Операция «У Лукоморья…» - Шелонин Олег Александрович. Страница 2

– Не тужи, Иван! – треснул Илья кулаком по столу, сердито глядя на подпрыгнувшего кабана.– Все образуется. И Василису свою найдешь, и Кощею морду набьешь. Это я тебе говорю. Мы, брат, в обиду тебя не дадим, ты, парень…

Капитан осекся. Внезапно наступившая тишина удивила и заставила его вскинуть глаза на Ивана. Лицо гиганта восторженно сияло. Земно поклонившись, он отцепил от пояса ножны с тесаком и торжественно протянул их капитану:

– Благодарствую за честь, воевода. Прими от меня подарок сей скромный и будь мне за брата старшего.

Илья торопливо поднялся, неловко поклонился в ответ, покрутил головой и, не найдя ничего лучшего, отцепил от пояса свой видавший виды десантный нож.

– Клинок этот, хоть и вид имеет невзрачный, волшебным свойством обладает. Как ни кидай его– всегда острием вперед полетит,– осипшим вдруг от волнения голосом произнес капитан.– Будем побратимами, Ваня! – И тут же утонул в горячих объятиях витязя.

– Братину хмельную сюда! – ликующе взревел Иван.– Пьют все!

Олежка Молотков проворно подставил свою кружку под черпак Степана, добровольно взявшего на себя функции разливальщика, получил от него подзатыльник и кабанью ляжку в качестве утешительного приза. С тяжелым вздохом он вернулся на свой пост, вонзил зубы в румяную корочку и с завистью уставился на пирующих. Гомон и шум за столом быстро набирали силу, ибо братский договор был подкреплен обильными возлияниями, от которых группа захвата вскоре «поплыла». Не прошло и часа, как охраннику пришлось покинуть свой пост, дабы оттранспортировать первого сломавшегося в противоположный от бандитов угол заимки.

– Процесс пошел,– пробормотал он, оттаскивая туда же второго.

Илья, как самый опытный, продержался дольше всех, но, даже «поплыв», со скамьи не падал и с умным видом внушал что-то побратиму. Иногда, в моменты просветления, капитан ловил себя на том, что несет такую околесицу… Еще сутки назад скажи кто-нибудь Илье, что он с умным видом будет полемизировать о тактике и стратегии боевых действий против сил противника, использующего огнеметы, плюнул бы в лицо, оборжал, а то бы и в драку полез. А вот ведь – беседует.

– …Ну п-п-очему обязательно в чистом поле? – слегка заплетающимся языком втолковывал капитан Ивану.– Если чудо-юдо о трех головах п-п-п-рет на тебя на форсаже, у-у-у-у… – изобразил Илья, пристроив три пальца к затылку в виде короны, для большей наглядности пригнув крепкую, коротко стриженную голову к столу,– не лучше ли его в т-т-темный бор заманить да под заранее подпиленную лесину подвести?

– А зачем? – недоуменно хлопал глазами Иван.

– Да… ик!.. чтоб уронить ее на… ик!.. головы его дурные,– сердился на бестолкового братца своего «младшенького» Илья.– А пока у я… ик!.. ящерицы этой драной мозги просветлеют, ты уже головы две, а т-т-то и все три оттяпаешь.

– Не можно так, воевода,– виновато оправдывался Иван,– в битве сей чести мало. Кто потом про тебя былины слагать будет? Этак и погибнуть геройски не получится.

– Н-н-не получится,– соглашался Илья, кивая,– об этом… ик!.. я как-то не подумал… А м-м-может, о дракончике потом былину с-с-сложим?

Последнее воспоминание – заботливое лицо Ивана, пытающегося посолить кабанчика кокаином из пакетика, озабоченно бормочущего при этом: «Без соли вкус совсем не тот»,– и свое горячее желание защитить брата младшего, неразумного, от этой чумы цивилизации. Отнятый у Ивана пакетик перекочевал в вещмешок боевиков, который Илья поволок из заимки, закинув по привычке автомат на плечо.

– Ты куда?

– До ветру,– соврал в стельку пьяный капитан.

– Один не ходи, здесь места топкие, гнилые…

И в ответ гордое:

– Поручику Ржевскому… ик!.. провожатые до ветру не требуются.

2

Тронный зал Кощея Бессмертного, вопреки общепринятому мнению, утопал в роскоши. Пол был застелен шикарным пестрым ковром гигантских размеров. Стены украшали портреты хозяина. По всему было видно, что по полотнам прошлись кисти разных художников и в разные времена. На них Кощей был изображен преимущественно в монументальных позах: верхом на коне (и без коня), попирающий гору человеческих черепов (или черепков), и так далее. Чаще всего Кощей любовался картиной, где недотрога Василиса Премудрая ласкается к нему, удобно пристроившись на его костлявых коленях. Сам Кощей гордо восседает на троне и что-то презрительно цедит сквозь зубы Ивану, раболепно склонившемуся перед ним в низком поклоне.

– И чего ей не хватает? – Подав вперед нижнюю челюсть с редкими желтыми зубами, Кощей аккуратно выдавил прыщик. На сухой, пергаментной коже с зеленоватым отливом появилось едва заметное бурое пятнышко. Старательно припудрив его, Кощей выпятил тощую грудь и задрал подбородок кверху. Отражение в зеркале послушно приняло ту же позу.– Не косой, не рябой,– продолжил Кощей,– так какого ж ей еще надобно? – И внезапно, вскинув руку вверх, завыл дурным голосом:

– Тьфу! – Отражение Кощея заколебалось, пошло волнами и, покрывшись голубым туманом, исчезло.– Расхвастался, старый хрыч! Мало того, что я каждый день твой скелет отражать обязано, так еще и концерты кошачьи терпеть должно? Не буду! В бадейку с водой любуйся на мощи свои облезлые.

– А договор? – возмутился Кощей. В руках у него материализовалась пачка бумаг, из которой он торопливо выдернул нужный лист и потряс им перед потухшим стеклом. В глубине темной поверхности стоящего у стены на манер трюмо зеркала мелькнул чей-то сердитый глаз.

– А чихать я на него хотело.

– Это как? – опешил от такой наглости Кощей.

– А вот так! – отрезало зеркало.– И убери от меня подальше эту филькину грамоту. Тоже мне договор! – фыркнуло малиновым всполохом стекло.– Одни обязанности… а права где? На все государство ни одного юриста. Так что ты сначала законы издай, референдум проведи, конституцию прими… в чтениях там разных.– Из стекла вспучились вдруг гигантские губы.– И только когда мой адвокат проверит эту туфту на соответствие с основными положениями конституции, я, возможно, соизволю рассмотреть все претензии Вашего Бессмертия в рамках данного договора!!! – проорал зеркальный рот и с хрустальным звоном захлопнулся.

Кощей испуганно отпрыгнул от взбесившегося трюмо, споткнулся о маленького, толстенького человечка с огромным животом и щеками и покатился по ковру по направлению к трону. Сразу стало понятно, почему местные дизайнеры положили такой толстый и пушистый ковер. Благодаря его прекрасным амортизирующим свойствам стук костей был почти не слышен.

Торопливо взобравшись на трон, выточенный из цельного куска черного мрамора, Кощей рискнул огрызнуться:

– Скажи спасибо, что я такой отходчивый, а то бы как дал в глаз!

– Сам дурак.– Этой репликой зеркало свернуло дебаты и заткнулось окончательно.

– Потакаете вы им, Ваше Бессмертие, распустили слуг нерадивых, избаловали.

– Истину глаголешь, Соловушка. Пользуются моей добротой все кому не лень. И поносят, ироды, оскорбляют всячески,– закручинился Кощей.– Василиса мне три года мозги пудрит. Все по увальню сохнет – Иванушке. Вот скажи мне, варнак, почему самые красивые девки в дураков непутевых влюбляются? Чем я ей не хорош? И силен, и богат, а она от меня все воротится. Ведь силком мог взять…

– Ну и взял бы давно, не пойму я тебя что-то, Кощеюшко,– в недоумении развел руками Соловей-разбойник.

– Темнота. А чувства, чувства-то как же? Порывы светлые? Она полюбить меня должна за нрав мой кроткий да терпение ангельское…

Монолог влюбленного Кощея утонул в гомерическом хохоте. Зеркальная поверхность трюмо ходила ходуном, корчась от смеха.