчонкам нравились его отросшие волосы и чистые выразительные глаза. Они говорили, что у Тима глаза ангела, присаживались к нему на колени и подолгу всматривались в его лицо. А ему было неловко и маетно, и руки свои он не знал куда пристроить. Девчонки смеялись и называли его то ангелочком, то Счастливчиком, то Лапочкой. А Ассан и Коляныч ржали и отпускали похабные шуточки. И в атмосфере веселья и бесшабашности Тим незаметно для себя расслабился.

Виски больше не казалось ему подкрашеным самогоном. Призывные улыбки девчонок больше не смущали и не вгоняли в краску. А руки как-то сами собой пристраивались на гибких талиях и точеных бедрах соблазнительниц. И когда высокая мулатка с глазами чернее ночи и губами цвета переспелой вишни поманила Тима за собой, он не раздумывал. Он уже взрослый, он в команде, в кармане у него без малого две тысячи долларов, так Коляныч оценил его поездку во Францию, а прошлое не имеет никакого значения. Тимофей Чернов здесь, в Сенегале, переродился в Счастливчика Тима, отчаянного, удачливого, любящего веселье и женщин.

Чем-то он мулатку зацепил. Она потом еще долго не давала Тиму уснуть, гладила по влажным волосам, всматривалась в глаза, что-то шептала на непонятном, певучем языке. Он отключился под аккомпанемент этих чужих слов. Ему снились яркие сны. В этих снах были все: и Коляныч, и Ассан, и мулатка, имени которой он так и не удосужился узнать, и он сам, отчаянный, удачливый Счастливчик Тим. А утром, когда Тим проснулся, оказалось, что нет никакой мулатки с глазами чернее ночи и губами цвета переспелой вишни. Приснилось? Примерещилось?

Он уже решил было, что примерещилось, когда обнаружил на своей шее медальон – прощальный подарок девушки из ночных видений. На бронзовом диске маленьким блестящим смерчем сворачивалась спираль; медальон выглядел одновременно примитивно и завораживающе. И снимать его совсем не хотелось…

Ассан долго рассматривал сначала медальон, потом Тима.

– Это талисман, – сказал, наконец, – не снимай его, Счастливчик, он приносит удачу.

Почему-то Тим так и думал, чувствовал, что это не простая побрякушка, а что-то особенное.

– Ты веришь в такие вещи? – спросил небрежно, не хотел, чтобы Ассан понял, что сам он верит безоговорочно.

– Это очень сильный амулет. Я, честно говоря, удивлен, что она отдала его тебе.

– Не веришь в мою чертовскую привлекательность?

– Такой амулет надевают на шею человеку, который ходит по краю, – сказал Ассан без тени улыбки, – человеку, помеченному смертью.

– Я помечен смертью? – В животе вдруг стало холодно. Волосы на загривке зашевелились.

Ассан пожал плечами:

– Она так решила.

– А кто она такая, черт побери?!

– Не знаю. Это же ты провел с ней ночь, а не я.

– Я даже лица ее вспомнить не могу. – Тим взъерошил волосы. – Глаза, губы помню, а больше ничего. Она еще шептала что-то непонятное. Я уснул, а она ушла.

– Они всегда уходят.

– Кто?

Ассан снова пожал плечами.

– И что мне теперь делать с этой штуковиной? – Тим посмотрел на амулет.

– Носи его, Счастливчик.

– Думаешь, поможет?

– Не повредит – это точно.

Вот и приплыли! Тим как-то уже свыкся с мыслью, что он счастливчик, баловень судьбы, а тут оказывается, что он помечен смертью. Бред какой-то.

Бред – не бред, а после того памятного разговора медальон Тим носил, не снимая. Когда ты помечен смертью, лишняя предосторожность не помешает. И ведь что удивительно, с амулетом на шее он и чувствовал себя увереннее. Может, это было простое самовнушение, а может, и еще что. Тим над этим особо не задумывался, просто не снимал амулет, и все дела…

* * *

Осталось пережить еще одну ночь, а завтра у нее суточное дежурство и на целый день можно забыть и о квартире, и о призраке. Липа не станет ни к кому проситься на постой. Она смелая и очень самостоятельная. Она с раннего детства привыкла бороться и научилась выживать. Детдом – это очень серьезная школа выживания, там тебя либо сломают, либо заставят быть сильной. Да любой призрак по сравнению с уродом и садистом Сашкой Котовым покажется невинным младенцем. А она рискнула вступить с ним в неравный бой и даже вышла победительницей. Неприятные воспоминания нахлынули мутной волной. Липа думала, что все забыла, старалась забыть изо всех сил, а сегодня вдруг вспомнила…

Кот был расистом. Он патологически ненавидел всех, кто хоть чуть-чуть отличался от «славянского стандарта». Липа отличалась, и не чуть-чуть, а очень сильно. Смуглая, черноволосая, черноглазая, а еще верткая и боевая. Если бы она была безропотной овцой, возможно, Кот поиздевался бы над ней немножко и оставил в покое. Ну, в покое – не в покое, но цеплялся бы не так часто. Однако Липа безропотной овцой быть не желала и давала обидчику отпор. Она умела драться. Кто ж в детдоме не умеет драться? А еще она очень больно кусалась и царапалась. Так что Кот частенько ходил с расцарапанной мордой. Липе тоже доставалось: синяки, ушибы, вырванные волосы, один раз даже фингал под глазом. Но это все ерунда, настоящие мучения начались тогда, когда они вступили в славный переходный возраст.

Кот повзрослел раньше остальных. Здоровый, мускулистый, потому что в свободное от издевательств над Липой время не вылезал из «качалки», он теперь смотрел на нее иначе. Ох, как Липе не нравился его взгляд. Она даже несколько раз на полном серьезе собиралась просить у директрисы защиты, но в самый последний момент останавливалась. Во-первых, из-за того, что и сама у администрации детдома была не на хорошем счету – дикарка, бунтарка, выскочка, а во-вторых, понимала – Кота не накажут. О его зверином нраве знали все, но терпели. Кот был спортивной звездой, занимался греблей и побеждал почти во всех областных соревнованиях. Каждая его победа добавляла очки директрисе. А как же? Ведь она почти собственными руками выпестовала будущего олимпийского чемпиона. Так что Коту сходили с рук все злодеяния, а Липе оставалось стиснуть зубы и молча отбиваться.