Роковые яйца – 2 - Скаландис Ант. Страница 1

Когда Филиппу Индустриевичу Мозжечкову присвоили степень кандидата физиологических наук, он даже и не подозревал, что является отныне единственным в мире обладателем этого гордого звания. Ученый совет НИИ мутантологии при спецобъекте №0013 состоял преимущественно из военных, плохо знакомых с академической терминологией. Да и время было смутное, начало девяностых, так что лишь спустя несколько лет знакомый врач Барбадосов объяснил Мозжечкову, что из всех физиологических наук известна человечеству только одна – собственно физиология. Меж тем диссертация, посвященная принципиальным отличиям современных волосатых слонов-мутантов от древних мамонтов, была работой серьезной и в узких кругах специалистов, допущенных к секретной информации, имела резонанс. Филиппа Индустриевича признали как ученого. Вот только денег это ему не прибавило совсем – даже наоборот, потеряв массу времени на теоретические исследования и очень непростые эксперименты, Мозжечков, как всегда, упустил сладостный момент деления очередного гранта, щедро выделенного султанатом Бруней на изучение паукообразных в мышуйской полутайге. Огромные сотни тысяч в твердой мусульманской валюте были разворованы руководством института быстрее, чем передохли гигантские пауки, самоотверженно наловленные первогодками из спецчасти генерала Водоплюева.

Мозжечков опять загрустил на долгие годы, перебиваясь вдвоем с женой, тоже звезд с неба не хватавшей, на нищенскую зарплату и редкие худосочные премии. Стыдно сказать кому, но у кандидата наук заработок был меньше, чем у зам. начальницы фабрики-прачечной, и это притом что в прачечную ее уже почти никто не ходил. Ведь понакупили все для домашней стирки «электролюксов», да «аристонов», и существовало умирающее предприятие только за счет госзаказа все от того же генерала Водоплюева. Армейскую форму на стирку регулярно привозили в город, объясняя, что слив мыльной воды на территории спецчасти категорически запрещен по соображениям экологической безопасности.

«А как же вы танки моете?» – спрашивали бывало сержантика, доставлявшего в Мышуйск фуру с грязными гимнастерками и подштанниками.

«Т-с-с-с! – прикладывал сержантик палец к губам. – Я не имею права отвечать на такие вопросы».

А бабы в прачечной после судачили: «Да нет у них давно никаких танков, заржавели все. А машины в армии не моют». « Да их и у нас на гражданке никто не моет», – добавляли другие.

А звали жену Филиппа Индустриевича Брунхильдой Поликарповной. Или коротко – Бруней, что анекдотически напоминало тот самый Бруней, денег от которого Мозжечковым так и не досталось. Объяснялось происхождение имени просто: отец Бруни Поликарп Иванович, будучи историком, увлекался североевропейским эпосом и в частности нибелунгами, но дочка его, вопреки своему имени, под два метра не вымахала, а напротив росла миниатюрной, худенькой и хрупкой. Попытки приобщить ее всерьез к спорту успехом не увенчались. Отец все ждал, что она хоть пополнеет, когда замуж выйдет или когда родит, но не тут-то было. Последней его надеждой оставалось появление на свет внука, а еще лучше внучки – настоящей воительницы, ее бы следовало назвать Кримхильдой, и тогда уже спокойно умереть, но оказалось – не суждено.

Не все в порядке было у Бруни со здоровьем, забеременеть ей удалось впервые только к тридцати годам, и роды протекали крайне тяжело. Врачи не сразу сообразили, что при уникально миниатюрных габаритах роженицы надо делать кесарево, а когда сделали в итоге, ребенок (причем девочка необычайно большого веса!) был уже мертвым.

Бруня бросила с горя свою прачечную и ушла мелким клерком на коммерческую фирму, торгующую бытовой техникой. Зарплата там тоже была смешной, но Бруне доставляло удовольствие объяснять клиентам, что белье следует стирать дома, а не в прачечной. Почему-то она решила, что это вредные условия родной фабрики повлияли на ее здоровье.

А Мозжечков упорно не бросал науку и продолжал верить в свой будущий успех. Идеи-то его посещали одна гениальнее другой. Но самую гениальную подбросила ему все-таки жена Бруня однажды за чаем тихим, мирным вечером. А ведь бывали и немирные, ох, еще как бывали!

– Слушай, Филя, – сказала она, – вот ты у нас биолог-физиолог. Скажи мне, а почему женщины не откладывают яйца?

– Что?! – поперхнулся чаем Филипп Индустриевич, а когда наконец откашлялся не без помощи Бруни, стучавшей его из всех сил по спине, понял, что вопрос не так уж и глуп.

– То есть ты хочешь сказать, что способ размножения яйцекладущих рептилий, земноводных и птиц в чем-то совершеннее, чем живорождение у млекопитающих?

– Ну, конечно, – с энтузиазмом подхватила Бруня, – именно это я и хочу сказать. – На каком-то этапе своего развития эволюция допустила ошибку. Точно так же, как, например, осталась до обидного не использованной в более поздних видах особенность грызунов в течение всей жизни восстанавливать стершиеся зубы. Представляешь, ходили бы мы и грызли вместо «Орбита» какие-нибудь фирменные деревяшки, а про зубных врачей даже и не вспоминали.

– Погоди, – прервал поток красноречия своей образованной женушки Филипп Индустриевич, – эту тему мы с тобой уже обсуждали, я пытался решить проблему постоянно растущих зубов у человека. Это оказалось принципиально невозможным. Давай лучше вернемся к яйцам.

– Давай, – охотно согласилась Брунхильда. – Тут же масса преимуществ. Загибай пальцы. Во-первых… Ну, ты сам понимаешь, что для меня во-первых. Не надо так мучительно долго вынашивать ребенка, а потом так мучительно больно рожать его… с риском потерять. Что за абсурд выращивать внутри себя существо, превышающее по габаритам внешние двери.

– Как ты цветисто выражаешься, Бруня! – воскликнул Филипп Индустриевич, наливая себе новую чашку чая.

– А ведь так и получается. Это все равно что строить в стеклянной бутылке корабли, реально предназначенные для спуска на воду.

– Хорошо. Ну а что во-вторых?

– Во-вторых, высиживать детенышей сможет не только мать, но и отец, и даже старшие братья и сестры, строго говоря, даже наемные работники. Это же очень удобно.