Тактильные ощущения - Слюсаренко Сергей Сергеевич. Страница 5

– А что с пастой? Кто тюбик помял? – спросил я на кухне, чтобы потом не получить по голове. Это почему-то произвело на Асю сильное впечатление.

– Если женщина раздражает, так она даже пасту будет выдавливать не так! – Ася фыркнула и резко вышла из кухни.

Чего это она? По мне дави, как хочешь, сама же меня шпыняла столько. Ну и ладно, мне только этого не хватало. Что там на ужин? На ужин было нечто непонятное, кашицеобразное и невкусное. И пива не было. Пошли вы все подальше! Сколько можно человека доставать? Я в приступе необъяснимого бешенства, накинув пиджак поверх майки и в драных джинсах, выбежал из квартиры. Ну, почти выбежал.

Ещё надевая пиджак, я знал, куда уйду. Есть в соседнем гастрономе на втором этаже бар. Пойду и напьюсь. Все равно завтра суббота, и с утра самого на работу не надо. Тем более, что шеф облаял.

Уют бара состоял из двух составляющих. Во-первых – простой, без претензий интерьер с приглушенным светом, а во-вторых – полное отсутствие как всякой шушеры, так и нуворишей. Просто уютная, чистая забегаловка. И сейчас, сидя в темной глубине с теплым бокалом коньяка, я чувствовал, как улетает раздражение. И пропадает всякое желание напиться или, там, всем показать. Вокруг сидел народ, мало различимый в приглушенном свете, и только бармен, на возвышении своей стойки, был вполне освещен. Люди были приличные и ничем не выделялись. Обычный средний класс в конце трудовой недели. Мое спокойное созерцание и ничегонеделание в итоге окончилось пустым бокалом. Ладно, уходить не хочется, а сидеть с пустым скучно. Я медленно, дабы не спугнуть благодушие, подошел к стойке бара. И сел на высокий табурет, ожидая, пока бармен смешает какой-то непростой коктейль.

– Ещё немножко коньяка, половинку, – попросил я, дождавшись своей очереди.

Бармен молча принялся готовить бокал. Греть его паром из кофеварки, мерить жидкость.

– Скажите, а коньяк хороший? – меня окликнул невесть откуда взявшийся мужчина. Он сидел на соседнем насесте явно в раздумье, что бы выбрать. Был он среднего роста, в легком пальто, которое не снял, а только расстегнул. Достаточно франтоватая кепка лежала на стойке бара.

– Да, вполне. Тут всегда хороший коньяк. Насколько я разбираюсь, – успокоил его мой ответ.

– Я наверное, тоже возьму, – мужчина, видимо, очень хотел поговорить. – Бармен, пожалуйста, и мне такого же.

– Меня зовут Гамбург, – представился он. – Я тут впервые. Знаете, иногда вечером совсем нечего делать. Не телевизор же смотреть. А вы здесь часто бываете?

– Ну… Я не могу сказать, что часто. Просто бываю. Скорее редко, чем часто, – я вдруг понял, что и сам не прочь поболтать. – Тут уютно.

– Да, вы правы. В наше время почти не осталось мест, где ты можешь посидеть спокойно, чтобы тебе никто не мешал. – Гамбург, судя по всему, как многие сейчас, страдал тоской по прежним временам.

– Вот интересно– продолжил он, – раньше можно было курить в подобных заведениях и курили умеренно, никому не мешало. Теперь и курить нельзя, а накурено обычно так, что не продохнуть. А здесь нет. Видно, вентиляция хорошая. Вы не возражаете, если я закурю?

– Нет, что вы, что вы. Мне нравится запах табачного дыма.

Мой собеседник открыл крышку старомодного портсигара, достал из него папиросу и задымил.

– Люблю, когда дым холодный, – объяснил он. – Вы знаете, сейчас таких папирос не делают. Мне вот – черте-откуда присылают. А раньше! Вы удивитесь, папиросы «Сальве» делали у Соломона Когена в Одессе ещё до революции и уже с тройным фильтром!

– А вы романтик курения, – не выдержал я. – Такие мелочи вас волнуют. По-моему, главное чтобы табак качественный, а остальное – просто дело привычки.

– Привычки делают нас! Ведь вы что думаете, курение – это просто вдыхание табака с никотином? Тогда проще таблетки какие-нибудь, гораздо менее вредные, принимать. Курение – это целый набор тактильных ощущений, делающих этот процесс божественным. Вот только послушайте, посмотрите. Во первых, сам портсигар – ему сто лет! Его держали в руках великие люди. На его поверхности их прикосновения. Потом. Вы берете папиросу. Сухую настолько, чтобы она шелестела именно так, как надо, когда ее разминаешь. Чтобы табак, сгорая, шипел именно так, как вы привыкли. И ещё много всякого! Это же не наркомания! Это процесс! Лиши вас всех этих маленьких сенсорных удовольствий… Так можно взбеситься от дискомфорта!

Слова Гамбурга затронули именно то, что меня так мучило уже второй день. Мелочи жизни, потерявшие знакомый облик, стали мне досаждать. Эдакий карманный полтергейст.

– Вы, извините, чем по жизни занимаетесь? – полюбопытствовал собеседник.

Я вкратце рассказал о своей работе, о том, как мы помогаем создавать управленческие команды, помогаем совершенствовать менеджмент, про наши программы с молодыми талантами и прочее, связанное с моей работой. А вдруг он потенциальный клиент?

– Извините, может быть, я не все хорошо понимаю. К вам обращается, допустим, директор какой-нибудь организации и говорит: «помогите мне управлять?» – съязвил Гамбург.

– Ну, это несколько утрированно. У него, например, понижена мотивация персонала и надо её восстановить или умножить, – ответил я, держа бокал между ладонями и стараясь сохранить его тепло.

– Понижена мотивация? Это, если по-простому, работать не хотят? – собеседник явно был скептиком. Гамбург не забывал аккуратно обламывать пепел в блюдечко, заменявшее пепельницу. Именно обламывать, дожидаясь, пока серая полоса на кончике папиросы достигнет необходимых размеров.

– Ну, не то чтобы не хотят, а не хотят работать лучше. Вот ведь в чем дело – не всегда деньги являются мотивацией в работе. Достиг человек какого-то уровня и все, ему больше не хочется расти по службе, добиваться больших успехов, – пояснил я. При этом заметил, что слева от меня на барную табуретку взгромоздилась дама угасающих лет.

– Вы хотите сказать, что, допустим, инженер, конструирующий, ну, к примеру, самолеты, нарисовал гайку, а дальше не хочет новое рисовать? – не унимался Гамбург. Он потянулся со спичкой через меня к взывающей огня даме. Даже не взглянув на неё.

– Нет, конечно, речь идет, как правило, о другом бизнесе. Например, продавец. Если его заработок ставить в зависимость от уровня продаж, то при достижении определенного уровня продажи перестают расти! И тут уже просто деньгами не заинтересуешь! Орешков не хотите?

– А!!! Вот вы о каких сотрудниках говорите! Я все понял! – искренне обрадовался Гамбург. – А то я испугался и подумал, что в тех делах, с которыми я более-менее знаком, стали работать новые принципы. И что, помогают ваши советы и тренировки? Нет, спасибо. (Это уже про орешки).

– Конечно! Наш главный постулат – надо сделать из разрозненного коллектива команду, семью, если хотите! Чтобы каждый чувствовал себя членом группы и понимал, что от него зависит успех каждого! Очень помогают, например, для групп обслуживания, соревнования в индивидуализации униформ, на звание «Лучший по профессии» и тому подобное.

– Индивидуализация униформы? Это вроде соленого сахара, – не понял собеседник. Он взял орешек и стал внимательно его рассматривать. – Это как?

– Ну, например, кто сможет больше значков повесить на левый лацкан пиджака. Очень стимулирует. По итогам – денежная премия. И коллектив живет! А массовые походы в кино, в театр. Правда, в театр – не любят.

– Вы знаете, – проговорил Гамбург, – мне кажется, что такое уже раньше было. При другой системе. Называлось моральное и материальное стимулирование. И, несмотря на то же наполнение проблемы, все над этим смеялись. Особенно над моральным. Потому что в материальное не верили. Но вот в мое время, в моей среде таких проблем не возникало. Вот вы, извините, по профессии кто? Учились где?

Гамбург говорил со мной, держа свой бокал на уровне глаз и покачивая его. Вязкая жидкость растекалась по стенкам и сквозь нее просвечивала лампа напротив стойки бара.

– Я окончил физический университет. Наши многие пошли не в науку, а в бизнес. Наука никому теперь не нужна.