Разведена и очень опасна - Шилова Юлия Витальевна. Страница 52

Когда дровосек, вылив гнев, замолчал, я натянула простыню и тихо сказала:

– Я ни в чем не виновата. Я тебя не предавала.

– Виновата! – в сердцах произнес дровосек.

– В чем?

– В том, что ты баба.

– Ну, если так рассуждать, то ты тоже виноват. Ты виноват в том, что ты мужик и что пообещал женщине небо в алмазах, а дать его не смог.

– Да это такая порода женщин, и даже если дать ей это небо в алмазах, все равно будет мало и опять будет чего-нибудь не хватать. Ей по жизни всегда всего мало.

– Значит, нужно смотреть, кому ты и что обещаешь. И не нужно называть меня бабой, я же тебя просила. Если ты обижен одной, не нужно выливать свою обиду на других. Надо смотреть, с кем сходишься. Человека нужно уметь чувствовать.

– Да на кого там мне нужно смотреть?! Бабы все одинаковые! И вообще давай лучше меня не томи, а раздвигай ноги.

Дровосек стянул с меня простыню и снова дыхнул перегаром. Я закрыла лицо руками и всхлипнула.

– Ты меня не хочешь, что ли? – раздраженно спросил он. – Я и вправду тебе противен?

– Да, – кивнула я и крепко сжала ноги.

– Ты мне еще больше противна. Отворачивайся к стене. Я тебя не трону.

– Правда?

– Не видишь, что я с тобой не шучу? Отворачивайся к стене, я сказал.

– А одеться можно?

– Нет. Не хочу я с одетой бабой спать. Спи раздетая. Я же сказал, не трону. Ты, наверно, о себе слишком большого мнения. Я на такую, как ты, никогда бы не залез. А может, и залез бы, но только если бы она меня сильно об этом попросила. И то еще подумал бы…

– Вот и правильно, – обрадовалась я. – Вот и правильно. Я тебя ни о чем просить не буду. Тем более, уже спать пора. Уже и на улице светает, и все твои друзья спят крепким сном.

Закутавшись в простыню, я отвернулась к стене и закрыла глаза. Дровосек скинул с себя одежду, стянул с меня часть простыни и лег, впившись в мою поясницу своим мощным, стоячим орудием.

– Трусы бы мог и не снимать, – злобно сказала я и стала откровенно зевать, всем своим видом показывая, что я невыносимо хочу спать.

– А я привык без трусов спать. Они мне ночью мешают.

– Что-то я сомневаюсь, чтобы ты на зоне без трусов спал.

– Я, слава богу, не на зоне, – усмехнулся он, – поэтому имею право спать без трусов.

Надолго ли! – никак не могла успокоиться я. – Думаешь, всю жизнь будешь бегать и тебя никто не найдет? Глубоко ошибаешься. Таких, как ты, быстро находят. Даже намного быстрее, чем ты думаешь. Все равно где-нибудь да попадешься. Без прокола в этом деле нельзя. А когда попадешься, то срок намного больший получишь и тогда уже не выкрутишься. Я не знаю, сколько за побег дают, но думаю, что немало. И вообще со мной ты тоже зря связался. Мало того, что на тебе и так две статьи висит, так ты еще и третью себе на шею накидываешь. Отпустил бы меня с богом.

– Слушай, заткнись и дай поспать, – проворчал он. – Хватит каркать. Я сбежал не для того, чтобы обратно в тюрьму сесть.

– А для чего?

– А может, для того, чтобы тебя встретить.

– : Ага, я два раза поверила. Еще скажи, что эта встреча предначертана свыше и что ты еще на зоне почувствовал, что я приеду навестить свою любимую подругу, и помчался из-за колючей проволоки навстречу своей судьбе и своему счастью.

– А почему бы и нет! Может, это был зов плоти и причина твоего похищения именно в этом!

– Я тысячу раз тебе поверила. Но если это был зов плоти, то знай, что тебя отвергли и твой побег не имел никакого смысла.

– Меня никто никогда не отвергал, и тебе не стоит этого делать. Я открою тебе секрет, что я очень злопамятный. Это значит, что я слишком злой и у меня очень хорошая память. Ну а если серьезно, то я сбежал не для того, чтобы меня посадили снова. Я сбежал, чтобы больше уже никогда не сесть.

– И как тебе это удастся? Ты же в розыске. Хочешь сказать, что можно прожить всю жизнь в бегах?

– Есть тысячу способов начать новую жизнь и уже никогда не вернуться на зону.

– Например?

– Давай обойдемся без примеров.

– Я знаю, что ты имеешь в виду. Можно поменять паспорт, сделать пластику, уехать жить за рубеж. Ты это имеешь в виду?

– Послушай, заткнись и прекрати нести бред!

– Это не бред.

Дровосек не ответил. Не прошло и минуты, как за моей спиной послышался храп. Видимо, от такого количества алкоголя, сильного нервного напряжения и хронического недосыпания силы покинули дровосека намного раньше, чем он рассчитывал. Его мощное, торчащее за моей поясницей орудие обмякло и уснуло вместе со своим хозяином.

– Ты спишь?

Чтобы убедиться в том, что дровосек спит, я повторила свой вопрос и потрепала его за плечо. Он не отреагировал ни на мой голос, ни на мои прикосновения и продолжал храпеть.

– Приятных тебе снов, – шепнула я и осторожно поднялась с кровати. – Спокойной ночи, любимый. Я не виновата в том, что ты проспал самое интересное.

Подняв с пола мятые штаны дровосека, я полезла во внутренний карман, достала ключи от машины и бросила штаны обратно на пол.

Быстро одевшись, я на цыпочках вышла из комнаты и направилась в коридор. Каждый шаг давался мне с огромным трудом, потому, что у меня тряслись колени и страшно пересохло во рту. Я старалась идти так, чтобы не скрипнула ни единая, даже самая старая и самая прогнившая половица. К моему счастью, в доме была полнейшая тишина, которую нарушал только мужской храп, который давал надежду на то, что после шумной пьянки все обитатели дома заснули крепким сном и уже нескоро проснутся. Слишком много было выпито водки и слишком бурное было веселье. К моему глубокому сожалению, я не смогла найти свою норковую шубу и поняла, что искать ее дальше – значит бессмысленно терять свое драгоценное время и подвергать себя очередному неоправданному риску. Застегнув пуговицы на кофте, я подумала, что во всех машинах есть печки и у меня нет основания для паники. Главное – выбраться отсюда живой, а норковая шуба – дело наживное.

Руки страшно дрожали, а по спине стекал соленый, неприятный и жгучий пот. Бесшумно открыв входную дверь, я бросилась к иномарке, на которой меня привез сюда дровосек. И только распахнув ее дверь, огляделась вокруг. Картина, которая меня окружала, была настолько печальной, что мне захотелось положить свою голову на руль и громко разрыдаться. Проселочная дорога была намного хуже, чем те, что обычно ведут к дачам. Одинокий бревенчатый дом стоял недалеко от леса, спрятавшись от посторонних глаз и от какой-либо цивилизации. Для одинокой избушки охотника он был слишком большим, но тем не менее в нем был свет, а это значит, что где-то тут, может быть, совсем рядом есть дачный поселок или деревня.