Восход Водолея - Шалыгин Вячеслав Владимирович. Страница 15
Ивлев кивнул.
– Справишься – назначу начальником отдела, провалишь задание – уволю к чертовой матери...
Дима явился только к вечеру. Татьяна вышагивала по комнате с упорством автомата, изредка останавливаясь у окна и время от времени всхлипывая.
– Брюнеткой тебе тоже хорошо, – заметил приятель.
– Я так больше не могу, – девушка швырнула парик на кровать. – С тех пор как мы начали этот эксперимент, меня каждую ночь мучают кошмары, я то и дело попадаю в нелепые ситуации и дергаюсь, как истеричка... Надоело!
– Солнышко, ну потерпи немного, – Дима подбросил на ладони кассету с фотопленкой. – Скоро это закончится, и мы уедем. Туда, где все будет иначе.
– Не будет! – Таня села на кровать и прикрыла лицо руками. Ее плечи вздрагивали. – Ты используешь меня как живца... как куклу-приманку. Ты изверг, Марков! Ты думаешь только о своей работе! Я для тебя всего лишь ее незначительная часть! Ты весь в деле.... Но я ведь тоже живая! У меня есть чувства! А ты... а ты.... Когда ты наконец разведешься?!
– Вот так поворот! – искренне удивился Дима. – А это здесь при чем?
– При всем! Мне надоело ждать, когда вырастут твои дети, когда «созреет ситуация»... Ждать и делать вид, что я тебе верю, что меня не волнует, чем ты занимаешься вечерами, ночами и по выходным.
– Постой, зайка, но мы же все решили! И какое отношение это имеет к работе?
– Прямое! Думаешь, я поверила, что ты хотел помочь, когда отправлял меня в аэропорт?!
– Конечно, – Дима поправил очки. – Встреча с Шорниковым могла вытолкнуть твои скрытые воспоминания на поверхность. Ты должна была вспомнить, что вас связывает, и это разрушило бы блоки в твоем подсознании. А за этим потянулась бы и вся цепь положительных эффектов. Избавление от ночных кошмаров, нервозности, необъяснимых провалов памяти.
– Ну, да-а... положительный терапевтический эффект! – Таня говорила с сарказмом. – Так вот, господин доктор, не вышло! Я не вспомнила о Шорникове ничего нового! Я по-прежнему знаю его фамилию и помню, что мы встречались. Но где, когда и почему – ни единой зацепки!
– И ты все так же уверена, что твои ночные кошмары связаны с этой встречей?
– Убеждена! Что-то с нами тогда случилось... что-то плохое.
– Может, еще раз попробовать? – Марков задумался. – Спросить его прямо – что он помнит? А вдруг он скажет некое ключевое слово?
– Хватит! – отрезала Таня. – Я придумала другой метод избавления от неврозов. Нам пора определиться.
– Ну, мы же сто раз об этом говорили! – с досадой воскликнул Дима. – Надо немного подождать... три-четыре года.
– Ничего себе – немного! – возмутилась Таня. – Мне уже двадцать пять! Через четыре года будет двадцать девять, а там и тридцать. Кого я рожу в таком возрасте? Синенького цыпленка?
– Нормальный возраст, – Дима снял очки и принялся их сосредоточенно протирать краем рубахи. – Что ты завелась?
– Ничего! Решай!
Таня легла и уткнулась лицом в подушку.
– Ну, ладно, чего ты? – Дима нерешительно погладил ее по руке. – Мне пора... но ты не расстраивайся. Я позвоню, ладно? Прямо с утра.
Девушка не ответила. Дима вздохнул и, торопливо заправив рубаху в брюки, направился в прихожую. Там он задержался, хотя на обувание много времени не потребовалось, а надевать было нечего, но Таня так и не вышла.
– Я позвоню! – вновь пообещал Дима уже с лестничной площадки и аккуратно прикрыл за собой дверь.
Когда щелкнул замок, Таня села, схватила подушку и запустила ею в шифоньер. Старый фанерный короб обиженно погудел и затих. Легче от такого «выброса отрицательной энергии» не стало, но слезы куда-то ушли, а подступивший к горлу ком исчез. Мысленно извинившись перед четвероногим бабушкиным ровесником, Таня устало сползла с кровати и подняла намокшую от слез и испачканную тушью подушку.
То ли шифоньер не принял извинений, то ли сказалось нервное напряжение, но Таня вдруг услышала, как в недрах полупустого предмета обстановки зарождается новый низкий звук. Девушка удивленно взглянула на полированный шкаф. Его правая створка вдруг раскрылась, и с верхней полки вывалилась стопка носовых платков, а за ней посыпались трусики и лифчики. Таня от неожиданности даже отпрянула, и вдруг пол стремительно ушел куда-то вперед, а кровать ударила под колени, и девушка упала на нее, вызвав в толще матраса возмущенный скрип.
Лежа на спине, она с удивлением наблюдала, как раскачивается люстра, а по потолку, в проекции стыка между плитами перекрытий, ползет тонкая зубчатая трещина. К низкому гулу мебели присоединился звон кухонной посуды, затем бряканье чего-то в ванной, грохот за стеной – в соседней квартире и скрип открывшегося настежь окна. Из трещины в потолке посыпалась штукатурка, какой-то песок, и Таня очнулась. Она вскочила с кровати и бросилась к входной двери. Землетрясения на побережье были редкостью, но не экзотикой. Что делать в таких случаях, Таня помнила с детства. Она схватила с полки в прихожей куртку и набросила ее наподобие капюшона на голову. Обуваться было некогда, и легкие туфли она просто сунула под мышку.
Очутившись на лестнице, она поняла, что обуться все-таки придется. Лестничные марши были усеяны битым стеклом; несколько окон по непонятной причине лопнули, усыпав подъезд тысячами сверкающих осколков.
Сверху и снизу доносились возбужденные голоса и многократный стук в двери, а где-то снаружи, ближе к набережной, заливались воем пожарные сирены.
– На улицу! Все на улицу! – кричал уверенный мужской голос. – Анна Петровна, откройте! Землетрясение! Надо покинуть дом!
– Нет, Володя, я не пойду, – голос пожилой соседки снизу был слышен приглушенно. – Не впервой!
– Срочно покиньте квартиру! – надрывался сосед Володя. – Очень сильное землетрясение!
– Дом крепкий, сдюжит, – упорствовала старушка.
– Таня, не спи!
Девушка почувствовала, как ее сносит вниз по лестнице неумолимая мужская сила, воплощенная в капитане второго ранга Гордиенко, соседе с пятого этажа. Сопротивляться она не стала. Офицер выпустил ее из крепких объятий уже на детской площадке, во дворе. Она стянула с головы куртку, одернула кофточку и смущенно улыбнулась.