Карсон Венерианский - Берроуз Эдгар Райс. Страница 25

Мужчина и женщина, которые сидели в комнате, встали и повернулись ко мне. Они оба выглядели удивленными, а женщина еще и испуганной. Это были очень приятного вида интеллигентные люди.

— Ты — Нарвон? — спросил я мужчину.

Он кивнул.

— Да, это я. Что тебе от меня нужно?

— У меня приказ взять тебя под арест, — сказал я. — Ты пойдешь со мной.

— В чем меня обвиняют? — спросил он.

— Не знаю, — сказал я. — Мне приказано арестовать тебя, это все, что мне известно.

Он печально повернулся попрощаться с женщиной. Когда он обнял ее и поцеловал, она не выдержала. Он попытался успокоить ее, и у него перехватило дыхание.

Сопровождающий меня кордоган шагнул вперед и грубо схватил его за руку.

— Иди! — грубо рявкнул он. — Ты думаешь, мы будем стоять здесь весь день и смотреть, как вы, грязные предатели, тут плачете?

— Оставь их в покое, — приказал я. — Они могут попрощаться.

Он бросил на меня злой взгляд и отошел в сторону. Это был не мой кордоган, который, хоть и был достаточно плох, научился усмирять свой фанатизм и проявлять если не сострадание, то хотя бы терпение.

— Ладно, — сказал он. — Пока они этим занимаются, я обыщу дом.

— Ты ничего подобного не сделаешь, — сказал я. — Ты останешься здесь, будешь вести себя тихо и получать приказы от меня.

— Ты что, не видел эту женщину, которая ускользнула в заднюю комнату, когда мы вошли? — спросил он.

— Конечно, видел, — ответил я.

— Ты не собираешься ее найти?

— Нет, — сказал я. — Я получил приказ арестовать этого человека. У меня нет приказа обыскивать дом или допрашивать кого-либо еще. Я подчиняюсь приказам и советую тебе поступать так же.

Он скверно посмотрел на меня и пробурчал что-то, чего я не расслышал. Остаток для он молчал. По дороге в тюрьму я шел рядом с Нарвоном. Когда мы оказались за пределами слышимости кордогана, я шепотом задал ему вопрос.

— Эта женщина, которую я видел в твоем доме, которая скрылась из комнаты, когда мы вошли, — она твоя близкая знакомая?

Он выглядел удивленным, и колебался на мгновение или два дольше, чем нужно было, прежде чем ответить.

— Нет, — сказал он наконец. — Я первый раз ее видел. Не знаю, что ей было нужно. Она вошла как раз перед вами, наверное, ошиблась домом, а когда появились вы, пришла в замешательство и убежала. Ты знаешь, как в наши дни опасно делать ошибки, какими бы невинными они ни были.

За это заявление его могли пытать и казнить, и он это знал. Я предупредил его.

— Ты странный Зани, — сказал он. — Ты ведешь себя почти так, как будто ты мой друг.

— Забудь это, — предупредил я его.

— Я забуду, — пообещал он.

В тюрьме я сразу привел его в офис Торко.

— Так значит, ты великий ученый, Нарвон, — прорычал Торко. — Тебе следовало оставаться при твоих книжках вместо того, чтобы пытаться поднять восстание. Кто твои сообщники?

— Я не сделал ничего плохого, — сказал Нарвон. — Так что у меня нет сообщников ни в чем плохом.

— Завтра твоя память станет лучше, — рявкнул Торко. — Наш Возлюбленный Мефис самолично будет вести суд над тобой. Ты увидишь, что у нас есть способы заставить предателей сказать правду. Отведи его на нижний этаж, Водо, затем вернись сюда.

Когда я вел Нарвона через комнату суда, он побледнел при виде орудий пытки.

— Ты не выдашь своих сообщников? — спросил я.

Он вздрогнул и вдруг как будто стал меньше ростом.

— Не знаю, — признался он. — Я никогда не мог выносить боль. Не знаю, что я сделаю. Знаю только, что я боюсь — о, как сильно я боюсь! Почему они не убьют меня, не мучая?

Я сам очень сильно боялся — за Зерку. Не знаю, почему, ведь она считалась такой образцовой Зани.

Быть может, мои подозрения возбудило то, что она скрылась от людей в униформе Гвардии Зани. Быть может, причиной было то, что я никогда не мог согласовать свое доверие к ней со знанием того, что она Зани. И немного потому, что Нарвон пытался так очевидно выгородить ее.

Когда я вернулся в офис Торко, кордоган, который был со мной при аресте, как раз выходил. Торко зловеще хмурился.

— Я слышал плохие доклады о твоем поведении во время моего отсутствия, — сказал он.

— Это странно, — сказал я. — Разве что у меня здесь появился враг, тогда ты можешь услышать все, что угодно, ты же знаешь.

— Сведения поступили из разных источников. Мне сказали, что ты обращаешься с заключенными очень мягко и снисходительно.

— Я не был жесток, если речь идет об этом, — сказал я. — Я не получил приказа быть жестоким.

— А сегодня ты не обыскал дом, где скрывалась какая-то женщина, как тебе было известно, дом предателя.

— У меня не было приказа обыскивать дом или допрашивать кого-либо, — ответил я. — Я не знал, что этот человек предатель, мне не сказали, в чем его обвиняют.

— Технически ты прав, — признал он. — Но ты должен научиться проявлять больше инициативы. Если кого-то арестовывают, значит, он представляет собой угрозу государству. Такие люди не заслуживают милосердия. Потом ты шептался с арестованным всю дорогу до тюрьмы.

Я громко рассмеялся.

— Этот кордоган не любит меня, потому что я поставил его на место. Он проявил непослушание, а я такого не терплю. Конечно, я разговаривал с арестованным. Что в этом плохого?

— Чем меньше человек с кем-то говорит, тем безопаснее для него, — сказал он.

После этого он меня отпустил, но я понял, что возбудил подозрения. И тут еще этот брат Лодаса с полным набором подозрений и действительно знающий кое-что обо мне, настроенный разболтать все, что он знает или подозревает, при первой же возможности. Что бы я ни собирался делать, я должен был делать быстро, если я надеюсь вообще выбраться отсюда. Слишком много пальцев было наготове, чтобы указать на меня. И было еще послание Мьюзо. Я попросил позволения на следующий день отправиться ловить рыбу и, поскольку Торко любил свежую рыбу, он разрешил.

— Только будь здесь, пока Наш Возлюбленный Мефис не покинет тюрьму, — сказал он. — Может понадобиться твоя помощь.

На следующий день Нарвона судили в присутствии Мефиса. Я был там с несколькими гвардейцами — в качестве украшения. Мы выстроились по стойке смирно с обеих сторон скамьи, где сидели Мефис, Спехон и Торко. Скамьи вдоль стен комнаты были заняты другими важными шишками Зани. Когда привели Нарвона, Мефис задал ему всего один вопрос.

— Кто твои сообщники?

— Я не сделал ничего, и у меня нет сообщников, — сказал Нарвон. Он выглядел изможденным, и его голос дрожал. Каждый раз, когда его взгляд падал на орудия пытки, он содрогался. Я понял, что он в состоянии полнейшей паники, и я не мог его за это винить.

Затем они начали его пытать. Я не стал бы описывать то, чему был свидетелем, даже если бы смог. Это не поддается описанию. Ни в одном языке нет слов для описания свирепых жесточайших зверств, которые они обрушили на эту бедную дрожащую плоть. Когда он терял сознание, его приводили в себя, и все это продолжалось снова и снова. Я думаю, что его крики были слышны на милю вокруг. Наконец он сдался.

— Я скажу! Скажу! — крикнул он.

— Ну? — спросил Мефис. — Кто они?

— Только один, — прошептал Нарвон слабым, едва слышным голосом.

— Громче! — крикнул Мефис. — Ну-ка, возьмитесь за него опять! Может, тогда он заговорит.

— Это была Тоганья З… — и он потерял сознание, когда к нему снова применили орудие пытки. Они пытались вновь вернуть его в сознание, но слишком поздно. Нарвон был мертв.

12. Преследуемые

Я отправился на рыбалку, и я даже наловил рыбы, но я не мог забыть, как умер Нарвон. Я никогда не забуду этого. И я не мог забыть его последние слова. Вместе с тем, что я видел в его доме, это давало мне имя, которое умерло у него на губах. Я хотел бы знать, предполагал ли кто-то из Зани то, что я знал наверняка. Я не только ловил рыбу, я осматривался и много думал. Я думал, что делать с Зеркой. Рисковать ли жизнью Минтепа, чтобы спасти ее, при том, что существовала значительная вероятность, что меня арестуют вместе с ней?