Смертоносная чаша [Все дурное ночи] - Сазанович Елена Ивановна. Страница 79
Слова Оксаны были ужасными, невероятными, и я не мог смириться с этой чудовищной философией. Моя жена стала для меня воплощением дьявольских сил! Я уже искренне ненавидел ее и непроизвольно сжал кулаки – она не заметила. Она вообще ничего не замечала, кроме себя! Кроме своего сумасшедшего, дьявольского «Я».
– И так могло продолжаться долгие годы, Ник! Как и у той австрийки, обладательницы изумрудной чаши…
– Нет, Оксана. Это не могло продолжаться долго. Не могло. Когда-нибудь этому все равно наступил бы конец!
– Нет! – яростно вскрикнула она. – Нет и нет! У мечты не бывает конца! Это как сладостный наркотик, когда уже невозможно остановиться! Но, возможно… Возможно, я бы остановила себя, если бы в моих руках оказалась эта чаша. Эта зеленая сочная трава, в которой запутались алмазные звезды… Но мне помешал этот бестолковый мальчишка. Этот бесконечный романтик. Этот… – Она запнулась, не находя слов.
И я пришел ей на помощь:
– Стас Борщевский. Он вычислил тебя, Оксана?
– О нет! Он был слишком слаб для этого. Но, в общем, он мог помешать моим действиям, потому что многое мог рассказать тебе, а это означало бы мой полный конец. Крах самой дорогой мечты!
– Стас был твоим любовником задолго до убийства?
– Стас… Этот гадкий мальчишка, который всегда все портил. Но он получил свое!
– М-да, – криво усмехнулся я. – Получил свое. Только свое ли, Оксана? Ведь он действительно мальчишка. Несчастный парень, который еще тысячу раз мог быть счастлив в этой жизни…
– Ха-ха-ха! Счастлив… Он сам выбрал свое счастье. Свое счастье он видел только во мне. И тут уже ничего нельзя поделать.
– Можно, Оксана. Можно было хотя бы сохранить ему жизнь…
– Он сам виноват! Слышишь! Сам! Он все время совал нос не в свое дело! Да, вначале он был нужен мне! Нужен, Ник! Нас познакомил его отец совершенно случайно. Он сам не придал значения этому знакомству, потому что считал меня крайне добропорядочной женщиной! Очень умной и талантливой в своем деле. Он ценил меня, и ему в голову не могло прийти, что у меня с его дорогим сыночком может быть роман. Я же, в свою очередь, приказала Стасу хранить нашу связь в тайне. Он всегда слепо повиновался мне, почти рабски. Иногда мне казалось, что он просто мной болен. Тогда идея клуба еще только обсуждалась в верхах. А я, независимо от этих решений сверху, придумывала четкий план действий.
Стас влюбился в меня с первого взгляда. Я вначале не придавала значения этой любви. Но вскоре, узнав, что у Стаса хранится серебряное перо, принадлежавшее декабристу Якушкину, я решила не пренебрегать этой связью. Но в то время у меня уже был любовник. Скульптор Вано. Он почему-то считал меня своей женой и всем представлял не иначе как жену. Не скажу, Ник, что этот человек был совершенно мне безразличен. Но я не могу сказать, что была бескорыстно с ним связана. Я постоянно помнила ту женщину-австрийку, прабабушку того немца, которая и в любви умела находить материальные выгоды. Я пошла дальше обычных материальных благ – я в любви сумела соединить и любовь, и желание обладать частицами вечности, которую способна принести только история.
Поэтому и появился в моей жизни скульптор Вано, у которого была уникальная вещь – шаль, какую набрасывала на плечи великая писательница Жорж Санд. И я уже видела себя обладательницей этой шали, сшитой из тончайшего черного шелка. Я уже мысленно тысячу раз набрасывала ее на свои плечи, представляя себя богиней французской литературы. Я уже ощущала себя любовницей самого Шопена, танцуя в этой черной шали его вальсы в богатейших салонах Франции.
И мне уже становился не нужным этот красавчик Вано-мне нужна была только шелковая шаль. Не спорю, Вано любил меня искренне. И не раз говорил, что эта вещь наша, точнее, нашей она станет навсегда, когда мы поженимся. Но выйти за него замуж означало крах всех моих планов, моих надежд, моего желания властвовать в одиночку над веками, историей, в которой обитали только я и вещи. И я должна была избавиться от Вано, заполучив при этом шаль. Если бы в то время уже существовала «КОСА», это было бы сделать не так уж трудно. Я бы нашла способ довести его до отчаяния. Но в отсутствие «КОСА» мне пришлось действовать по-другому и крайне осторожно. Действовать так, чтобы я осталась в тени, когда с Вано произойдет трагедия.
Вот тут мне и пригодился красавчик Стас. Я фактически спровоцировала его нападение на нас. Я подолгу рассказывала этому Пьеро о своей несчастной жизни с мужем-садистом. И однажды как бы ненароком обмолвилась, что мы вечером будем поздно возвращаться из театра. И тут же со слезами в глазах добавила: «Я не знаю, что ждет меня в этот вечер. Но, думаю, самое худшее». Вот тогда-то он и не выдержал: случилось то, о чем ты уже знаешь, Ник. Вано был слишком горяч, парень восточных кровей. Он чуть не убил Стаса. И в итоге оказался в тюрьме. Я знала, что Борщевский-старший выпутает сына из этой истории. И я оказалась права. Вано поступил благородно…
Хочу тебе заметить, Ник, что меня всегда любили исключительно благородные мужчины. Возможно, мне просто везло. А может, я сознательно не связывалась с подлецами. С подлецами я бы никогда не смогла проделать те штучки, что проделывала с романтическими героями. Впрочем, это не моя идея. Она принадлежит той прабабке немца, великой отравительнице. Ей оставляли наследство исключительно порядочные мужчины. С другими она не зналась. Оказывается, Ник, благородство довольно неплохая вещь. Оно, как правило, наивно и доверчиво. Я всегда тянулась к доверчивым людям и всегда их вычисляла. Недаром я слыла великолепным врачом-практиком…
– О твоей великолепной практике я уже наслышан, – хрипло выдавил я. – Ну, и что же дальше?
– Ну, в общем… Вано не втягивал меня в эту уголовную историю. Он все взял на себя, и шаль какое-то время принадлежала только мне. Затем была организована «КОСА». И самым реальным потенциальным самоубийцей мог оказаться Стас. Вот тогда я, выплеснув на него все свои страстные чувства, бросила его. Боже, как он мучился. Он был в таком отчаянии, что в любую минуту мог покончить с собой и все самое ценное завещать мне. Но…
Но его умный отец отправил своего любимчика за границу, где тот познакомился с этой глупой девчонкой. Она тоже горазда все портить! Дурочка! Стас увлекся ею. Вряд ли полюбил. Но она каким-то образом вывела его из депрессии. Знаешь, слишком глупые, легкомысленные дурочки иногда приходятся кстати. Особенно таким мрачным философам с байроновской отметиной на лице, как Стас. Но, как впоследствии оказалось, она вполне могла пригодиться и мне. Я могла убить сразу двух зайцев. Вася и Стас впоследствии становились самыми реальными самоубийцами. Клуб к этому времени уже вовсю действовал. Вино из-за границы доставлялось большими партиями, а я сама уже играла фактически две роли.
– Две роли? – не понял я. – Что ты этим хочешь сказать, Оксана?
– Фортуна тоже была на моей стороне, Ник. И, увидев впервые подружку Толмачевского, я окончательно поняла – мое дело верное. И небесные силы на моей стороне.
– Сам дьявол и сам черт. Ты среди них – прекрасная ведьма.
– Пусть так, Ник! – вскрикнула Оксана. – Называй их как хочешь! Во всяком случае, эти персонажи гораздо любопытнее и многограннее, чем святые! И поверь, в аду крутится гораздо больше интересных, талантливых людей, чем в райском саду! Поверь, Ник! В рай попадают или юродивые, или святые, жизнь которых ничем не примечательна. Ведь добрые поступки однообразны! И положительные персонажи в пьесах, как правило, примитивны! Пусть я попаду в ад! Только там можно встретиться с настоящими гениями! Только там!
– Об этом глупо спорить, Оксана. Надеюсь, ты сама скоро сможешь убедиться, что в аду прогуливаются только уголовники, завистники и всякое ничтожество, но никак не гении.
Глаза Оксаны сощурились до узеньких щелочек.
– Поверь, Ник, что ты в этом сможешь убедиться гораздо раньше меня. Но слушай, я продолжаю, Ник. А ты наслаждайся – дальше тебя это все равно не уйдет.