Черная жемчужина императора - Солнцева Наталья. Страница 27

– Вообще, как ты чувствуешь, это один и тот же человек?

Ева задумалась, долго молчала.

– Мне кажется, нет, – наконец, вымолвила она. – Если мнимый Аркадий Николаевич воспользовался именем пропавшего егеря, то кто он на самом деле? Надо узнать, не пропадал ли кто-нибудь еще в том же районе, примерно в то же время? И каким образом вместе с Селезневым оказалась мать Лики, Екатерина Ермолаева?

– Много лет прошло. Свидетели тех событий могли куда-нибудь уехать, умереть. Надежды мало, но стоит попробовать. Собственно, я уже попросил бывшего сослуживца навести справки. Вот, жду.

– Нечего сидеть сложа руки. Давай искать концы в Москве.

Сыщик давно этим занимался, но без особого успеха.

– Что у нас есть? – принялся он рассуждать вслух. – Если я не ошибаюсь и Красновская скончалась от страха, – тот, кто ее напугал, находится здесь, в городе. Возможно, следующей его жертвой будет… Лика. Это первое. Второе, – у Лики в Москве есть дальние родственники.

– Эрманы?

– Да. Надо встретиться с Альбиной Эрман, хозяйкой салонов «Камелия», и поговорить. Кстати, Ростовцев, – то ли ее приятель, то ли любовник. Некоторые даже считают его женихом роскошной Альбины.

– Значит, он не случайно, а по-родственному взял на себя похороны Красновской?

– Видела бы ты, как он кружил над Ликой, – покачал головой Смирнов. – Будто ястреб над цыпленком.

Глава 12

Сергей Иванович с трудом загнал Гришу и Петю в ванную, заставил их помыться и уложил спать.

– Деда, расскажи сказку! – ныли мальчишки. Но ему было не до того.

– Посмотрите, который час, – сердито погрозил он пальцем. – Ваша мама потом будет мне пенять, что разбаловал вас. Угомонитесь, наконец, сорванцы!

Дети притихли и через несколько минут мирно засопели.

Дочь Куликова работала вместе с мужем в строительной фирме, и они оба мотались по командировкам. Гриша и Петя росли у дедушки с бабушкой, родителей видели только по выходным и праздникам, ничуть, впрочем, не огорчаясь по сему поводу.

Приоткрыв дверь в спальню и убедившись, что близнецы уснули, Сергей Иванович отправился в кухню, поставил чайник. За окном чернело небо, усеянное крупными звездами… такими же, как и тридцать, и сто лет назад…

Золотая тарелка луны живо напомнила ему молодость, прогулки с Катенькой, ее низкий голос, упрямый профиль, тщательно уложенные на затылке волосы и благородную линию шеи… то, как он украдкой поглядывал на ее обтянутую простым ситцем грудь и думал, как необыкновенно чувственно она приподнимается от легкого девичьего дыхания. Он так и не сумел забыть ее, вытравить из своего сердца. В самые благословенные минуты жизни перед ним возникал ее образ, – где она, как она, счастлива ли?

Через три года после разлуки с Катей Сергей Иванович женился. Его Зина оказалась доброй, хозяйственной женщиной, настоящим другом, единомышленницей, хорошей матерью, но никогда она не вызывала в его душе такого затаенного восторга, такого сладостного волнения, какое он испытывал от одного только взгляда на окна Катюши Ермолаевой, на мелькнувшую за занавеской ее быструю тень.

Чем Катенька покорила его душу, положив на нее огненное тавро, Сергей Иванович не знал. Все чаще задумываясь о смерти, о неизбежном уходе из земного бытия, Сергей Иванович ощущал в себе смутную тоску. Как бы он хотел перед концом… взять Катеньку за руку, взглянуть в ее зеленовато-серые, прозрачные глаза и забыть обо всем, бросить все и соединиться с ней в невесомом, светлом полете. А что, если смерть не только конец, но и начало?..

Сегодня вдруг позвонил Вася Дежкин, зачем-то расспрашивал о Ермолаевых: якобы ими интересуются в Москве. Кому понадобилось копаться в старой истории?

Снова в памяти возник тот решительный и страшный разговор с Катенькой в беседке городского сквера.

– Я люблю другого, – просто и жестоко сказала она, лишая его последней надежды.

– Кого?

Катя назвала имя человека, от которого Кулика бросило в дрожь. Когда он обрел дар речи, спросил только:

– Как ты могла?

– Он не такой, как вы…

– Кто это – «вы»?

– Вы все… чужие. Вы пришли из другого мира и разрушили наш.

– Помилуй, Катя! Ваш мир, как ты его называешь, сам себя приговорил, – история всего лишь привела приговор в исполнение. О чем ты толкуешь? Ты же родилась и выросла при советской власти, а того, вашего мира, даже не видела! Он остался там… в том прошлом времени.

– Время не имеет значения.

В ее ушах раскачивались, сверкали длинные серьги с зелеными камнями.

– Это он тебе подарил? – охрипшим от волнения голосом спросил Сергей.

Катины щеки покрылись румянцем, глаза потемнели, загорелись вызывающе.

– Он! Что, не нравится?

– Честным трудом на такие побрякушки за всю жизнь не заработаешь. Краденые небось. А может, и кровь на них.

– Вы, что ли, мало крови пролили? – со слезами выкрикнула она.

– Я никого не убивал, – горячо возразил Сергей. – Мой отец погиб на войне, а мама всю жизнь работала на заводе. В чем ты меня обвиняешь?

Много горьких и несправедливых слов сказали они друг другу в тот вечер, сидя в беседке, над которой висела большая желтая луна. По лицу Кати текли злые слезы, Сергей скрипел зубами и сжимал кулаки. Он ненавидел ее! И любил… Он вышел из беседки опустошенный и зашагал по ярко освещенной аллее к танцплощадке. Там играла музыка, кружились пары – девушки в нарядных платьях, юноши в модных брюках. Сергей остро позавидовал им и ускорил шаг. Куда он бежал? От самого себя не убежишь.

С тех пор он больше не видел Катю, – уплыл на рыболовецком судне по Амуру, фотографировал, встречался с передовиками производства, писал путевые заметки, издал в Хабаровске «Речную повесть», навеянную неразделенной любовью к Катеньке и полную партийного пафоса. Возомнил себя великим писателем! Но дальше нескольких рассказов и серии публицистических статей дело не пошло. За статьи о тружениках Амура Кулику присудили журналистскую премию, он вернулся в родной город, в редакцию газеты, женился, через два года родилась дочь, через три его назначили главным редактором. Какие насыщенные событиями и пустые по чувствам годы он прожил!

Окольными путями до него доходили слухи о Катеньке. Она сбежала из дома с тем ужасным человеком, вынужденная скрываться поселилась бог знает, где… родила ребенка. Ее убитая горем мать боялась выходить на улицу. Раз за разом в ее деревянном домике милиционеры устраивали засады, в надежде поймать «зятя» или хотя бы выследить его. Они рассчитывали, что Катя, соскучившись по матери, тайно придет навестить ее и что, отправившись по ее следам, оперативникам удастся взять неуловимого Черного Дракона. Такое прозвище носил возлюбленный Кати, – молодой преемник погибшего пару лет назад главаря подпольной игорной империи.

Поговаривали, что Черный Дракон был голубых кровей, имел связи с бывшими русскими эмигрантами из Харбина и Шанхая, с китайцами и японской мафией, – преступный мир многонационален, – и был одержим жаждой мести. Кому и за что он мстил? На этот вопрос мог ответить только сам Дракон. Этот человек-невидимка отличался хладнокровным мужеством, жестокостью, изворотливостью, гибким и оригинальным умом. О его рискованных авантюрах, ловких выходках, баснословном богатстве и сверхъестественной везучести ходили легенды. Утверждали даже, что по какому-то древнему зверскому обычаю он съел мозг своего предшественника, убитого в перестрелке между бандитами, и таким образом вобрал его злую энергию, став вдвое сильнее. Можно по-разному относиться ко всяким небылицам, слухам и сплетням, но человек, который их порождает, в чем-то незауряден. Черный Дракон являлся фигурой загадочной, влиятельной в криминальной среде, казнил и миловал по своему усмотрению, умел с шиком покрасоваться, притом обладал своеобразной «честью» и гордился «благородным происхождением».