Приключения Тарзана в джунглях - Берроуз Эдгар Райс. Страница 25

Быстро, но осторожно шел он вперед по темному жуткому и извилистому проходу. Хищное рычание гиен становилось все слышнее, и он вскоре услышал, как когти хищников царапают дерево. Ребенок стонал все сильнее, и Тарзан узнал знакомый голос чернокожего мальчика, которого он когда-то хотел сделать своим балу.

Движения человека-обезьяны были спокойны. Он привык к зрелищу смерти в джунглях и не горевал бы по поводу смерти даже близкого ему существа, но жажда борьбы охватила его. По своей натуре он был диким зверем, и дикий зверь заговорил в нем и теперь при мысли о предстоящей схватке.

В своей скалистой темнице маленький Тяйбо стоял, прижавшись к стене и отойдя как можно дальше от изголодавшихся зверей. Он знал, что скоро настанет его конец, и отвратительные звери растерзают его маленькое и слабое тело своими хищными желтыми клыками. Под натиском гиен решетка стала поддаваться все сильнее и наконец с треском упала наземь. Гиены ворвались в темницу и бросились на мальчика. Расширенными от ужаса глазами смотрел на них Тяйбо, затем, закрыв лицо руками, горестно заплакал.

Осторожность и природная трусливость заставили гиен остановиться. Плотоядными глазами смотрели они на мальчика и, припав к земле, медленно поползли к нему.

Быстро и бесшумно ворвался в этот момент Тарзан в подземелье, но звери все же услышали его шаги. Сердито рыча, они обернулись назад, чтобы накинуться на него. Тарзан предупредил их. Одна гиена пыталась броситься на него. Но белый гигант расправился с презренным Данго, даже не прибегнув к своему охотничьему ножу. Он просто поднял зверя вверх, схватил его за шерсть у затылка и кинул его со всего размаха вслед за другой гиеной, которая понеслась по узкому проходу, трусливо поджавши хвост.

Тарзан поднял Тяйбо, лежавшего на полу, и когда ребенок почувствовал, что к нему прикасаются человеческие руки, а не звериные лапы, он удивленно и недоверчиво открыл глаза. Когда же он увидел склоненное над ним лицо Тарзана, то слезы радости и облегчения потекли из его глаз; он крепко обнял своего освободителя, точно Тарзан был не страшным демоном, а самым близким для него из всех обитателей джунглей.

Тарзан с мальчиком вышел из пещеры; гиены уже успели бесследно скрыться. Напившись вместе с Тяйбо из горного родника, Тарзан посадил мальчика к себе на плечи и быстро умчался в джунгли, чтобы прекратить как можно скорее надоедливый плач Момайи, так как он теперь знал причину ее горя.

– Он вовсе не лежит мертвый на дне реки! – вскричал Буковаи. – Что может этот человек знать о чарах волшебства? Кто он такой, что смеет спорить с Буковаи-волшебником? Буковаи видит сына Момайи. Он далеко, он одинок и в большой беде. Торопитесь же дать мне десять жирных коз, нов…

Но он больше не успел ничего уже сказать. Наверху, на том самом дереве, под которым они сидели, поджав под себя ноги, притаилась какая-то фигура. И когда пятеро чернокожих, привлеченные неожиданным шумом, подняли головы, то они чуть не потеряли сознания: они увидели на дереве великого белого демона; но когда они, кинувшись в бегство, снова взглянули наверх, то увидели рядом с богом сияющее от счастья лицо маленького громко смеющегося Тяйбо.

Тарзан безбоязненно спустился к ним, держа мальчика на спине, и посадил его рядом с матерью. Момайя, Айбито и Рабба-Кега окружили малыша и осыпали его вопросами. Момайя искала глазами Буковаи, так как ее сын ей только что поведал, сколько ему пришлось вытерпеть от жестокого старика. Но Буковаи не было: не вступая на этот раз в общение с духами, он быстро догадался, что близость Момайи отнюдь не является теперь надежной гарантией его безопасности. Поэтому, несмотря на свой почтенный возраст, он пустился со всех ног бежать к своему далекому логовищу, где считал себя в безопасности от преследований чернокожих.

Тарзан тоже скрылся внезапно, верный своей привычке мистифицировать чернокожих. Тогда Момайя взглянула на Раббу-Кегу. Мрачный блеск ее глаз не предвещал ничего доброго, и он стал пятиться назад.

– Итак, мой Тяйбо лежит мертвый на дне реки? – взвизгнула женщина. – Он находится далеко отсюда и в смертельной опасности? Вот как? Духи! (Презрение, с которым Момайя произнесла это слово, сделало бы честь первоклассному трагику). – Момайя тебе покажет, что и она тоже умеет вызывать духов! – и с этими словами она схватила лежавший на земле сломанный сук и ударила им Раббу-Кегу по голове.

Кудесник повернулся и со стоном бросился в бегство. Момайя побежала за ним через ворота по деревенской улице и колотила его все время палкой, к всеобщему удовольствию воинов, женщин и детей, сбежавшихся со всех сторон. Все они боялись Раббу-Кегу, а бояться – значит ненавидеть.

Таким образом, ко множеству пассивных врагов Тарзана прибавились еще двое активных, которые провели всю ночь без сна, измышляя всевозможные планы мести. Они не могли простить белому демону, богу джунглей того, что он их представил в таком смешном и позорном виде, но, вместе с тем, чувствовали к нему непреодолимый страх и уважение.

Молодой лорд Грейсток ничего не знал об их коварных замыслах, а если б и знал, то не придал бы им никакого значения. Он спал, как и всегда, крепко и беспробудно. И хотя он находился не под крышей, не среди четырех стен в комнате, двери которой были бы заперты на случай визита незваных гостей, он спал безмятежным сном. Его знатный родственник в Англии, который сегодня поел слишком много омаров и выпил слишком много вина за ужином, спал гораздо менее спокойно.

VII

СМЕРТЬ БУКОВАИ

Еще в детстве Тарзан-обезьяна выучился плести из волокнистых трав джунглей гибкие веревки. Крепкие и прочные веревки вил он, Тарзан, маленький Тармангани! Тублат, его приемный отец, испытал это на собственной спине. Угостив Тублата горстью жирных гусениц, вы услышали бы от него длинные повествования о тех многочисленных обидах, которые он претерпел от Тарзана, именно благодаря этим ненавистным веревкам, но, излагая вам свое неудовольствие, он, пожалуй, пришел бы в такую ярость, что вам было бы небезопасно стоять с ним рядом.

Часто змеевидная петля падала вокруг шеи Тублата. Часто бросала она его, к его стыду и позору, на землю, когда он меньше всего мог ожидать нападения; и не удивительно, что он в своем диком сердце не чувствовал никакой любви к приемышу и далеко не симпатизировал его проказам. Бывали случаи, когда Тублат, внезапно застигнутый на дереве арканом, беспомощно висел в воздухе, плавно качаясь на стягивавшей его шею петле. В этих случаях маленький Тарзан вертелся тут же, на суку, рядом с ним – и дразнил его, осыпая насмешками и строя страшные гримасы.

Но был случай с арканом (единственный!), о котором Тублат вспоминал с удовольствием. Ум Тарзана, такой же деятельный, как и его тело, побуждал его постоянно придумывать новые игры. Только благодаря играм развивался он так быстро. Упоминаемый случай научил его многому. В его памяти это событие запечатлелось на всю жизнь и наполнило его безграничным удивлением.

Однажды Тарзан вздумал накинуть петлю на шею молодой обезьяны, которая сидела на дереве. Но вместо нее он зацепил ветку. Он потянул к себе аркан и этим движением еще больше затянул петлю. Тогда он, бросив веревку, полез на дерево, чтобы освободить петлю. Карабкаясь наверх, он увидел, что один из его товарищей схватил лежавший на земле конец аркана и побежал с ним вперед. Тарзан закричал, и обезьяна отпустила веревку; а затем, когда Тарзан схватился за петлю, обезьяна снова взяла веревку и потащила к себе. И Тарзан вдруг повис в воздухе, плавно качаясь то в одну, то в другую сторону. Мальчику это понравилось. Он крикнул обезьяне, чтобы она продолжала раскачивать его. Он качался все быстрее и быстрее, но это его не удовлетворило. Он перебрался с арканом еще выше, прикрепил петлю к одному из самых верхних сучьев, продел в нее свои руки таким же образом, как и раньше, и, взглянув вниз, ощутил сладкую жуть. Затем, встав на сук во весь рост, он бросился с размаха в воздух, и его стройное тело закачалось из стороны в сторону, точно маятник, на высоте тридцати футов от земли.