Тарзан и сокровища Опара - Берроуз Эдгар Райс. Страница 23

Тарзан остановился на низкой ветке над головой льва и взглянул вниз на жуткую картину. Могла ли эта неузнаваемая кровавая масса быть тем человеком, которого он искал? Человек-обезьяна не был уверен. Время от времени он спускался на тропинку, чтобы при помощи обоняния проверить свое предположение, а именно, что бельгиец следовал по этой тропинке на восток.

Он отошел на некоторое расстояние от льва, все еще держась на восток, потом снова спустился и начал обнюхивать землю. Здесь не было следов того, кого он выслеживал. Тарзан вернулся к дереву. Внимательными глазами он оглядывал всю землю вокруг изуродованного трупа, стараясь заметить сумочку с красивыми камешками; но ее здесь не было.

Он бранил Нуму и старался отогнать его от трупа, но в ответ получил лишь сердитое рычание. Тогда он стал срывать маленькие веточки с ближайшего сука и кидать ими в своего давнишнего врага. Нума взглянул наверх, оскалив клыки, но не поднялся со своей добычи…

Тарзан приладил стрелу к луку и, натянув со всей силы тугое дерево, которое только он один мог согнуть, выпустил ее в Нуму. Стрела вонзилась глубоко в его бок, и Нума вскочил и заревел от ярости и боли.

Он делал тщетные прыжки, пытаясь достать насмехавшегося над ним человека-обезьяну. Дергая зубами за выступающий конец стрелы, лев выбежал на тропинку и стал метаться туда и обратно около своего мучителя. Тарзан выпустил еще одну стрелу. На этот раз он старательно прицелился, и стрела застряла в спинном хребте Нумы. Громадный зверь остановился, неловко подался вперед и свалился ничком, парализованный.

Тарзан спустился на тропинку, подошел ко льву и глубоко вонзил копье в свирепое сердце. Вытащив свои стрелы из тела животного, он вернулся в кусты и стал рассматривать бренные остатки добычи.

Лица уже не было. Арабское одеяние не возбудило никаких сомнений в Тарзане; бельгиец вошел в арабский стан и вышел оттуда: там он легко мог приобрести это одеяние.

Тарзан был так уверен в том, что тело принадлежало человеку, который его ограбил, что не счел даже нужным удостовериться в этом по запаху, который смешивался с запахом хищника и свежей крови его жертвы.

Все старания Тарзана были обращены на разыскивание сумочки. Но ни на трупе, ни вокруг него не было никаких следов ни сумочки, ни ее содержимого. Человек-обезьяна был разочарован не столько потерей разноцветных камешков, сколько тем, что Нума лишил его возможности отомстить.

Не понимая, куда могло скрыться его сокровище, Тарзан медленно повернулся и пошел назад по тропинке. В голове его назревал новый план. Он решил с наступлением темноты снова войти в арабскую деревню и тщательно обыскать ее. Взобравшись на дерево, он по ветвям направился прямо на юг, в поисках добычи. Он был голоден, и ему хотелось позавтракать до полудня, а потом лечь на каком-нибудь дереве подальше от лагеря, где ничто не потревожит его покоя, и поспать до вечера, а с наступлением ночи приступить к осуществлению своего плана.

Сейчас же после того, как Тарзан сошел с тропинки, на ней появился высокий черный воин; твердым шагом он направился на восток. Это был Мугамби. Он остановился подле трупа льва. На его лице появилось выражение недоумения, когда он нагнулся, чтобы осмотреть раны животного. Тарзан извлек свои стрелы из тела льва, но для Мугамби причина смерти зверя была так же ясна, как если бы обе стрелы и копье все еще торчали в трупе.

Чернокожий украдкой оглянулся вокруг. Труп был еще совсем теплый, и из этого он заключил, что убийца должен был быть где-нибудь поблизости; однако, нигде кругом не было видно ни единого живого существа. Мугамби покачал головой и продолжал свой путь по тропинке с удвоенной скоростью.

Он шел целый день, останавливаясь по временам, чтобы крикнуть в чащу: «Леди!» – в надежде, что она, наконец, услышит и откликнется. Но к концу дня безграничная преданность привела его лишь к несчастью.

Уже несколько месяцев Абдул-Мурак со взводом абиссинских солдат, въехав в джунгли с северо-востока, усердно разыскивал разбойника-араба Ахмет-Зека, который шесть месяцев тому назад нанес тяжелое оскорбление его царю Менелику, ворвавшись на территорию Абиссинии и уведя с собой толпу рабов.

Случилось так, что Абдул-Мурак в этот день, около полудня, сделал привал на той самой тропинке, по которой Верпер и Мугамби двигались на восток.

Солдаты только что слезли с коней, когда Верпер, не замечая их присутствия, прискакал на своей измученной лошади к месту их стоянки. Он был, конечно, моментально окружен. Закидывая его вопросами, солдаты сняли его с седла и повели к своему начальнику.

Подчеркивая свое европейское происхождение, Верпер старался убедить Абдул-Мурака, что он француз. Он рассказывал мрачному абиссинцу, что когда он охотился в джунглях, на него напали разбойники, перебили всех его спутников, и он сам спасся только благодаря чуду.

Из случайной фразы, брошенной абиссинцем, Верпер узнал цель экспедиции и, сообразив, что эти люди – враги Ахмет-Зека, поторопился взвалить на него вину и за свое собственное несчастье.

Боясь, однако, снова попасть в руки разбойника, он старался отговорить Абдул-Мурака от дальнейших преследований Ахмет-Зека. Он уверял абиссинца, что у Ахмет-Зека было большое и сильное войско, и что сейчас он поспешно направлялся на юг.

Рассудив, что для погони за арабом потребуется много времени, и что исход битвы с ним очень сомнителен, Мурак без особого сожаления отказался от своих планов и отдал приказ разбить лагерь и приготовиться к возвращению в Абиссинию.

Под вечер внимание абиссинцев было привлечено странными звуками, доносившимися с запада. Чей-то могучий голос несколько раз повторял одно и то же слово: «Леди! Леди! Леди!»

Абдул-Мурак отдал приказание – и несколько абиссинцев, крадучись, пошли на звук этого голоса.

Через полчаса они вернулись, таща за собой Мугамби. Первый, кого увидел Мугамби в лагере абиссинцев, был г. Жюль Фреко, недавний гость его господина, тот самый француз, который накануне на глазах Мугамби вошел, как свой, в деревню Ахмет-Зека.

Мугамби видел роковую связь между несчастьями, обрушившимися на дом его господина, и этим французом – и потому, когда он увидел, что Верпер его не узнает, он не стал ему представляться.

Ссылаясь на то, что он безобидный охотник одного из южных племен. Мугамби просил отпустить его на свободу; но Абдул-Мурак пришел в восхищение от прекрасного телосложения воина и решил взять его с собой в Аддис-Абебу и принести в дар Менелику.

Через несколько минут Мугамби и Верпер были уведены под конвоем, и тогда только Верпер узнал, что на него смотрели скорее как на пленника, чем на гостя. Он пробовал протестовать против такого обращения с ним, но здоровенный солдат ударил его по лицу и пригрозил пристрелить его, если он не успокоится.

Мугамби не принимал своей неудачи близко к сердцу, Он ни на минуту не сомневался, что во время путешествия ему не один раз представится возможность отвлечь бдительность своих стражей и бежать.

Не расставаясь с этой мыслью, он все время старался расположить к себе абиссинцев. Он постоянно расспрашивал об их императоре, стране и выказывал желание скорее достичь цели их назначения, чтобы насладиться всеми хорошими вещами, которыми, по их словам, изобиловала Аддис-Абеба.

Таким образом ему удалось усыпить их подозрительность, и они с каждым днем предоставляли ему все больше свободы.

Пользуясь тем, что его держали вместе с Верпером, Мугамби пробовал допытаться у него о местонахождении Тарзана, о судьбе леди Грейсток и о нападении разбойника на владения Грейстоков. Но так как Мугамби не хотел, чтобы Верпер знал, кто он, то ему приходилось подходить к вопросу окольными путями; с другой стороны Верпер тщательно скрывал свою роль в деле разгрома владений его гостеприимного хозяина, и Мугамби ничего не удалось узнать этим путем.

Но пришел час, когда он узнал одну очень странную вещь, и притом совершенно случайно.

Был знойный полдень. Отряд Абдул-Мурака подошел к цветущим берегам широкой, чистой, прозрачной реки. Ее песчаное дно не возбуждало опасений относительно крокодилов, которыми кишели многие реки этого дикого материка, и абиссинцы решили воспользоваться случаем и окунуться в прохладные струи.