Будущего.net - Шалыгин Вячеслав Владимирович. Страница 8

Володя остановился у рекламной заставки и осмотрел пейзаж. Игра называлась «Аквилон – северный ветер». Обычная «аркада». Группа игроков или одиночка и его виртуальные друзья должны по замыслу создателей пройти путь, полный возрастающих по уровню сложности приключений, от занесенного снегом городка до теплого океана. За каким дьяволом? Это в условиях не оговаривалось. Зато эффект присутствия обещался полный, а обморожения и раны беспечным игрокам гарантировались почти натуральные. Степень сложности на рекламке стояла третья. В академии обучение начинали на симуляторах сразу пятой степени. Волк усмехнулся и вошел в игру, как и Анна Старлет, через ознакомительный этап уровня, на языке игроков – лимбо…

… – Спокойствие – признак силы. Противник не должен знать, что у тебя в голове, насколько хорошо ты подготовлен и экипирован.

(В тесной пещере холодно. Немудрено, ведь и стены, и пол были из льда. Волк мельком взглянул на свое искривленное отражение в блестящей стене: подросток лет шестнадцати. Все верно: среднестатистический игрок таким и был. Соответствие виртуального образа истинному должно усиливать эффект присутствия. В случае Волка выходило, что он сбросил пять-шесть лет, но ведь он не был «среднестатистическим» игроком. Последний раз в Мир Фантазий он забредал перед поступлением в академию, когда ему стукнуло семнадцать. Как раз шесть лет назад.)

– Поэтому ты и носишь поверх парки такой длинный и просторный плащ?

(Программа воображаемого двойника, естественно, знала все реплики заранее и реагировала на них без задержек. Волку даже не приходилось напрягать мозги и осмысливать ответы на вопросы.)

– Отчасти да. Под ним легко спрятать и оружие, и ширину плеч. Но главное не в плаще. Если твой противник не человек, а зверь, то он увидит и поймет, слаб ты или нет, гораздо быстрее, чем любой самый опытный боец… Ты не сможешь скрыть то, что его интересует, если не научишься владеть своим взглядом…

(Наставления давал парень немногим старше и очень похожей внешности. Брат? Возможно. Программисты любили «бразильские расклады», чтобы, кроме приключений, в играх были и родственные узы, и тонкие душевные терзания, и несчастная любовь…)

– Чем владеть?!

– Ты меня не слушал? Взглядом! Глаза – это прозрачнейшие окна в душу. Посмотрев в глаза, я расскажу о тебе все, вплоть до мелких тайн твоего детства, порою забытых тобой самим…

(Вот оно, началось, «мыло»!)

– Я не хочу вспоминать то время.

– Боишься разрыдаться? – Брат усмехнулся. – Ветрено сегодня на поверхности. Всего лишь минус двадцать пять, а ветер обжигает, как в сорок… Северный, зараза. К утру жди мороза, как пить дать, однако солнца мы так и не увидим. Помнишь, у классика: «Мороз и солнце, день чудесный…»? Хотя откуда тебе это помнить? Твое поколение из стихов знает максимум бессмертную считалочку про гулящего зайца…

(Вот как! Это что же за место такое, где так холодно и люди не читали Пушкина-Африканского? Наверное, эмуляция северного континента. Только без радиации, от которой в действительности там ни под снегом не укроешься, ни под землей. А может, действие еще и во времени отнесено назад? Почему бы нет? Мир Фантазий же. Почему программистам не пофантазировать на тему ядерной зимы? Вон и автоматик у стенки стоит древний, кинетический. Такие только в музее увидишь. Точно, «альтернативная история». Ведь некоторые из «мэниаков», например, утверждают, что северные континенты не всегда были радиоактивны, а стали такими в результате ядерной заварушки. Правда, по их версии, случилось это в нормальной истории, а не в «альтернативной». Разумный человек такому бреду, конечно, не поверит, но в играх-то можно задавать любые начальные кондиции. Хоть Мир Дракона, хоть Иная Планета. А Иная История – вообще плевое дело…)

– Солнце… Когда его было видно в последний раз? Уже и не вспомнить.

– Восемнадцать месяцев и четыре дня тому назад.

– Ведешь дневник наблюдений?

– Держу в тонусе свою память. Если она станет лениться, считай – конец. Это раньше можно было что-то записать, что-то просто подчеркнуть в справочнике, постоянно проживающем на смывном бачке сортира. Теперь все приходится держать между извилин.

– Я подброшу еще угля?

– Один ковшик, не больше. На термометре и так уже семь градусов. Еще немного, и нас расстреляют за перерасход. Нам надо выжить, а для этого требуется дисциплина и строгое выполнение Городского Устава. Два месяца назад у нас ежедневно замерзали пять-шесть человек, теперь – ни одного. Потому что мы выполнили параграф «Энергоснабжение»: пробили панцирь и вошли в Разрез. Жаль, что это уже не столь богатый источник угля, как раньше, но, по моим подсчетам, мы сможем продержаться не менее года.

– А после?

– А потом двинемся к океану. Даже если в центре материка вымерзнет последняя вода, а грунт схватится вечной мерзлотой на предрекаемые тридцать метров, океан будет чист ото льда, а температура воздуха на побережье останется в пределах нуля…

– Ноль – это тепло…

(С ума сойти, как тепло! Ну программисты, ну юмористы-сатирики!)

– Еще как. Представляешь, никаких ледяных пещер, чтобы скрыться от морозов, никаких шкур и унтов. Только спортивные куртки, вязаные шапочки и перчатки.

– Перчатки! Тонкие, мягкие, с нежной шерстяной подкладкой! Каждый пальчик отдельно и чувствует все, к чему прикасается! Когда-то я променял такие на оленьи варежки.

– Выменяешь обратно, не горюй. Океан далеко, но он нас ждет. Он нас в беде не бросит. Это тебе не снег и ветер… А еще там, над водой, всегда стоит густой туман. Он немного заползает на прибрежные льды и потому идти в его клубах надо крайне осторожно; оступиться и упасть в воду – проще простого. Вода теплая, градуса три, но лучше все же обойтись без купания…

– Откуда ты все это знаешь? Про океан, воду, туман… Ты там побывал?

– Нет… разве я стал бы сюда возвращаться? Океан в шести тысячах километров. Нам еще только предстоит туда дойти, но я знаю… Откуда? Наверное, из книг. Там часто пытались смоделировать разные варианты нынешнего положения. Видимо, я вспоминаю один из наиболее похожих на правду. На нашу правду. Ту, что заканчивается там, наверху, шестиметровым слоем снега поверх двенадцатиметрового слоя льда, тридцатиградусным морозом и жалкими восемнадцатью процентами кислорода в воздухе…

Брат удрученно вздохнул.

(Волк его чувства вполне разделял. Он вспомнил реальное сиднейское утро: теплое и солнечное. Плюс двадцать, безветренно и виртуальная ледяная пещера в коридоре, воспринимаемая как благодать.)

– Пойду прогуляюсь…

– До квартиры семейства Старлет? – Брат улыбнулся. – Прогуляйся, Ромео.

– Кто?

– Забудь…

…Свод как архитектурная деталь украшал потолки улиц исключительно потому, что для строителей он был наиболее удобен. Плоским потолком, выверенными углами и вертикальными стенами обладал только Проспект. И Город мог позволить себе эту роскошь. По численности населения, стратегическому расположению и обеспеченности техникой среди трех других городов Хрустальный стоял на первом месте.

Кроме Проспекта с расположенными на нем учреждениями, торговым центром, вспомогательными службами, арсеналом и складами в Хрустальном было целых четырнадцать сводчатых улиц и семьдесят три промышленных тоннеля.

Все тоннели начинались из ледяной пещеры и шли по поверхности промерзшего грунта до стратегически важных объектов. А все улицы Хрустального представляли собой типичные «спальные» районы. Двухэтажные блоки с узкими окнами и входами, завешенными шкурами, винтовые лестницы на поверхность, по три на каждой улице, и тусклые лампочки под самым потолком сводчатой улицы. Внутри блоков-квартир осветительные приборы были исключительной редкостью, только у старост и в блоках коммунальных служб.

Но не свет был главной печалью. Беспокоило жителей города прежде всего снабжение продуктами. Запасы стремительно таяли, а вместе с ними сокращался и товарообмен с соседями. Торговые караваны, раньше ходившие из города в город ежедневно, теперь стали редкостью. Чаще всего это были подводы из Рыбачьего, полные мороженых пескарей, или упряжки из Ботанического сада. Эти соседи торговали морожеными овощами, консервами и соей.