Битва за смерть - Синицын Олег Геннадьевич. Страница 8
Там было что-то очень интересное. Смерклый несколько раз потряс ее, слушая, как содержимое гремит и перекатывается, но открыть не мог. Коробка была плотно закрыта крышкой, перед которой оказались бессильны и ногти, и зубы, и перочинный нож. Фрол долго вертел коробку в руках, пока не обнаружил сбоку маленькую защелку.
– Ироды фашистские! – пробормотал он со злостью, снимая защелку и откидывая крышку.
Глаза загорелись при виде изобилия: в коробке был спрятан сухой паек танкиста.
За те двадцать лет, что он пробатрачил в колхозе, вспахивая поля и сея пшеницу, таких продуктов ему видеть не доводилось. Фрол вытащил на свет керосиновой лампы банку рыбных консервов, затем еще одну банку с изображением сочных сосисок. За ними вынул пачку изюма, пакетик леденцов, сыр в непромокаемой упаковке, баночку джема. Упаковку с галетами Смерклый раскрыл сразу, но, попробовав одну, сморщился и выплюнул. На пол, в мусор, полетела вся упаковка.
Под галетами лежала крупная плитка шоколада. Содрав фольгу, Фрол засунул в рот всю плитку и стал смачно жевать, не обращая внимания на липкую коричневую слюну, которая текла по подбородку.
На дне жестяной коробки лежали семь папирос и две сигары. Папиросы и одну из сигар Смерклый сунул в карман гимнастерки. Вторую взял в рот и стал прикуривать от керосиновой лампы. Изрядно намучившись и потратив много времени, он так и не сумел запалить кончик. Надеясь, однако, сделать это позже, Фрол спрятал сигару в тот же карман.
Он сложил продукты обратно в коробку и сунул ее в вещевой мешок. После этого тихо выбрался из танка и направился в расположение роты.
– Лейтенант Калинин?
Алексей с трудом разлепил глаза. После напряженного дня и горячего ужина его сморило. Он так и уснул, сидя на снегу.
– Да, – ответил Калинин, увидев перед собой морду лошади.
Это сон? Или с ним действительно разговаривает лошадь?
– Здравия желаю! – Рядом с лошадью стоял солдат. – Меня прислали из штаба.
– И вам… того же, – ответил Калинин. Солдат принялся сгружать с крупа четвероногой «помощницы» какие-то вещи. Калинин поднялся, сдержанно зевнул и посмотрел на часы. Еще только восемь вечера! Кругом стояла непроглядная тьма, лишь кое-где разгоняемая кострами.
– Вас сегодня командиром роты назначили, – говорил солдат. – Вот, вам положено.
Алексей с удивлением принял большой овчинный тулуп с теплым мехом. Мороз подбирался уже градусам к двадцати, и этот тулуп лишним не будет.
– Ваша портупея и командирский планшет. – Солдат протянул клубок кожаных ремней. – В планшете карта местности с указанием района выдвижения роты. Вот здесь распишитесь, что получили.
На протянутом листке Алексей поставил свою подпись: «Кал» с росчерком.
– Валенки. Они теплее сапог.
– Спасибо.
– Не за что… – Он достал что-то из сумки, висящей на боку у лошади. – А это ваш командирский «тэ-тэ». Держите.
Алексей взял кобуру, в которой, судя по тяжести, находился пистолет.
– Вроде всё, – оглянувшись, сказал солдат. – Сухой паек на три дня и боеприпасы для роты подвезут утром. Если что забыл для вас, привезу утром… Да! Вот еще!
Из той же сумки он вытащил три фляги:
– Возьмите. Боевая норма.
– Это что? – недоуменно спросил Калинин.
– Спирт.
– Зачем?
– Да уж пригодится, – подмигнув, ответил солдат. – Без этой водички тяжело будет вашим бойцам в атаку идти.
Он причмокнул губами, подбадривая лошадь, и уже собирался уходить, но Алексей остановил его.
– Постойте! – промолвил лейтенант. – А где мои гранаты?
– Зачем гранаты? Они вам не положены.
– Как же я буду воевать без гранат?
Порученец едва заметно усмехнулся:
– Вы – командир. Ваша задача людьми командовать, а не гранаты бросать.
– Дайте пару. Я очень прошу!
Порученец устало посмотрел в глаза молодому лейтенанту.
– Бог с вами! – Он снял с плеча тканевую сумку. – Возьмите мои. Там пара «лимонок». Запалы отдельно лежат в специальном карманчике.
Калинин принял сумку, как святыню.
– Теперь всё? – спросил солдат. – Тогда удачи!
И он ушел в темноту, ведя лошадь под уздцы. Глядя ему вслед, Алексей перекинул через голову матерчатый ремешок сумки с гранатами.
Глава 3
Рота отделилась от полка в восемь утра, когда блеклый контур солнца только поднимался над заснеженными полями. Солдаты двигались единой колонной по протоптанной дороге. Впереди шли Калинин с политруком, чуть позади – старшина. Замыкала строй лошадь по кличке Дуня, которая, кроме дополнительных боеприпасов для роты и корма для себя, везла на санях пулемет «максим». Передвижения, производимые дивизией, официально именовались перегруппировкой. На самом же деле дивизия отступала. Части Красной Армии оставляли позиции и уходили на запад. Пару раз рота пересекалась с другими подразделениями и колоннами автомобилей. Однажды красноармейцам даже пришлось вытаскивать санитарную машину, провалившуюся в яму под снегом.
Они двигались по стрелкам, указанным на карте из планшета. Алексей мало понимал в обозначениях, поэтому карту в основном читал политрук, долго и терпеливо объясняя каждую мелочь.
Часам к десяти рота осталась одна. Вокруг больше не урчали двигатели грузовиков, не плелись лошадиные повозки, да и солдатских шинелей, кроме своих собственных, было не видно. Только молочный нетронутый снег, насколько хватало глаз, да линия леса на горизонте.
По сравнению с ночной стужей десятиградусный мороз только бодрил. Алексей еще с вечера надел овчинный тулуп и нисколько не замерз, впервые ночуя на снегу. Однако истинную ценность командирской одежды он понял утром, когда обнаружил, что бойцы роты облачены кто в шинель, кто в телогрейку. Овчинные тулупы оказались только у командиров взводов и политрука. Старшина почему-то ходил в простом ватнике, хотя Алексей был уверен, что шуба ему тоже полагается. В общем, в овчинном тулупе Калинин почувствовал себя увереннее, в соответствии с должностью командира роты.
Около одиннадцати утра рота вышла на окраину деревни Потерянная.
– Всё правильно, как и указано на карте, – сказал Зайнулов.
– А разве на карте может быть что-то не так? – спросил Калинин.
– Бывает частенько.
Потерянная с виду казалась почти заброшенной деревней. Около десятка старых почерневших изб образовывали единственную улицу. Бойцов встречали старухи в ветхих, заштопанных тулупах, голова каждой укутана в шерстяной платок так, что вместо лица виднелся только кончик носа.
– Нужно сделать привал, – подсказал Зайнулов. Налетел порыв ветра, и где-то одиноко ударил колокол. – Возможно, нас покормят… Хотя, глядя на этих старух, полагаю, что кормить придется их.
– Здравствуйте, – обратился Калинин к ближайшей местной жительнице и замолчал, уставившись на нее.
Бывший студент исторического факультета неожиданно обнаружил, что платок старушки завязан совершенно необычно. Алексей еще не сталкивался с подобным ни в одной из деревень, где ему приходилось бывать. Концы платка завязывались не на шее, а на макушке. Эта занятная этнографическая особенность нарушила ход мыслей Алексея.
– Здравствуй, сынок. Куда путь держите?
– Здорово, мать! – вклинился старшина. – Можно мы у вас в избах передохнем?
– Очень невежливо, что он ей не ответил, – прошептал Калинин политруку.
– А ты бы добросовестно рассказал, куда мы направляемся? – спросил Зайнулов. – Семен Владимирович правильно поступил, он перевел разговор на другую тему. Учись.
– Да мы не против, – отвечала старуха старшине. – Только покормить вас нечем.
– Ничего, мать, у нас свои продукты еще не закончились, – ответил Семен Владимирович.
– Слышьте, сынки, – сказала вдруг старуха, подавшись к ним. – Не через Полыновскую балку идете?
Алексей уже собрался открыть планшет с картой, но старшина опять вклинился:
– А в чем дело-то?
– Немец прошел в ту сторону. Много немца. – Семен Владимирович сразу посерьезнел.