Город призраков - Сазанович Елена Ивановна. Страница 8
Он действительно блестяще читал лекцию. Лаконично, кратко. Без излишнего пафоса. Но и не без утонченной проникновенности. Похоже, он хорошо был знаком с принципами древних ораторов. Да и тема лекции была незаурядна, и похоже – выстрадана. Многие столичные ученые могли бы позавидовать мастерству этого человека.
Лектор излагал не просто проблему одного из тягчайших преступлений – убийства. Его мысль была гораздо глубже. Потому что во главу угла ставился не закоренелый преступник. И даже не просто человек, ставший убийцей по воле обстоятельств. В центре внимания была личность. Высоконравственная, талантливая личность. И вопрос ставился так – как поступить правосудию, если присутствует факт, что убийцей стал человек, который все годы служил образцом для подражания. И не только. Благодаря этому человеку общество достигло определенного прогресса. И без которого, к примеру, развитие науки либо искусства было бы практически немыслимо. Впрочем, речь могла идти не только о выдающейся личности. Но, к примеру, просто о честнейшем, благородном гражданине. Который, к примеру, во время войны или стихийного бедствия спас не одну жизнь?
Следовательно, ставился вопрос, да – это человек совершил сегодня тягчайшее преступление. Но способны ли его предыдущие дела перевесить этот страшный поступок? К тому же, если и после преступления он не изменился. Он по-прежнему нужен обществу. Он по-прежнему – будет и далее двигать прогресс. И в будущем его вновь ждут блестящие победы. Что в таком случае есть это единственное преступление? И кто в этом случае должен выносить приговор? Несколько судей, следующих штампованным истинам буквального закона. Либо все должен решать высший суд?
Впрочем, одними голословными рассуждениями лектор не ограничился. Он привел блестящий пример. О котором ни я, ни мой друг Вано понятия не имели. Оказывается, что книгопечатание впервые изобрел не Иоганн Гуттенберг. Когда в середине XV века напечатал в Майнце 42–страничную Библию. А некий француз. Который умер еще в XIV веке. Но к несчастью для всего человечества. Сразу же после своего открытия, так и не успев его обнародовать, он убил человека. Которого подозревал в связи со своей женой (при чем его подозрения не оправдались и были основаны лишь на болезненной мнительности ученого, что еще больше отягощало его вину). И его казнили. Его открытию тогда не придали никакого значения. И человечество в своем развитии оказалось отодвинутым на век назад.
– Безусловно, это была большая потеря для науки! Безусловно! Особенно, когда мы смотрим на это дело спустя столетия. В разрезе истории. И нам этот человек представляется великой личностью своей эпохи. А несчастную жертву преступления мы не видим и не хотим видеть. Поскольку он не представлял никакой ценности для человечества. Это был обыкновенный парень. И мы забываем, что он тоже имел права на жизнь. На полноценную долгую жизнь. Мы закрываем глаза на то, что он стал невинной жертвой, пусть и выдающейся личности. Прошло немало веков. И тем неинтереснее нам становится его смерть. И тем мы больше печалимся о трагичной судьбе ученого. Из-за казни которого, историю отбросило на пару веков назад. Но скажите, дорогие мои земляки! Разве для вас имело бы значение, если бы вы или ваш близкий несправедливо погиб от руки закоренелого преступника или выдающегося человека? Смерть – она всегда смерть. Несправедливая смерть – тем паче. Поэтому несмотря на победы науки. На достижения и открытия. Наш долг не обобщать историю и прогресс. Мы прежде всего должны видеть отдельного человека в этой истории и в этом прогрессе. И никто не имеет права посягать на жизнь ближнего. И в случае совершения преступления знак равенства между закоренелым негодяем и благородной личностью может стоять. К тому же, если учесть, что и жертва могла бы принести пользу обществу. Следовательно… Следовательно буквальный суд, писаные обществом законы справедливы. А высший суд… Он существует независимо от них. И я более, чем уверен, что если бы А. уклонился от наказания, его открытие все равно не принесло бы пользы людям. И рано или поздно его настигло бы божье наказание. Поэтому наш суд на земле ни в коем разе не отделим от суда на небе. Просто он свершается быстрее. А божий суд как бы контролирует, корректирует, упорядочивает его. Но об этом мы поговорим в следующий раз. Спасибо за внимание.
И лектор, слегка поклонившись, с тем же невозмутимым спокойствием, с которым он обманул всех слушателей (но только не нас с Вано) скрылся за сценой.
– Ну как? – глаза Модеста Демьяновича блестели во мраке полутемного зала.
– Блеск, – искренне ответил я.
– Только что-то я не пойму, – прибавил Вано. – Какое отношение эта тема имеет к вашему городку. Где никто даже курицу у соседа не сворует. Не то что – убийство. Да еще с такой крайне философской направленностью.
– Чем больше знаешь о преступлениях, чем больше вникаешь в их подробности. В психологию преступника. Тем меньше шансов, что оно произойдет. Разве не так, молодые люди? Каждый с помощью лектора как бы прокручивает его. Ставит себя на место убийцы и его жертвы. И тем самым ограждает себя он страшных случайностей и от страшных мыслей. Которые наверняка посещают каждого смертного.
У меня лично на этот вечер вообще уже никаких мыслей не осталось. Разве что одна – поскорее избавиться от этого назойливого старичка. И приткнуться к какой-нибудь подушке. На большее я не рассчитывал.
Вано угадал мои мысли. И мы собрались вежливо смыться. Но это было сделать не так-то просто, поскольку Модест Демьянович вызвался нас провожать. От этого гостеприимства можно было чокнуться. Однако мы милостиво согласились. Потому что понятия не имели, куда идти в поисках этой долгожданной подушки.
Модест Демьянович еще пытался уговорить нас познакомиться с цветом Жемчужного. Но мы наотрез отказались, ссылаясь на крайнее переутомление. И поспешили поскорее покинуть клуб во избежание дружеских рукопожатий и вежливых знакомств.
– Но ничего, у вас еще будет время познакомиться с нашими уважаемыми гражданами, – радостно заключил уже на свежем воздухе учитель. Чему мы и вовсе не обрадовались. Поскольку предпочитали. Чтобы времени у нас на это не оставалось вообще.