Монастырь - Ширянов Баян. Страница 18

Котел показал коньяк.

– У, ништрюк! – хохотнул Пепел. – Сто лет конину не хавал.

– Сто лет? – губы Шмасти растянулись в кривой ухмылке, – А кто третьего дня водяры хлопнул?

– Так то водочка… – умильно проговорил Пепел.

– Ладно, будем базары базарить, или обмывать? – сурово спросил Исаков.

– Знамо дело – обмывать! – отозвались шныри.

Появился третий стакан, в который Котел сразу плеснул примерно треть мерзавчика и долил чифирем. Остальное он разлил по первым двум хапчикам.

– Ну, за нашего нового друга! – провозгласил тост Шмасть.

Шныри и завхоз сдвинули стаканы, отхлебнули по паре глотков. Игорь тут же потянулся за карамелькой и захрустел, выдавливая из ее внутренностей густое повидло. Чай с коньяком подействовал сразу. По телу Исакова разлилась приятная теплота, и он, впервые за последние полгода, понял, в каком же диком напряжении он прожил все это время.

– Эх, хорошо… – невольно вырвалось у Котла.

– Угу. – кивнул Пепел.

Игорь сделал еще два небольших глотка и понял, что пришло время кое-что узнать.

– Слышьте, мужики, – Исаков посмотрел сперва на Андрея, потом на Шмасть, – А в натуре, что за мужик был этот Гладышев?

Пепел отхлебнул из хапчика, сплюнул чаинку:

– Странный он был…

– Кой хрен странный, – махнул рукой Шмасть, – гонщик.

– Не скажи, – Андрей покачал головой, – Был бы гонщиком – не висеть бы ему на решке…

– Мужики, за что базар-то? – уточнил Котел.

– Да, пустое, – Шмасть наморщил нос так, что рыжие волосы из него затопорщились в разные стороны.

– Короче, хотел он в побег уйти. – пояснил Пепел.

– Да как?

– Сам не слышал, но сосед его по шконке, Ацеулов, знаешь такого, раз слышал, что Гладкий базарил за тайные ходы. Будто они проходят сквозь все эти стены и ведут на волю.

– И чего?

– А ни хрена. Эти базары тут кажный день идут. – презрительно хмыкнул Шмасть.

– А, может, в натуре ходы есть? – предположил Исаков, – стены-то вон какие толстенные…

– Были бы ходы, – веско проронил рябой шнырь, – их менты в первую голову разнюхали бы. Разнюхали – и замуровали.

– А если не все? – с ухмылкой спросил Андрей.

– Брось! Если кто нашел бы, пошел в бега, знаешь какой шухер бы поднялся?

– А ведь был такой шухер… – поднял указательный палец Пепел. – шесть лет назад отсюда четверо ушли. И с концами.

– Телега это… – скривился Шмасть. – Небось менты по тихому мочканули – и вся недолга…

– Как знать… Эти бегунки ведь с нашего отряда были…

– Ну тебя в манду, – шнырь жадно отхлебнул чая, крякнул, – Вроде, с верхним образованием чувак, а в такую лапшу веришь…

– Может, ты скажешь, что и привидений не бывает?

– Не бывает! – отрезал Шмасть.

– А ты пошоркайся ночью на третьем этаже. Не слыхал сколько зеков там чеканулось?

– Параша! На третьем, сам знаешь, – одни старперы, да кухонные боксеры. У них поголовно 62-я, а это что значит? Правильно, с мозгами у них не вась-вась.

– Но не будут же столько лет одни и те же порожняки гонять? Если идут базары про ходы и привидения – значит есть на то причина.

– Ага, ты чифирю с колесами нахавайся – еще не такое приглючится…

Котел слушал эту беззлобную перепалку шнырей и никак не мог сообразить, рассказывать о ней куму, или Лапша и так знает про все зековские слухи. Когда же хапчик опустел, Исаков, вспомнив слова Шмасти про клювик, решил, что сообщить об этом разговоре след в любом случае. Даже если шныри сами передадут куму содержание всей беседы.

Пепел, захватив опустевший мерзавчик, ушел в кабинет отрядника дорисовывать стенгазету. Котел и Шмасть остались в компании банки с нифилями, да нескольких недоеденных карамелек. До завтрака второй смены оставалась куча времени, целых полчаса, и делать было абсолютно нечего. Андрей уже успел сходить в библиотеку за свежими газетами и теперь Исаков лениво их пролистывал.

Начальник восьмого отряда, старший лейтенант Умывайко, пытался поддерживать свой культурный уровень. Делал он это, естественно, за счет зеков. Каждые полгода, когда шла подписная компания, личные счета осужденных подвергались безжалостной ревизии. Каждый, у кого на счету оказывалось достаточно денег, обязан был выписать какой-либо толстый журнал или газету. Так отрядник оказывался обладателем полутора-двух десятков журналов, начиная с «Иностранной литературы» и кончая «Сибирскими огнями». Неизвестно было, доходили ли у него руки до них, но шныри и завхоз регулярно изучали новинки мировой литературы.

Сегодня пришел очередной номер «Нового мира», которым, после распития алкогольного чифиря, занялся Шмасть. Но не успел шнырь изучить оглавление номера, как в дверь каптерки требовательно заколотили.

– Кого еще там несет? – рявкнул Котел.

– Какого хрена заперлись? Блин! – раздалось из-за двери.

Голос не был похож на обычный зековский и Игорь опрометью вскочил и отодвинул щеколду. В каптерку немедля ввалились двое прапорщиков, вооруженных резиновыми дубинками. Одним из них был встреченный Котлом на плацу Вова Тощий, вторым оказался Гена Жбан, низенький, плотный, с непропорционально длинными руками. Вместе эти прапора производили достаточно комичное впечатление, если бы не их репутация отъявленных беспредельщиков.

– Ну, – Жбан оглядел зеков, подцепил пальцем нагрудную бирку Шмасти, прочитал фамилию, – почему осужденные Клоповник и Исков заперлись? Почему в помещении накурено? Почему в жилом помещении ноги в сапогах?

Шмасть ненавидел когда его называли по фамилии, но в этот раз сдержался, постаравшись ответить медленно и вежливо:

– Мы проводили подготовку к политинформации. А заперлись, чтобы прочие несознательные элементы из осужденных нам не мешали…

– Ах так… – закивал Жбан, словно забыв про остальные вопросы, – тогда ладно… А это что? – он указал дубинкой на стоящую на подоконнике банку с нифилями.

– Так, купчика попили… – вставил Котел.

– Чего-то до хрена чаю для купчика… – хмыкнул Тощий.

– Вторяк… – поморщился Шмасть.

– Ой, гонишь!.. – недоверчиво осклабился Жбан, показав свои огромные кривые желтые зубы. – Все выжрали, нам ни хрена не оставили… Закрыть бы тебя суток на тридцать…