Сладости ада, или Роман обманутой женщины - Шилова Юлия Витальевна. Страница 42

От Игоря так сильно пахло спиртным и он так сильно пошатывался, что до меня только сейчас дошло, что он принес свой роскошный букет, будучи абсолютно пьяным.

– Игорь, да ты изрядно выпил!

– Ника, не ругайся.

– Как это не ругайся? Ты еле на ногах стоишь! Ты у меня еще, оказывается, и пьешь?!

– Да, так получилось. Я тебе сейчас все объясню.

– Что-то мне не очень хочется слушать твои объяснения. Не самое подходящее настроение для такого случая.

– Ника, но выслушай меня, пожалуйста. Я своего школьного друга встретил. Мы с ним знаешь сколько не виделись! Он в Париже живет. Приехал ненадолго, и тут такая встреча. Пришлось посидеть, встречу отметить. Да тут еще ты свою роль сыграла.

– Я-то при чем?

– Ты днем позвонила и как-то холодно со мной разговаривала. Сказала, что болеешь и хочешь побыть одна. Я хотел приехать к тебе, но ты категорически мне отказала. В общем, я расстроился и решил выпить. А вечером набрался смелости, купил букет и отправился к тебе. Ника, только не ругайся.

– Так и быть. На первый раз прощаю, – вынесла я вердикт тем тоном, которым вынесла бы его Вероника. – Но впредь в таком виде больше не заявляйся.

– Ника, но ко мне же не каждый день друзья из Франции приезжают.

– Да хоть из Португалии!

– Если ты на меня не злишься, то скажи, что ты меня любишь.

Я закрыла глаза и с особой горечью подумала о том, сколько раз Игорь говорил то же самое мне и требовал от меня признаний в любви по несколько раз на дню.

– Ника, ну, скажи, а то я уже просто с ума схожу.

– Игорь, я очень сильно тебя люблю. Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю. Я только одного не пойму: зачем ты вылил на себя полфлакона одеколона?

– А что, так сильно пахнет?

– Не то слово! Такая гремучая смесь.

– Какой же я дурак! Я так старался. Вылил побольше твоего любимого одеколона, чтобы алкоголем не пахло. Думал сделать как лучше.

– Думал, как лучше, а получилось, как всегда. Я даже не заметила, что одеколон мой любимый. В таких-то количествах, да еще в смеси с запахом спиртного…

– Ника, ну, что я могу сказать по этому поводу? Я законченный идиот. Тебе противно?

– Да, ладно. Свое же воняет, не чужое, а даже родное.

Игорь рассмеялся и прижал меня к себе посильнее.

– Милая, если бы ты только знала, как я тебя люблю. Знаешь, я еще никогда и ни к кому не испытывал ничего подобного тому, что испытываю к тебе. В моей жизни еще не было женщины, от которой бы зависел мой внутренний лад.

– А как ж Людмила?

– Ника, да хватит тебе! Что ты меня постоянно этой Люськой колешь. Надоело уже. Я говорю о высоком.

– А я говорю о земном.

– Чуть что, так ты меня сразу спрашиваешь: как же Людмила? По-моему, ты сама к ней неравнодушна.

– Не говори ерунду. Больно нужна мне эта секретутка. Она мне по барабану.

– Это ты не говори ерунду, и хватит меня ею попрекать. Люська осталась в прошлом. Она для меня пустое место, меня с ней ничего не связывает. Расставшись с ней, я не почувствовал ни сожаления, ни укора совести. Она для меня значит то же самое, что вот этот журнальный стол. Я только единственного от нее не ожидал.

– Чего?

– Что она будет тебе угрожать. Это на нее даже не похоже как-то. Из нее чувство гордости так и прет. Совершенно непонятно, как она опустилась до таких угроз. Видимо, башню основательно снесло. Только ты не думай, она тебе ничего не сделает. Она трусливая. Она в своих поступках меру знает. Это произошло от того, что у нее точно чердак поехал. Знаешь, она с зэком каким-то связалась… – Когда Игорь произнес последнюю фразу, в его голосе проскользнула едва уловимая ревность, которую я не могла не заметить.

– С каким еще зэком?

– Да с обыкновенным, который в колонии сидит.

– С чего ты решил, что она с зэком общается?

– Да я у нее письмо на столе видел. Я приехал сказать ей о том, чтобы она прекратила свои дурацкие звонки и письма. Злой приехал, как тысяча чертей. Думал, что сейчас точно ей уши откручу за такие делишки, а когда письмо на столе увидел, то сразу все понял. У нее же чердак съехал. Видимо, для остроты ощущений и полноты жизни ей захотелось повозить сумки на зону, высылать посылки и деньги и ублажать заключенного в комнате для встреч с близкими на трехдневном свидании за отдельную взятку помощнику хозяина зоны по режиму.

– А ты ее случайно не ревнуешь?

– Ника, да ты о чем говоришь? У тебя нет повода для беспокойств. Я же от тебя ничего не скрываю. Я к ней заехал ровно на пятнадцать минут. Должен был заехать, пойми! Не мог же я сидеть сложа руки, когда моей любимой женщине приходят подобные письма. Я должен был тебя защитить! Я просто поставил ее в известность, что если угрозы с ее стороны не прекратятся, мне придется отнести письмо, написанное явно ее рукой, в милицию, а за такие вещички там ласково разговаривать не будут. Мы могли ее засадить. Ты могла написать заявление и приложить ее письмо, и тогда Люськина жизнь превратилась бы в настоящий кошмар. Ведь в письме реальная угроза твоей жизни. Конечно, я мог бы разобраться с ней и без всякой милиции… Хотя, знаешь, и письмо с угрозами, и звонки, все это так не похоже на Люську.

– Ты уверен?

– Я сам толком не знаю. Очень трудно отвечать за поступки другого человека, даже если ты его хорошо знал. Правда, если она с зэком связалась, то от нее можно ожидать всего, что угодно. Когда человек с колес съезжает, он сам не ведает, что творит. Ника, давай закончим про Люську. Она для меня пустое место. Ее для меня нет. Когда я с ней был, я же не знал, что тебя встречу. Я тогда вообще не знал, что такое любовь. Много о ней слышал, но никогда ее не видел. А Люська – это так…

– Как?

– Случайный эпизод в моей жизни.

Услышав последние слова, я моментально отстранилась от Игоря и села в кресло. Мне стоило большого труда не ударить его по физиономии и не послать туда, куда я обычно посылала всех хамов. «Случайный эпизод жизни…» А ведь когда-то клялся мне в вечной любви и преданности, строил воздушные замки, ревновал к каждому столбу, просил родить ребенка и убеждал меня в том, что я единственная любовь, посланная ему судьбой, что он всегда о ней слышал, но никогда ее не видел, а после того, как встретил меня и заглянул в мои глаза, понял, что навечно пропал. Мне было нестерпимо больно. Так больно, что хотелось упасть на пол и разрыдаться, но я прекрасно понимала, что не имею права показывать свою боль. Ведь слова Игоря прозвучали о Людмиле, а я сейчас – Вероника. По идее, я должна радоваться этим словам, но мне по-прежнему было больно. Это же дико и неприятно, когда мужчины, расставшись со своей прежней любовью, начинают поливать ее грязью, обсуждая эту грязь вместе со своей новой пассией!

– Ника, – как ни в чем не бывало продолжал Игорь. – Ты должна знать, что в этом мире для меня существует только одна женщина – она сейчас сидит напротив меня. Ты имеешь реальную власть надо мной, и я готов следовать за тобой, куда угодно, только бы ты была рядом…

Я старалась не смотреть в глаза Игорю и не слушать, что он говорит, потому что мне было ужасно больно. Я лишь думала о том, что если бог существует и тоже слышит его, то это ужасно. Мне было стыдно за то, что я сижу в чужом доме, под чужим именем и слушаю лживые любовные изречения человека, который смешал мня с грязью. Слушаю и ничего не могу с этим поделать. Я смотрела на Игоря и никак не могла привести свои мысли в порядок, потому что они были слишком сумбурными и их было слишком много. Мысли в голове метались, толкали друг друга, становились похожими на настоящую бурю и ураган.

– Ника, ты меня слушаешь или нет? – наконец дошло до моего сознания, и я вернулась в реальность.

– Слушаю.

– Я задал тебе вопрос. А ты молчишь и о чем-то думаешь. Мне показалось, что я тебя чем-то обидел. Ты даже как-то от меня отстранилась.

– Ерунда.

– А вот и не ерунда. Я это сразу заметил. После того, как я сказал, что Люська была случайным эпизодом в моей жизни, ты сразу от меня отстранилась. Я как-то жестоко это сказал. Ты извини меня.