Здравия желаем, товарищ Эрот! - Скаландис Ант. Страница 2

Вначале, вроде для того, чтобы примерно наказать облажавшегося подчиненного. Затем – чтобы вычленить из безумного текста полезные для официальных записей сведения, а затем… Да что там греха таить! Никодим просто увлекся чтением. Он и не догадывался раньше, что его доблестный сотрудник и агент Комитета Галактической безопасности, помимо всего прочего еще и писатель. Наряду с редкими записями научного и производственного характера (все, что касалось торговли, фиксировалось в отдельном гроссбухе), у Эдика встречались дежурные хохмы типа «Погода за бортом» или «Новости из ниоткуда», но больше всего оказалось подробных описаний его сексуальных развлечений с Любашей. Как тут не увлечься! Впрочем, в итоге Никодим утомился от повторов, – в конце концов, его Надюха умела все то же самое, если не больше, – а вот что запомнилось сильнее прочего, так это самые первые длинные записи Ярославского, озаглавленные так: «Лирический отчет № 1» и «Лирический отчет № 2».

Да, с тех пор, как экипаж их корабля удвоился и уравновесился по половому составу, прошло вроде не так уж и много – всего какой-нибудь год по внутрикорабельным часам, но они частенько разгонялись и тормозились со сверхсветовыми скоростями, и попадали в мощные хроновихри, так что на Земле пролетело существенно больше времени. Никодим вспомнил только что прослушанные теленовости и с ностальгической теплотой подумал о далеких временах, которые так цветисто описывал в своем бортжурнале Эдик Ярославский.

Лирический отчет № 1

– Будь я проклят, если еще хоть раз пойду в сверхдальний! – проворчал Кеша, болтаясь под потолком рядом с распавшимся на составляющие бутербродом с китайской баночной ветчиной.

Практически каждая незапланированная невесомость вызывала такую реплику с его стороны, а капитан Казанов, теряющий в подобные моменты чувство юмора, всякий раз говорил, что подпишет Иннокентию заявление в любую секунду, но только на Земле, ибо по установившейся традиции увольнения, оформленные в космосе, не принимались в расчет аппаратчиками Минмежгалтранса.

– Нет, ну какого же черта маневрировать в секторе «Щ»?! – вопросил Кеша, поймавший ветчину и охотившийся теперь только за кусочком хлеба.

– Ты что, забыл? – удивился я. – Мы же пересекаем сейчас торговую трассу имени Ленинского комсомола. Тут кто угодно может встретиться. А сейчас, голову даю на отсечение, швартуется какое-нибудь автоматическое судёнышко Главкосмосснаба. Представляешь, бананы с Эквадора-IV или консервированные сосиски с «Зимы-25-комби»!

– Размечтался! – проворчал капитан. – Бананы ему! Нам и брать-то некуда. Одних подфарников шестьдесят тонн тараним от самой Альфы Лебедя.

– И на фига тараним? – философски проговорил Кеша. – они уже заржавели все. Эх, выбросить бы к едрене фене! Только горючее зря тратим!

– Я тебе выброшу! – испугался Казанов. – Теперь до самой Земли – санитарная зона. Засекут – такой штраф заплатим, что никаких премий за сверхурочные не хватит. Раньше надо было выбрасывать.

– Раньше они ржавыми не были, – также философски заметил Кеша.

– Брать не надо было, – прямолинейно резюмировал я по молодости лет.

– Ну, извини, – обиделся капитан. – На планетолеты пятого поколения, для которых они сделаны, ни один псих такие подфарники, конечно, не поставит, но трактористы у меня их за двойную цену с руками рвут. Ты, что, смеешься над стариной Никодимом? Неужели я не найду, куда сбагрить жалкие шестьдесят тонн подфарников в нашем огромном российском космосе?

– Ржавых? – кротко спросил Кеша.

Но капитан не успел ответить, потому что в этот момент приоткрылся потолочный люк и в помещение рубки свесилась очень длинная, очень красивая и очень голая женская нога.

Чтобы все дальнейшее было понятно, я должен объяснить, что на торговом корабле «Парус коммунизма» Главного управления сверхдальних рейсов Министерства межгалактического транспорта экипаж составляют три человека: капитан, или как мы говорим, дважды капитан Никодим Казанов; штурман – старший лейтенант Иннокентий Моськин, и я – Эдик, товаровед, младший лейтенант Ярославский. Наша взаимоподчиненность весьма относительна. Старший по званию, по возрасту и по работе – конечно, Никодим, Димка. Зато Кеша – единственный среди нас член коллегии Минмежгалконтакта, более того, он – оперуполномоченный Главного гуманоидного управления этого могучего министерства. Я же, хотя мне всего двадцать семь лет, являюсь тайным агентом Комитета галактической безопасности. Впрочем, эта тайна ни для кого не тайна, потому что известно: на каждом корабле должен быть хотя бы один представитель этого ведомства, а Кеша с Димкой знают друг друга не первый год.

И вот из люка появилась эта потрясающая нога в изысканной золоченой туфельке – существенная деталь, должен вам заметить! Потом – вторая нога. Естественно, такая же роскошная. Потом – крутые бедра, на них красная с золотом полоска ткани, которую очень условно можно было назвать трусиками. Затем ошеломительный живот, осиная талия, высокая грудь в красно-золотом бюстгальтере, дивные плечи, кисти рук, легкие, как крылышки, и наконец, – чудесная головка: черные локоны, чайные глазища в пол-лица, мохнатые ресницы, брови вразлет, аккуратный носик и обворожительная, зовущая полуулыбка ярких, влажных, приоткрытых губ.

Кеша как раз в этот момент повернулся в другую сторону и, подхватив незакрепленную коробку со стеклянной посудой, всю обляпанную «рюмочками», собирался отфрахтовать ее в какое-нибудь безопасное место.

Капитан же наш Димка сделался красным, как рак, а его комбез в области паха недвусмысленно встопорщился.

Какие у меня гормоны хлынули в кровь и куда эта кровь потекла, я вам подробно рассказывать не стану, просто не смогу. Помню только, как нижняя челюсть буквально отвалилась. И я уже успел подумать, что она сейчас улетит в пространство через шлюзы утилизатора и придется мне где-то доставать новую, но ведь та уже будет не моя, не настоящая… Во, какой бред пошел! А меж тем в просвете люка возникла вторая пара восхитительных ножек, а затем и третья. Последняя девушка аккуратно опустила за собой крышку, и теперь все три секс-бомбы – кареглазая брюнетка, синеокая блондинка и рыженькая с зеленющими глазами (в остальном различия их были минимальны) – плавали перед нами. Томно изгибаясь, хлопая ресницами, и горячо дыша полуоткрытыми ртами. Звучала какая-то странная музыка – индийская, что ли? – и вдобавок ко всему рубка заполнилась немыслимыми одуряющими запахами их духов, словно мы приняли на борт груз экзотических цветов и фруктов.

И все это умопомрачительное действо было пронизано каким-то до боли знакомым, назойливым, но сейчас отвлекающим и потому совершенно неважным звуком.

Потом мы все как-то разом поняли, что это. Гудел предупреждающий сигнал о минутной готовности к возвращению на корабле стандартной силы тяжести. И гудел он уже давно.

Рот мой захлопнулся с отчетливым стуком нижней челюсти о верхнюю, одновременно я потерял равновесие и сел на пол.

Кеша со страшным грохотом уронил посудный ящик и встал на четвереньки.

Только Димка сумел сохранить вертикальную позу и достоинство, если конечно, не считать его суетливых действий по наведению порядка под комбинезоном, которые он пытался выдать за стаскивание теплозащитных перчаток, будто среди прибывших было кому протягивать его мужественную лапу.

А девушки к наступлению тяжести оказались готовы вполне. Они ладненько построились в шеренгу и медовыми голосами дружно отрапортовали:

– Эротическая служба дальнего космоса!

– Милости просим, – вежливо сказал Димка, решительно ничего не понимая и на всякий случай спросил: – Чем обязаны?

Одновременно он косился на поднимающегося с четырех костей Кешу, мол, кто у нас член коллегии по контактам, или этот член умеет только ценную посуду гробить?

Кеша, не будучи уверен, что это по его части, но чувствуя себя бесконечно виноватым, так же молча согласился взять инициативу на себя.