Инстинкт гнева - Шалыгин Вячеслав Владимирович. Страница 55

«Найти истину! А в чем она? Какое «вино» я должен отыскать в офисе у Островского, чтобы вскрыть подоплеку событий? Эх, прав был Павел, надо было пить водку и не дергаться! Пересидел бы в автобусе, вместе с другими «погорельцами», потом вернулся в квартирку и на боковую. Нет же, снова подвигов захотелось! Опять поддался импульсу и в который раз уперся макушкой в потолок. Не прыгнуть выше головы, особенно если сверху чугунная крышка! Не прыгнуть!»

Наверное, убеждал себя Виктор не слишком искренне, поскольку, оказавшись на другом берегу, он не передумал и не перешел на ленту, скользящую в обратном направлении, а спустился на эскалаторе вниз и бодро пошагал к офису Островского и компании. Как проникнуть в здание, Туманов не представлял себе даже примерно. Стоило ему об этом задуматься, воображение тут же рисовало киношные варианты, вроде прыжка на крышу небоскреба с вертолета, парашютный десант прямиком в окно или, наоборот, классический путь через подземелье, но здравый смысл эти варианты мгновенно забраковывал. Сыщик пытался найти что-нибудь попроще, но кроме тупого прорыва с боем через главный вход так ничего и не придумал. А до крыльца офиса, между тем, оставалось каких-то десять метров. Более того, на сыщика уже обратили внимание двое охранников, вышедших «подышать», а, скорее, поглазеть на полыхающий вдоль Краснопресненской набережной пожар.

Туманов сунул руку в карман и нащупал «макаров». Делать вид, что просто шел мимо, было поздно. Оставался «тупой прорыв».

– Одну минуту, – охранник преградил путь и поднял руку. – Вы к кому?

– Игорь, это сыщик, – не отрывая взгляд от пожара, проронил другой охранник. – Тот самый.

Туманов почувствовал себя неуютно. Что значит, «тот самый»? Тот самый, которого ищут все бойцы Островского и которого следует убить на месте? Или тот самый, которого этот стражник видел тут раньше в компании Мартова и потому его можно спокойно впустить и, что гораздо важнее, выпустить? Как вообще в этой конторе воспринимают сыщика? Зачем его пытаются отловить некие сотрудники этого учреждения и знает ли об их инициативе начальство?

Буквально пять секунд назад у Туманова не было сомнений, что он знает ответы на все эти вопросы, но теперь… Судя по реакции охраны, охота на сыщика велась или втайне от начальства, или… втайне от подчиненных. В обоих случаях ничего хорошего, но с другой стороны, этот же факт подтверждал, что Туманов на верном пути. Там, где есть тайны от «своих», всегда можно договориться «чужим». Так что явиться в офис противника, образно говоря – практически броситься врукопашную, оказалось не таким уж глупым ходом.

– Мартова нет, Островский на двадцать третьем, лифты направо, – охранник как-то странно взглянул на сыщика и, Виктору показалось, принюхался.

Другой боец тоже потянул носом и скосил взгляд на гостя.

– Спасибо, я знаю, – Туманов неуверенно улыбнулся. – Запашок? Я тоже погорел, на Тверской. А еще, говорят, на Новом Арбате такая же… петрушка.

– Видим, – охранник кивком указал куда-то вдаль.

Виктор оглянулся. Вообще-то разглядеть хотя бы Новоарбатский мост, а уж тем более саму улицу отсюда было нереально, но сыщик понял, о чем говорит боец. Зарево стояло такое, что казалось, будто где-то над Кремлем встает небольшое, но очень яркое солнце.

– Ну, я пойду.

– Иди, брат, – немного фамильярно проговорил охранник и снова уставился на зарево.

Туманов вошел в офис, пересек холл и остановился перед лифтом. Только здесь и только в этот момент он понял, что снова попал в переплет.

«Слишком все просто, – сыщик украдкой оглянулся. Холл был пуст. Он вошел в лифт и ткнул в «двойку», а затем в «тройку». – Не к добру это. Уж лучше бы с боем пришлось прорываться. Хотя, еще не вечер…»

Часть третья

Хамелеон

Шли третьи сутки без нормального сна. Вещие кошмары не в счет, во время их просмотра толком не отдохнешь. Хотелось спать, но груз проблем и преследующих в последние дни мелких неприятностей прочно удерживал Смотрителя на реальной почве, никак не позволяя воспарить к обители Морфея. Смотритель уже начал подумывать о снотворном, но для начала решил опробовать проверенные народные средства, вроде теплого слабенького чая с медом. Сладкое снадобье подействовало не сразу, но минут через десять провидец все-таки уснул.

Поначалу сон был чутким и тревожным, образы почти не откладывались в сознании, но через какое-то время провидец воспарил-таки на требуемую высоту, и бог сна принял блудного сына в свои объятия.

Мелькавшие вокруг картины сразу же обрели четкость, детали и «звуковую дорожку». По красочности и достоверности сон вполне мог сойти за очередное предвидение, но все-таки это была аллегория. Во-первых, Смотритель во сне имел странное задание (от кого – неизвестно), во-вторых, он видел себя в необычном ракурсе, и, в-третьих, – все действие напоминало сказочное путешествие в мир фантазии, а не секретную экскурсию в будущее Реальности.

И все-таки сон впечатлял достоверностью красок, запахов, звуков и ощущений. Смотритель чувствовал, видел и слышал все, что можно уловить, бодрствуя в Реальности или шпионя за будущим в вещем сне. Провидец стоял на первом метре длинного пологого моста, ведущего от края бездонной пропасти по спирали куда-то вверх. Дальний конец моста терялся в глубинах небесного океана – светло-синего у горизонта и темного, почти как пропасть, в зените. Кто выстроил этот странный мост, ведущий в странное небо над загадочной пропастью, Смотритель не знал, зато он был абсолютно уверен, что, поднявшись по каменной спирали в поднебесье, сумеет выполнить свою миссию: найти истоки противостояния Вечных и Хамелеонов. Ни больше, ни меньше.

Ради этого стоило рискнуть. Впрочем, мост выглядел достаточно крепким, чтобы выдержать одновременно нескольких путников, так что особого риска вроде бы не предвиделось. Смотритель обернулся, чтобы убедиться, что поблизости никого нет (зачем – он не знал, просто так здесь полагалось), и начал восхождение.

Поначалу оно было, мягко говоря, утомительным, ноги будто налиты свинцом, в груди ныло, а воздуха не хватало. Но чем выше Смотритель поднимался над краем обрыва, тем легче ему становилось. И еще, чем выше он поднимался, тем становился ближе к пониманию одной странной вещи – он вдруг осознал, что мост висит вовсе не над пропастью. Мост висел над… разумом того, кто по нему идет! Над чем-то вроде увеличенной в сотни раз схемы-модели его сознания. Более внятно объяснить то, что он видит внизу, Смотритель не сумел бы даже наяву.

Смотритель придержал шаг и окинул внимательным взглядом раскинувшуюся под мостом виртуальную модель. Видимость была отличной, хотя освещение в этом мире оставляло желать лучшего. Смотритель видел все, до мелочей, даже участки, по каким-либо причинам заблокированные в реальности. Например, он без труда рассмотрел лежащий между опорами моста и основательно подтертый участок с кошмарными воспоминаниями середины прошлого века, который выглядел неуместным радиоактивным пустырем посреди города, а чуть поодаль лежали мысленные блоки, огораживающие неприятные воспоминания о некоторых эпизодах Средневековья. Еще дальше, среди группы вполне приличных строений, символизирующих фундаментальные знания, выделялась жалкая лачуга невежества (скорее всего, в области живописи или поэзии – в этих делах Смотритель действительно был полным профаном), и, наоборот, – по другую сторону от моста – среди маленьких частных домишек непонятного назначения торчал каменный трехэтажный особняк, явно чуждый не только для этой улицы, а вообще для города-разума Смотрителя. Эти несуразности говорили о том, что сознание провидца неоднократно «промывалось» и некоторые его элементы перемещались либо заменялись приблизительно похожими, но чужеродными. Причем иногда это делалось без ведома хозяина.

Насколько беспокоили провидца все эти открытия? Не так уж сильно, поскольку большинство «промывок» было сделано все-таки им самим. За долгие века он неоднократно пересматривал шкалы ценностей, пристрастия и взгляды на жизнь. Некоторые новые ценности вступали в противоречие с прежними, и, чтобы сохранить душевный баланс, Смотрителю приходилось либо избавляться от старых пристрастий, либо отказываться от новых. Так что ничего особенного в наличии «артефактов» внутри собственного сознания провидец не усматривал.