Командировка - Денисов Вадим Владимирович. Страница 8

Я вообще фанат пельменей и заявляю ответственно: очень мало кто умеет их готовить правильно. Девяносто процентов того, что лепят в наших семьях, — типичная халтура на отвяжись. У пельменя очень строгие требования к тесту — ведь он есть не что иное, как герметичная кастрюлька, наполненная вкусным соком и фаршем. В то же время теста не должно быть много, тесто — всего лишь оболочка, а не наполнитель желудка, как в магазинных изделиях. Поэтому оно должно быть крутое, очень тугое, на срезе — как пластик, без единого пятнышка и каверны. Толстое, мягкое и рыхлое к производству не допускается. Правильное реально тяжело мять и еще тяжелей раскатывать. Яйцо обязательно, без него нужного не получишь. Пельмень не должен быть маленьким, в таком на выходе не будет должного количества сока. Единство рядов и форм есть показатель опыта и, соответственно, качества лепщика. Налепленные пельмени выкладывать на доску следует единообразно, показывая изделию уважение… И сразу варить! Настоящий пельмень не бывает замороженным, ибо в процессе заморозки и дефростирования в тесте неизбежно появляются микротрещины, помните это! Замораживаем их только ради заготовки и называем сие уже не пельменем, а «пельменным продуктом».

Защипывать пельмень следует очень тщательно, на два раза, проверяя шов визуально. Лопнувший в процессе варки пельмень выкидывается в урну. Время варки определяется исключительно опытным путем, жестких минут либо факта всплытия их на поверхность недостаточно. Передержишь в кипятке — развалятся. Недодержишь — красавчики не успеют выделить бульон, поджав в ядро фарш, хотя по факту и будут сваренными… А вкуса не будет, он не успеет набраться! Поэтому хозяин семьи всегда вдумчиво пробует первый пельм и только после этого дает домочадцам отмашку на откидку.

Состав фарша всегда определяется личным вкусом, но есть общее — фарш должен быть очень сочным, и не за счет одного лука. Правильный посол теста, фарша и воды в кастрюле тоже очень важен: пельмень не досолишь из солонки. Плохо посоленный фарш испортит вкусовую картину.

Тонкостей очень много.

Настолько, что одна моя старая знакомая говорит так: «Идеально правильные пельмени после выкладки на блюдо ведут себя странно. Представляешь, последний выложенный по центру пельмень от накопленной внутренней энергии поднимается в воздух на пять сантиметров и начинает парить над остальными, тихо вращаясь, как летающая тарелка! Если этого эффекта не наблюдается, значит, ты что-то сделал неправильно…»

Я такого чуда не видел никогда, хотя несколько раз мне казалось, что центровой пельмень дрожит, пытаясь приподняться над собратьями! И каждый раз это было очень, очень вкусно!

Женщины с удовольствием смотрели, как я трескаю, орудуя огромной ложкой.

Вышла и сама Евдокия Ивановна, с большим чайником в руках, посмотрела мельком на тарелки, довольно мотнула седой головой, бесшумно присела рядом.

— Не страшно, Костенька?

Ей-то мне че врать?

— Есть немного… Да ничего, Евдокия Ивановна, мы привычные. Больше азарта.

— Вы уж там в самое пекло с Мишенькой не лезьте…

Как вообще в анклаве еще сохраняется понятие гостайны? Ни шпионаж невозможен, ни серьезный криминал: планы все будут знать заранее.

Уф… Пора протрястись за рулем, чтобы улеглось плотней.

— Спасибо, хозяюшки, пойду я собираться, — через две минуты я наконец-то выбрался из-за стола, наполненный уверенностью в завтрашнем дне.

Суровый будет день, вот что я вам скажу — такая у меня уверенность.

Малыш Билли полностью готов к поездке. Тент натянут хорошо, затекать не должно, правда, весь мятый. Нормально, первый же дождик вместе с ветерком разгладят грубую плотную ткань. Закинул назад тяжелую сумку, оружие, только уселся — опять волосан тут как тут!

— Слышь, Генаша, ты только не пугай меня, — тихо попросил я, вновь затягивая ручник, — скажи, что просто проводить пришел.

— Индульгенцию держи, дядя Костя! Что я, шутки шучу? Сказал же, к училке, — солидно бросил лесной хулиган, протягивая мне сложенную вдвое бумажку. Пока я рассматривал документ, он залез на пассажирское сиденье, поставил между тощими коленками «сайгу» двадцатого калибра, потом передумал, высунул за борт загорелую ногу, всю в ссадинах и шишках, покачал стоптанным ботинком и скомандовал. — Ехаим!

Я аж собственной слюной поперхнулся! Кхе-кхе… Фу ж ты на… Ну, наглец!

— Клешню втяни, сосной отрубит.

Хорошая смена растет.

— И не пристегивайся пока, шкет, шлагбаум откинешь.

На выезде с проселка меня ждал первый сюрприз.

Увидев такое дело, я стерпел, удержавшись от мата, зато крепко задумавшись. Но после поворота направо вынужден был все-таки остановиться, уже буквально остолбенев. Джип тоже удивленно впялился близко посаженными глазами-фарами в новенький дорожный знак, закрепленный на вкопанном столбе.

Вникните. Дорожные! Знаки! По стандартам ГИБДД!

Первый — «Пересечение с главной дорогой».

Второй еще хуже: ограничение — сорок! Сорок, трахома, километров в час! На знакомой до слез магистральной трассе, которую мы с парнями и открывали в первые дни. Все такой же безлюдной и безмашинной, между прочим.

Дожили! Кончилась вольница.

— Это что ж такое деется, товарищи? — спросил я тихо у векового леса.

Ничего не ответил русскому богатырю вековой лес, лишь грустно качнул темно-зелеными кронами.

— Их месяц назад начали ставить! — деловито пояснил юный волосан. — Теперь все как у людей будет, не забалуешь. Порулить дашь?

— Я те по лбу дам! Рассказывай подробней!

— Так вон же их хибара!

Слева от дороги рядом с перекрестком стоял небольшой строительный балок. Буксируемый, на колесах. Дверь снаружи с мощной щеколдой, единственное оконце наглухо закрывает стальная ставня. Балок новенький, выкрашен в ярко-синий цвет, крыша из желтого профнастила. Бытовка, никак.

— Ага, тяхают… Что-то застоялся он тут. Ничего интересного внутри, струмент да спецуха, мы с пацанами проверили.

Еще бы… вы бы да не проверили!

Оказывается, в ведомстве Ковтонюка появилось подразделение дорожной службы, рьяно взявшееся за работу. Конечно, набрали туда новеньких да свеженьких, у них всегда азарт огромный… Отряд снабдили техникой.

— Колесный трактор у них есть, оранжевый! Красс-си-ивый! Быстро летает, я два раза ездил! — похвастался пацан. — Еще гусеничный лазит, но тот тяжелый, медленный. И каток такой, с большими колесами, который дорогу трамбует. Вот они и следят за всем, где подсыплют, где подровняют. И знаки долбашат, как дятлы!

Справа от грунтовки (хорошей, кстати, грунтовки, действительно следят за полотном дорожники, молодец Герман Янович) раскинулось огромное поле, разнотравье которого на востоке переходит в Болото — там начинаются бескрайние топи… Дикие места. Знакомые, тревожные.

— Здесь спокойно сейчас? — кивнул я в сторону. — Никто не набегает?

— Да кому оттуда набегать? Хищникам? Откель им там взяться, в болотинах? Уж и тут-то ни медведей, ни волков не осталось, наши мужики охотятся на Дальних полянах.

— Да не, я не про то…

— Банды? Так зачистили все, проверили. За год вояки три рейда провели, последний два месяца назад. Самолет летает. Все Рыжего Саида ищут.

— И что?

— Куда там! Фиг им его найти. Знаешь, кто такой этот рыжий Саид?

— Кто?

— Пацаны говорят, что он невидимка! Колдун болотный!

— А ты болтун! Рассказывай по сути.

— Ну, че было — китайцы из Шанхая на Кордон приезжали, с разведкой, — продолжил Генка совсем взрослым голосом, рассудительно так, вдумчиво. — Тихие такие, прищуренные, лыбятся. Хотели они поставить тут несколько плантаций, теплиц длинных, почти напротив нашего поселка, ну, чуток подальше, за логом… Сотников сразу не разрешил, нагнал. Говорит, им только дай волю — потом напалмом придется…

— Зачем им здесь место под теплицы? — не сообразил я, разглядывая очередной дорожный знак.

Вот народ! И это ведь нами еще не найден основной Китай, тот, что с селективочкой. На Ганге китайцам свободы не дают, они там на подсобных. Из-за этого?