Инстинкт гнева - Шалыгин Вячеслав Владимирович. Страница 29

– Не двигайтесь, Смотритель.

Провидец подчинился. Он узнал этот голос. Возможно, сон и предвещал события тысячелетней «будущности», но в некотором смысле он был еще и «в руку». Тот, кто преследовал Смотрителя во сне, добрался до него и наяву. Провидец вновь невольно коснулся шеи и нервно сглотнул. В горле вдруг пересохло, и он поперхнулся.

– Вы… пришли раньше обещанного срока, – Смотритель покашлял. – Как вы сюда попали?

– Ваш фамильный замок паршиво охраняется, господин оракул.

– Можно мне воды? В тумбочке… мини-бар.

– Возьмите сами, только медленно.

– Пистолет я храню в сейфе. – Смотритель сумел справиться с волнением, поэтому ирония ему почти удалась. – Вам налить?

Гость не ответил. Он терпеливо дождался, когда хозяин утолит жажду, затем вышел из непроницаемой тени в углу комнаты и уселся на фоне окна. Отсветы уличных фонарей и полная луна создавали довольно яркую подсветку, но силуэт гостя был все равно нечетким. Смотритель протер глаза, но это не помогло.

– Не старайтесь, – гость усмехнулся. – Вы забыли, кто я?

– Я помню, – провидец сделал еще глоток минеральной. – Вы специально так уселись, чтобы я не сомневался, что говорю именно с вами?

– Я люблю лунный свет. Впрочем, думайте, как вам угодно. Вы знаете, зачем я пришел?

– Нет.

– Вы же Смотритель, – гость хмыкнул.

– Я вижу вещие сны не чаще двух раз в месяц, – провидец развел руками. – Обычно это происходит в полнолуние, а затем, когда от луны остается мизерный серп. Всего две ночи, а значит, и два сна. Если повезет, вижу два сна за одну ночь, но не больше. На каждый день четырех прогнозов в месяц никак не хватит. О вашем сегодняшнем посещении видения не было. Так что вам угодно?

– Мне угодно знать, Смотритель, что происходит? Во время нашей мартовской встречи вы утверждали, что общий прогноз для меня благоприятен. Что изменилось?

– Разве что-то изменилось? – Смотрителя не обманывал спокойный тон гостя, врагу ничего не стоило внезапно взорваться, но чутье подсказывало провидцу, что сегодня можно вести себя смелее обычного. Зловещий гость был настроен относительно мирно. Ну очень относительно, и все же…

– Хорошо, спрошу прямо, – силуэт гостя «поплыл», затем вдруг стабилизировался и принял вполне определенные очертания: человека среднего роста, обычной комплекции, немного сутулого, сидящего на подоконнике, устало положив сцепленные руки на колени. Период «ясности» длился каких-то три секунды, но Смотрителю это время показалось вечностью: невыносимо холодной и страшной. Наверное, потому, что для Хамелеона показать даже очертания своего истинного облика было сродни откровению, а откровения злодеев ничем хорошим не кончаются. – Цех преуспел в поисках моей скромной персоны. Люди Островского едва не схватили меня две ночи назад. Почему? Кто подсказал им, где меня искать?

– Это результат кропотливой работы аналитиков Цеха, – честно глядя примерно туда, где, как он предполагал, находятся глаза гостя, ответил Смотритель. – Никакой мистики, если вы об этом. Я тут ни при чем.

– Знаю, – гость проронил это чуть устало. – И все-таки сложившаяся ситуация мне не нравится. Меня беспокоит усиление бригады Островского и перестановка кадров.

– Об усилении знаю, о перестановке впервые слышу, – признался Смотритель. – Вы о чем?

– Куда подевался бывший телохранитель Шуйского? Кажется, его зовут Джонатан?

– Всеволод дал ему какое-то персональное задание, – Смотритель пожал плечами. – О его сути он не сообщил никому.

– В бригаде появился сыщик?

– Он чужой, – Смотритель снисходительно махнул рукой. – К тому же он переполненный амбициями тупица. Так что волноваться вам не о чем, все идет, как и было сказано во втором мартовском предвидении, вам ничто не угрожает.

– Но мне пришлось вступить в схватку с людьми Островского! – раздраженно повторил гость. – Это, по-вашему, не угроза?

– И кто вышел победителем? – Смотритель отсалютовал бутылочкой. – Четыре-ноль в пользу Хамелеона. Беспокоиться не о чем, еще раз вам говорю. Предсказание сбывается почти в точности.

– Почти?

– Если быть абсолютно точным, во сне я не видел некоторых нюансов: исчезновения Джонатана, например, или вашей стычки с людьми Островского. Но это ничего не меняет!

– Пока не меняет, – Хамелеон неожиданно исчез со светлого фона, а спустя мгновение его голос уже звучал откуда-то сверху, словно бы он завис в воздухе над изголовьем кровати. – Учтите, Смотритель, если что-то пойдет не так, как вы предсказали, вам не жить.

Смотритель едва не выронил минералку, настолько неожиданным оказался демарш гостя. Справившись с легким потрясением, он незаметно смахнул с виска каплю холодного пота и судорожно кивнул.

– Я понимаю, но и вы меня поймите. Несмотря на весь мой опыт, я не могу гарантировать стопроцентную надежность предвидений!

– Хотите покаяться? – Хамелеон рассмеялся. – Неужели все эти годы вы, а перед вами другие Смотрители, обманывали Цех, сочиняя небылицы и заставляя мастеров подгонять под них все решения Цехового Совета? Смотритель, вы что же, сознаетесь в шарлатанстве?

– Нет, видения – не выдумка, но… в реализацию предсказаний могут вмешаться случайные факторы! Реальность неидеальна, просчитать ее вряд ли сможет даже Вечность!

– Вечность может все, но сейчас мы говорим не о ней, а о вас, Смотритель. Меня не волнует, насколько далека от идеала данная ветвь Реальности. Мне важен результат. Если вы не уверены в своем даре, корректируйте Реальность, у вас есть для этого все возможности. Ведь вы активно участвуете в делах Цеха, вот и сделайте так, чтобы ваш сон стал явью без всяких там отклонений.

– Я делаю, что могу, но не требуйте от меня невозможного! Если я буду слишком настойчив, Цеховой Совет может меня заподозрить!

– Ваши проблемы, Смотритель, – сурово подытожил Хамелеон. Он был уже где-то у дверей, если судить по голосу, повторно рассмотреть хотя бы его силуэт никак не удавалось. – Я не желаю получить пулю в затылок от «случайного фактора». Если люди Островского еще раз подойдут ко мне настолько близко, я вернусь сюда, в ваш Дворец Одиночества, – гость усмехнулся. – И это будет наша последняя встреча.

За ночью пришло утро, затем день, его в свое время потеснил вечер, но для Жени все это было чередой условностей. Девушка сидела на своем диване, обняв колени, и плакала. Казалось, ничто не сможет ее отвлечь и остановить слезы. Женя бесконечно твердила про себя: «Прости», но раскаяние было не в силах загладить вину. Рука то и дело соскальзывала на прохладный ствол пистолета, поглаживала его, как бы в поисках выхода из ситуации, но рассудок каждый раз останавливал. Да, пуля – это выход. Только слишком легкий. А вот альтернатива – жить с чувством вины – страшнее пули и, наверное, справедливее. Судить себя было трудно, наказать еще труднее, но Женя решила, что нашла правильное решение. Уйти вслед за отцом и бросить на произвол судьбы мать и брата она не могла. Или просто трусила и забота о близких была лишь отговоркой – не важно. В любом случае, уйти было бы наказанием слишком простым и несоразмерным преступлению. Жить с виной в душе и заботиться о двоих безнадежных больных – вот это будет каторгой и одновременно искуплением.

Как бы подтверждая разумность решения, в кульминационный момент мучительных внутренних дебатов в комнату заглянул Володя. Он замер на пороге и уставился в окно. Женя подняла на брата красные от слез глаза и через силу улыбнулась. Брат не отреагировал. Он просто постоял несколько минут, глядя в пустоту, и вышел.

«Вот оно – мое наказание, – Женя сунула пистолет под подушку и опустила ноги на пол. – Мать еще… но она скоро допьется, как ни печально, за ней не уследишь, а вот брат – это навсегда».

Намного легче от вынесенного самой себе приговора не стало, ведь оставались сомнения в его справедливости (чем, собственно, жизнь после «осуждения» будет отличаться от жизни до него, кроме угрызений совести?), но слезы ушли, а в голове немного просветлело. Женя подошла к окошку. Оказалось, что уже наступил вечер.