Приемыш обезьяны - Берроуз Эдгар Райс. Страница 25
В поселке началась паника. Но мудрый старый Мбонга сделал вид, что не верит их рассказу.
– Вы рассказали нам длинную сказку потому, что не посмели сказать правды. Вам стыдно признаться, что когда лев прыгнул на Мирандо, вы удрали, бросив его. Трусы вы!
Едва Мбонга кончил последнее слово, как над ним в ветвях дерева, раздался громкий треск. Все с новым страхом взглянули вверх. Зрелище, представившееся их глазам, заставило содрогнуться даже мудрого старого Мбонгу, так как, переворачиваясь и извиваясь, с вершины летело мертвое тело Мирандо и с хрустом распласталось на земле у их ног.
Как один, все чернокожие бросились врассыпную и исчезли в густой тени окружающих зарослей.
Тогда Тарзан смело вошел в поселок, возобновил свой запас стрел и съел пищу, заготовленную дикарями для усмирения гнева таинственного злого духа.
Прежде чем уйти, он перенес тело Мирандо к воротам поселка и поставил его стоймя у изгороди так, что казалось, будто его мертвое лицо смотрит из-за ограды вдоль тропы, ведущей в джунгли.
Много раз пытались безумно напуганные черные войти в поселок мимо страшного, скалившего зубы лица мертвого их товарища, пока, наконец, все же осмелились это сделать. Когда они увидели, что пища и стрелы исчезли, то поняли, что Мирандо погиб потому, что видел страшного духа джунглей.
Это объяснение показалось им самым разумным. Все, кто встречал этого ужасного бога лесов, умирали: из живых никто не видал его. Вид его – приносил верную смерть.
Они подумали также, что пока они будут снабжать божество стрелами и пищей, оно им не будет вредить, если только им не глядеть на него. И потому Мбонга постановил, чтобы, в дополнение к приношениям пищи, клали и приношение стрелами этому Мунанго Ксевати. И с тех пор так и делали.
Если вам когда-либо случится побывать в этом поселке, затерянном в африканских пустынях, то и вы несомненно увидите перед крошечной тростниковой хижиной, построенной как раз за оградой поселка, небольшой железный горшок с пищей, а рядом колчан с хорошо смазанными отравой стрелами.
Тем временем Тарзан шел домой, не торопясь и охотясь по пути. Когда он подошел к отлогому берегу, где стояла его хижина, его глазам представилось необычайное зрелище.
На зеркале тихих вод бухты стояло большое судно, а на берег была вытащена маленькая лодка.
Но самое удивительное было то, что между берегом и его хижиной двигалось несколько, подобных ему, белых людей.
Тарзан увидел, что во многом они были похожи на рисунки в его книгах. Он подкрался к ним по деревьям, пока не очутился почти что над ними.
Их было десять человек. Смуглые, загорелые от солнца и какие-то гнусные с виду люди. Они столпились вокруг лодки, громко и сердито говоря и сильно жестикулируя. Один из них, маленький, чернобородый человек со скверным, подлым лицом, напомнивший Тарзану крысу-Намба, положил руку на плечо гиганту, стоявшему рядом с ним и с которым все остальные спорили и ссорились.
Маленький человек указал вглубь страны, так что гигант должен был отвернуться от других, чтобы взглянуть, по указанному направлению; тогда маленький человек с подлым. лицом, выхватил из-за пояса револьвер и выстрелил в спину гиганта.
Великан всплеснул руками над головой, колена его подогнулись, и, без единого звука, он свалился на землю мертвым.
Выстрел, первый, когда-либо слышанный Тарзаном, вызвал в нем удивление, но и этот непривычный звук не мог заставить вздрогнуть его здоровые нервы и навести на них даже подобие паники.
Поведение белых чужеземцев – вот что более всего смутило его. Он сдвинул брови и нахмурился с видом глубокой задумчивости. – «Хорошо сделал я, – подумал Тарзан, – что сдержал свой первый порыв броситься вперед и приветствовать этих белых людей, как братьев!»
Очевидно, они ничем не отличались от черных людей и были не более цивилизованы, чем обезьяны, и не менее жестоки, чем Сабор.
Одно мгновение остальные стояли и молча смотрели на маленького человека с отталкивающим лицом и на великана, лежавшего мертвым на берегу.
Затем один из них засмеялся и хлопнул маленького человека по спине. Опять пошли длинные разговоры и жестикуляции, но ссор было меньше.
Потом спустили лодку, все прыгнули в нее и стали грести по направлению к большому кораблю, на палубе которого Тарзан мог разглядеть много других фигур.
Когда люди с лодки поднялись на борт, Тарзан спрыгнул на землю за большим деревом и пополз к хижине, стараясь, чтобы она всегда приходилась между ним и кораблем.
Скользнув в хижину, он увидел, что здесь все было перерыто и разбросано. Его книги и карандаши валялись на полу, его оружие и другие его маленькие запасы сокровищ тоже были всюду раскиданы.
Когда он увидел этот разгром, свежий шрам на лбу его внезапно выступил от гнева ярко-малиновой полосой на смуглой коже.
Быстро подбежал Тарзан к шкафу и стал там искать в далеком углублении на нижней полке. – «А!..» – облегченно вздохнул он, когда вынул оттуда металлический ларчик и, открыв его, нашел нетронутыми свои величайшие сокровища.
Фотография улыбающегося молодого человека с энергичным лицом и загадочная черная книжечка были целы.
Но что это?
Чуткое ухо его уловило слабый, но незнакомый звук.
Подбежав к окну, Тарзан взглянул по направлению к бухте. С большого корабля была спущена на воду рядом с первой еще другая шлюпка. Вскоре он увидел многих людей, перелезавших через борт большого судна и садившихся в лодки. Они возвращались на землю еще более многочисленные.
В продолжение нескольких минут Тарзан следил, как с борта корабля спускались разные ящики и тюки и ожидавшие лодки. Когда шлюпка отчалила от корабля и направилась к берегу, обезьяна-человек схватил кусок бумаги и написал на нем карандашом несколько строк прекрасно выведенными печатными буквами. Эту записку он прикрепил к двери коротким осколком дерева; затем, взяв драгоценный жестяной ларчик, стрелы и столько копий и луков, сколько смог унести, он поспешил к двери и исчез в лесу.
Когда обе лодки врезались в серебристый песок, на берег высадилась необычайно разнокалиберная публика.
Их было всего душ двадцать, если считать, что и те пятнадцать грубых матросов с отталкивающими лицами обладали той же бессмертной искрой человеческого духа. Но, по правде говоря, они сразу казались позорным сбродом отъявленных негодяев.
Остальные зато были совсем в другом роде.
Один из них был пожилой человек с седыми волосами и с большими очками в широкой оправе. Его слегка сутулые плечи были облачены в дурно сидящее на нем, но безукоризненно чистое пальто. Блестящий шелковый цилиндр на голове еще больше подчеркивал нелепость его одеяния в глуши африканских джунглей.
Вторым высадился высокий молодой человек в парусиновом костюме, а непосредственно после него – другой пожилой человек с очень высоким лбом и суетливыми манерами.
После них вышла на берег громадного роста негритянка, необычайно пестро и крикливо одетая. Она испуганно таращила глаза на джунгли и на толпу ссорившихся матросов, которые выгружали из лодок тюки и ящики.
Последней вышла на берег молодая девушка, лет девятнадцати. Молодой человек, стоявший у носа лодки, высоко поднял ее над волною и поставил на сухой берег. Она поблагодарила его славной улыбкой, но и он и она молчали.
Все общество безмолвно направилось прямо к хижине. Было очевидно, что у этих людей все было уже решено прежде, чем они оставили корабль. Итак, они подошли к двери домика, впереди матросы с ящиками и тюками, а за ними эти пятеро, столь непохожие на них. Матросы опустили свои ноши на землю, и тогда один из них заметил записку, прибитую Тарзаном на двери.
– Стой, товарищи! – крикнул он. – Что это такое? Этой бумаги здесь не было час тому назад.
Остальные матросы столпились вокруг, вытягивая шеи над плечами передних. Но так как мало кто из них мог читать, один из матросов обратился под конец к низенькому старику в пальто и цилиндре.