Запретная дверь - Синицын Олег Геннадьевич. Страница 42

– Да, я помню, как ты из меня моряка делал. Заставлял учить навигацию и устройство кораблей...

– Это мать не позволила отдать тебя в Нахимовское. Эх, кабы не она... Хоть помнишь чего из уроков?

– Помню.

Он помнил, это невозможно забыть. Когда тебя обучают чему-то в десять лет, это не просто остается в памяти – оно врастает в тебя. Наряду с болезнями и медикаментами он до сих пор помнил структуру и состав Балтийского флота, ориентировался в корабельных названиях, мог без запинки перечислить термины морской навигации, а азбукой Морзе он владел не хуже латыни...

Мысль споткнулась.

Азбука Морзе. А ведь ее можно использовать. «Морзянка» окажет ему неоценимую помощь, если все сделать правильно. Нет, Андрей не собирался при помощи точек и тире передавать какое-то сообщение девочке, вряд ли она даже отдаленно знакома с телеграфным языком. Но данные можно транслировать в другом направлении...

Он заторопился. У родителей хорошо, но впереди было много дел. Мать с отцом проводили его до лифта, потом, кажется, еще смотрели в окно, как он выходит из подъезда. Но Андрей уже не думал о них. Его снова охватил жар исследователя.

В большом книжном на Кировской он приобрел карту Рио и повесил ее над компьютерным столом, чтобы город постоянно находился перед глазами – Андрей хотел привыкнуть к хитросплетениям улиц и ключевым ориентирам. Потом до самого вечера листал русско-португальский разговорник. В отличие от географических названий, португальские фразы оставались в голове, хотя до приемлемого начального уровня ему было так же далеко, как до Латинской Америки. В идеале нужен преподаватель, только у Андрея не было на него времени.

Если подвести итоги дня, то выходной получился плодотворным, не то что вчера. Словно разведчик, готовящийся к заброске в тыл врага, Андрей основательно подготовился к своему следующему сну (он очень надеялся, что сон придет без орексина, очень). Но, уже стеля постель, подумалось вот о чем.

Каждый раз, когда он проникает за дверь, наступает кома. Сознание Андрея выходит из тела, затем возвращается назад. Но что, если в этом промежутке остановится сердце? Нарушится дыхание? Ему нужен помощник, который следил бы за физиологическими параметрами и в случае чего мог провести реанимацию. Кроме этого, помощь нужна в реализации задумки с азбукой Морзе. Кандидатура была единственной. Только Андрей не знал, как попросить об этом Альбину.

С ролью сиделки гораздо лучше справилась бы Савинская, можно попросить ее. Но, во-первых, Ольга была не в курсе последних событий, а во-вторых, она замужем. Будет трудно объяснить супругу появление ночных смен в работе отделения, функционирующего по дневному графику.

Он уснул легко, полный надежд на лучшее. И проснулся на следующее утро в горьком разочаровании. Капризная барышня по имени сновидение в очередной раз кинула его.

3

– Чему ты улыбаешься, Ильин? – спросил Кривокрасов.

– Я не улыбаюсь.

– Нет, улыбаешься. Я что, слепой?

Андрей понял, в чем дело. Задранный уголок рта придает лицу ироничное выражение, словно он усмехался каждому слову собеседника. В более общем смысле его лицо имело вид какой-то насмешки над жизнью. Хотя на самом деле это жизнь посмеялась над ним, талантливым и перспективным. Не лицо, а клоунская маска.

Кривокрасов приехал в больницу около одиннадцати и, как всегда, разместился в кабинете Перельмана (Миша в этот день с утра застрял на большом совещании у главного): Развалившись в кресле, профессор курил вонючие папиросы и сбрасывал пепел на пол. Андрей сидел напротив и с жаром объяснял, какие перспективы ожидают новый препарат и как здорово быть причастным к его испытаниям. Он ни словом не обмолвился о патодиагностике сновидений, в общем, всячески показывал, что теперь другой человек и смотрит на жизнь по-другому. Пусть Кривокрасов думает, что добился своего, пусть думает, что сломал Андрея. Пусть думает что угодно, только бы поскорее отдал заветный орексин.

– А почему не спрашиваешь, зачем я ездил в Москву? – поинтересовался Кривокрасов с довольным видом.

Андрею было совершенно наплевать, зачем Кривокрасов ездил в Москву, но, чтобы не нарушить старательно созданный образ, изобразил живой интерес:

– А я еще подумал: зачем вы ездили в Москву?

– Во-от! – Профессор с гордостью достал из обшарпанного портфеля рамку, внутри которой был заключен гербовый лист: «Диплом лауреата премии Правительства РФ 20.. года в области медицины вручен Кривокрасову Анатолию Федоровичу».

«Он получил премию за мои исследования, – мимоходом отметил Андрей. – Восхитительно!»

– Имей в виду, что ты разговариваешь с «человеком года» по версии журнала «Слип энд байолоджикал ризмс».

– Я вас поздравляю.

– Да ладно тебе. – Кривокрасов изобразил смущение гения. – Премии – это, конечно, хорошо, но надо работать.

Из того же портфеля он буднично вытащил две оранжевые коробки, стянутые желтой резинкой, положил перед собой на стол. На верхней коробке белыми буквами по-английски было написано: «Орексин-РА-1, для клинических испытаний».

– Лекарство достаточно сильное. Засыпание в течение двадцати минут. – Профессор продолжал доставать из портфеля какие-то рекламные проспекты, бланки, брошюры. – В первую очередь составь список пациентов, страдающих нарушениями сна. Исключи тех, кто может принести негативные результаты. Переговори с каждым. Объясни в доступной форме, что это за препарат, как он им поможет, – в общем, добейся информированного согласия. Вот бланки.

Он продолжал что-то говорить, кого включать в список, а кого нет, как разговаривать с пациентами, как вести журнал расходования препарата. Андрей усердно кивал на каждое указание, но почти не слышал, о чем говорил Кривокрасов. Его внимание целиком поглотили две оранжевые упаковки, перетянутые резинкой для банкнот.

– Денег никому не предлагай. Пусть будут благодарны, что им помогают уснуть. Кого не уговоришь, отметь в списке крестиком – я сам побеседую. Но никаких денег! Ни слова о них, ты понял?

– Да, конечно.

Скорее всего, на испытания выделены средства. Но «человек года» по версии журнала «Слип энд байолоджикал ризмс» со свойственным ему «благородством» собирался их присвоить. Андрею было наплевать, какую выгоду получит профессор. Ему нужен только препарат.

– Ну вот и все. – Кривокрасов водрузил упаковки с лекарством на стопку бумаг и пододвинул всю груду к Андрею.

– Это будет замечательная научная работа для всех! – произнес Андрей. Если бы Кривокрасов только знал, чем занимается сидящий напротив него человек. Клинические испытания суперснотворного показались бы ему жалкой кучкой экскрементов. – Можете не сомневаться, я отдам для этой работы всего себя без остатка.

– Рад это слышать, – довольно ответил Кривокрасов. – Приезжай на кафедру со списком и письменными согласиями пациентов. Не выдавай лекарство, пока не получишь согласие и пока мы не утвердим список.

– Угу, – промычал Андрей и для усиления эффекта покивал согласно.

...Проспекты, бланки и брошюры, которые ему всучил «любимый» профессор, – все, кроме самого лекарства, – Андрей выбросил в заплеванную железную урну на лестничной площадке. Прошелестев листами, пачка бумаг звучно плюхнулась на самое дно пластикового пакета, натянутого внутри. Уже к вечеру сверху окажется полкило окурков и несколько бутылок из-под пива, употребляемого пациентами тайком от медсестер, а следующим утром санитарка выбросит пакет с мусором в контейнер во внутреннем дворе.

Освободившись от хлама, Андрей вытащил из коробки запечатанные в фольгу капсулы. Оранжевые, как и сама упаковка, опоясанные крошечной надписью, двадцать маленьких переключателей сознания мирно покоились в пластиковых гнездах. Если верить сопровождающей инструкции, сон придет быстро и незаметно. Все переживания уйдут на задний план, активность мозга останется почти на уровне бодрствования, поэтому ничто не помешает сновидениям. Эти капсулы могли дать больше, чем обычный сон, намного больше. Андрей долго рассматривал их, затем убрал обратно в коробку.