Женщина в клетке, или Так продолжаться не может - Шилова Юлия Витальевна. Страница 9

– Наверное, ты и права. Может быть, так и надо?! Просто любить и ничего не требовать взамен. А мне всегда казалось, что если просто любить, то тогда мужик тебе на шею сядет.

– Не знаю. На мою шею пока никто не садится.

– Может быть, потому, что мужик французский? Может, французские мужики не любят у баб на шее сидеть?

– Понятия не имею. – Я нервно посмотрела на часы и перевела взгляд на Валентину. – Я не могу вас осуждать, потому что вам действительно одни альфонсы попадались, но, может быть, вы не там мужчин ищете?

– А где их нужно искать?

– Не знаю, но только не в ресторане. Хотя иногда бывают и исключения из правил. Вот я нашла своего француза на курорте, хотя говорят, что курортные романы не долговечны и заканчиваются там же, где начинаются, но есть примеры и достаточно крепких семей, которые образовались сразу после возвращения с курорта. Тут не предугадаешь.

– Это верно.

– Вам не лучше?

– Я не умру, – обнадежила меня Валентина.

– Конечно, не умрете.

– Я не умру, потому что мне еще предстоит увидеть Париж. Я не умру, пока не увижу этот город. Ох, Париж… Париж… Город моей мечты.

Соседка замолчала и закрыла глаза. Я испуганно наклонилась, но, услышав чересчур громкий храп, облегченно вздохнула и, оставив тонометр рядом с ней, вышла из спальни.

Спустившись к себе, я попыталась освободиться от какого-то неприятного осадка, который остался у меня после разговора с изрядно выпившей Валентиной, и, достав ключ, открыла входную дверь. Толкнув дверь, я переступила порог и громко вскрикнула…

ГЛАВА 4

Я ощутила очень сильный удар. Он был настолько сильный, что мне показалось, еще немного – и я просто потеряю сознание. А затем кто-то поднял меня вверх и, пронеся несколько метров, швырнул посреди зала. Все происходило слишком грубо и бесцеремонно, а от сильнейшего удара ощущалась сильная ноющая боль в груди. Подняв глаза, я посмотрела на сидящих передо мной мужчин и глухо спросила:

– Кто вы?

Вместо того чтобы ответить, мужчины посмотрели на меня злобным взглядом и рассмеялись. Их было трое, и их внешность оставляла желать лучшего. У одного был перебит нос, который, по всей вероятности, неправильно сросся и ушел набок. У другого был слишком кривой подбородок, но чересчур красивое накачанное тело, а выражение лица третьего вызывало настоящее чувство страха и намекало на то, что он может убить, даже не раздумывая.

– Я ничего не сказала смешного, – съежилась я и задала вопрос, который волновал меня больше всего: – Где Жан? Как вы сюда попали?

Неприятный холодок пронзал мою грудь, и боль все не утихала. Но сейчас я уже перестала обращать внимание на эту боль и поняла, что в моей ситуации самое главное – уцелеть, потому что взгляды ворвавшихся в мой дом мужчин не предвещали ничего хорошего.

– Кто вы? – вновь задала я все тот же вопрос и ощутила дрожь по всему телу.

– Ты хочешь узнать наши имена?! – усмехнулся самый крупный мужчина, у которого был кривой подбородок. Он был похож на спортсмена, принимающего участие в боях без правил. Его сломанная челюсть приводила в состояние ужаса, и я прекрасно понимала тот факт, что если разозлить данного субъекта, то от него не дождешься пощады.

– Вы находитесь в моей квартире. Я вас не приглашала.

– Ты хочешь, чтобы мы извинились за то, что вошли без звука?!

– Я хочу знать, что происходит.

От мужчин исходило что-то животное и неимоверная агрессия. Я даже не сомневалась в том, что я попала в ужасную ситуацию и мне тяжело прогнозировать, как же мне удастся из нее выбраться. Один из мужчин встал и прошелся по комнате. Остановившись рядом с портретом моей бабушки, он ухмыльнулся и ударил кулаком в портрет с такой силой, что тот пошатнулся и с грохотом упал на пол.

– Старая сука! – прокричал он и наступил на портрет. – Жуткая, выжившая из ума старуха!

Я задрожала как осиновый лист, ощутила, как защемило сердце, и почувствовала, как на глаза накатились слезы.

– За что? – только и смогла спросить я.

– За то, что раньше колдунов жгли на костре, а это сука умерла своей смертью. А что, в народе правду говорят, что она была настоящей колдуньей?

– Я не могу отвечать на вопрос человеку, который стоит на портрете дорогого и родного мне человека.

Ударив со всей силы ботинком по портрету, мужчина оскалился и рассмеялся крайне неприятным смехом.

– Если она колдунья, то почему она ничего мне не сделает?! Я бью ее по лицу, а она никак мне не мстит?! Пусть она превратит меня в камень! Ну что, ей слабо?!

– Она умерла, – с трудом произнесла я и смахнула слезы.

– Саня, не извращайся. Уйди с портрета. Смотри, бабка на нем вся сморщилась от боли. Нехорошо обижать старых женщин, – из спальни вышел четвертый мужчина, который совершенно не был похож на этих троих, так как он не отличался столь завидной комплекцией и был одет в приличный классический костюм и галстук. – Уйди с портрета, я сказал. Видишь, девушка плачет.

Малоприятный тип сделал крайне недовольное лицо, сошел с портрета и облокотился на подоконник.

Пройдя в центр комнаты, незнакомец в костюме попрощался с кем-то по мобильному телефону и сунул его в карман. Затем расплылся в улыбке и посмотрел на меня заинтересованным взглядом.

– Здравствуй, Тома. Меня зовут Влад. Ты не ругайся на нас за то, что мы здесь немного похозяйничали. Пока тебя не было, мы тут немного посидели, полистали твой альбом с фотографиями. Попытались угадать, какой ты была в школе – симпатичной или не очень. Ни на одной фотографии тебя не нашли. Получается, ты раньше какая-то страшненькая и незаметная была, а сейчас расцвела, и от той серой моли ничего не осталось. А еще мне хочется сказать, что ты очень сильно похожа на свою бабку. Внешне, конечно. Я видел твою бабку на фотографиях в молодости. У тебя с ней много общего.

– А где Жан?

– Этот француз, что ли?

– Я оставляла его здесь одного.

– Да не переживай ты так. С ним все в порядке. Просто мы сюда зашли, а тут какой то иностранец нашу отечественную девушку на фотографиях рассматривает и смотрит на нее, как на свою собственность. Думаем, неправильно это. У них там своих девушек полно. Нечего им на наших пялиться. Нехорошо это. Вот мы его и попросили временно покинуть пределы этой квартиры, а то эти иностранцы уже совсем обнаглели. Указа на них нет. Пачками наших девушек вывозят. Говорят же: на чужой каравай рот не разевай, а они это правило соблюдать не хотят. А надо бы. В конце концов, не у себя дома.

– Что происходит? – неожиданно для себя всхлипнула я. – Я вас не знаю. Кто вы такие?

– Мы очень хорошие и спокойные ребята. Мы ничего не сделаем тебе плохого и твоему французу тоже, если…

– Что – если?

– Если ты отдашь нам драгоценности твоей бабки.

– Драгоценности?! – Я посмотрела на стоящего передо мной мужчину непонимающим взглядом. – Я не понимаю, вы о чем? У моей бабушки не было никаких драгоценностей. У вас неверные сведения. Все, что она нажила, так только эту квартиру.

Вместо того чтобы дослушать меня до конца, мужчина подошел о мне как можно ближе и слишком грубо взял меня за подбородок.

– Меня эта квартира не интересует. Тома, ты что, не поняла, что с тобой никто не шутит? Все слишком серьезно. Отдай нам бабкины драгоценности, и мы никогда больше не появимся в твоей жизни.

Я похолодела и не поверила своим ушам. Я не могла поверить в реальность происходящего, и все, что происходило у меня на глазах, казалось мне глупым и нелепым сном.

– Я вам клянусь, что не знаю ни о каких драгоценностях. У моей бабушки никогда не было больших денег и даже хоть каких-нибудь накоплений. Все, что она мне оставила, так это пару колечек и сережки. Но их и драгоценностями-то не назовешь. Они не представляют столь большой ценности. Вы это имеете в виду?

– Ты что, решила посмеяться над нами?

– Боже упаси. Я не имею привычки смеяться над малоизвестными людьми. Я просто не пойму все то, что сейчас происходит. Моя бабушка умерла, но она никогда не отличалась большим богатством. Она умерла пять лет назад. Вы приходите ко мне спустя пять лет после ее смерти и требуете какие-то непонятные драгоценности. Даже если бы они у меня были, то уж, наверно, за пять лет я бы нашла и придумала бы, как ими можно распорядиться. Но у меня, кроме этой квартиры, оставшейся от бабушки, и моего автомобиля, который я купила на заработанные в фирме деньги, ничего нет.