Магия венецианского стекла - Солнцева Наталья. Страница 40

– О покойных либо хорошо, либо ничего. Вы из милиции?

– Из аналитического отдела, – уклончиво ответил Борисов. – Необходимо прояснить кое-какие подробности.

Осокин не стал уточнять, кто перед ним, не спросил фамилию, не потребовал показать удостоверение, хотя Борисов заготовил липовую «корочку», как раз на подобный случай.

– Что вас интересует? Целесообразнее было бы поговорить с моей женой, Тамарой. Видите ли, мы с Мариной… не сошлись характерами. Между нами не установились родственные доверительные отношения. Теперь уже это не играет роли, к сожалению.

– Кто убил Марину, по-вашему?

– Помилуйте, – воздел руки к потолку Осокин. – Откуда мне знать? Вы же ведете следствие! Вероятно, в квартиру проник грабитель, увидел хозяйку и решил не оставлять в живых свидетеля. Марина была ужасающе беззаботна: постоянно забывала выключить то утюг, то газ, то форточку открытой оставляла, то балконную дверь… У нас на этой почве возникали… мелкие стычки. Честно говоря, я вздохнул с облегчением, когда Тамара согласилась на размен и разъезд. Взрослые дети должны жить отдельно.

– Вы были женаты до того, как заключили брак со Степновой?

– О-о, какое казенное выражение: заключили брак! Я встретил женщину, полюбил и предложил ей руку и сердце. Тамара, – моя первая жена. Скажете, поздно надумал создать семью? Это уж как судьба распорядилась. Вон, желторотики женятся, а что толку? Через год-два, – развод.

Борисов внутренне согласился с отчимом Марины – он тоже был противником ранних браков.

– После разъезда вы не встречались всей семьей? Праздники, дни рождения…

– Нет, – без тени смущения заявил Осокин. – Зачем? Марина постоянно дерзила, Тамара нервничала, настроение у всех портилось. Нам хватило тех совместных застолий, которые мы сдуру устраивали в старой квартире.

– Кстати, не сочтите за нескромность, почему вы решили жить у жены?

– Намекаете на мою жилплощадь? – усмехнулся Герасим Петрович. – Тамара сама настояла, чтобы я переехал к ней. Не хотела быть обузой, как она выразилась. Деньги, в основном, зарабатываю я; ее зарплата врача – копейки. «Квартира – мое приданое!» – так она заявила. Я не возражал. Если она согласится, мы в любой момент можем перебраться ко мне. Тамара и фамилию мою отказалась брать, оставила свою. Гордая! – не то с сожалением, не то с осуждением сказал он.

Борисов подбросил в топку угля:

– Теперь квартира Марины освободилась.

– Вы на что намекаете? – взвился Герасим Петрович. Его лицо перекосилось, глаза засверкали. – Деньги и квадратные метры ничего не значат ни в этой жизни, ни в той! У вас уже седина пробивается, а вы до сих пор ничего не поняли? Ваши дела обстоят скверно, милейший. Своими грязными, ничтожными подозрениями вы оскорбляете меня и мою жену. Вы решили, что поводом для убийства послужила квартира, на которую мы претендуем? Боюсь, нам с вами не о чем больше разговаривать.

Он не на шутку рассвирепел. Борисову ничего не оставалось, как удалиться. Осокин бросил ему вслед несколько ругательств. Приемщица испуганно пискнула.

– Вот, разошелся! – пробормотал Николай Семенович, закрывая за собой дверь офиса. – А с виду тихоня.

Он сел в машину, включил музыку. Плавные лирические мелодии успокаивали его, способствовали свободному течению мыслей.

По сути дела, Осокин прав. Ему вовсе ни к чему убивать падчерицу. Они не ладили, но избежали конфликтов мирным способом, – разъехались. Его мебельный бизнес не поражает размахом, имущественные запросы довольно скромны. Фирма «Стиль» вряд ли берет большие кредиты, – грандиозных проектов Герасим Петрович не осуществляет и, похоже, не планирует. Его вполне устраивает то, что есть.

Если предположить, что Марина его шантажировала, то на какой предмет? Бояться Осокину нечего: он маленький человек, – не политик, не общественный деятель, не чиновник. От жены материально не зависит, сценами ревности и разводом его не испугаешь.

Даже если у Тамары Степновой и Осокина нет алиби на момент убийства, – это еще ни о чем не говорит. Тысячи людей проводят время в уединении: спят, читают, смотрят телевизор, ходят по магазинам, прогуливаются, – и некому этого подтвердить. Сей факт не делает их преступниками.

Скорее всего, убийца Марины не собирался лишать ее жизни, потому что схватил первое попавшееся под руку орудие, – подсвечник. Чего же он добивался, в таком случае? Зачем потом, уже мертвую, поволок ее в ванную, топить? При вскрытии тела воды в легких не обнаружили, как сообщил Борисову знакомый эксперт. Это придавало убийству необычный оттенок. Любой взрослый человек в состоянии удостовериться, что жертва мертва. Тащить труп в ванную не имеет смысла!

У Борисова разболелась голова. Он топчется на одном месте, – поиски Астры зашли в тупик, расследование убийства Марины все больше запутывается. Ельцов требует ежедневных докладов, а что ему говорить?

Борисов припарковал свою «Хонду» у кафетерия, где готовили отличные блинчики с грибами. Обедая, он с тоской смотрел на серый городской пейзаж. Преддверие зимы не красит даже улицы, не говоря уже о людях. Борисов чувствовал холодное дыхание ноября и в своей душе тоже.

Не получилось. Сорвалось! Когда удача, казалось, сама шла в руки.

О, проклятие! Придется все отложить на отмеренный богами срок. Самхейн не открывает ворота дважды, таинственные створки, принадлежащие двум мирам, – и ни одному из них. Почти три века назад, – магическое число! – Двойник перекочевал из иного мира сюда. С тех пор он здесь… Кто-то оставил его по «эту» сторону, – забыл или укрыл от посягательств. Ходили слухи, что Брюс приложил руку к похищению Двойника. Теперь не имеет значения, правда это или хитрая ложь.

Все складывалось благоприятно, а Двойник снова ускользнул.

Запутаться в сетях этого мира так просто. Один неверный шаг, одна неправильная мысль, и все, – обратно не выбраться. Здесь властвует Эрос, повсюду плетет он свою золотую паутину, повсюду раздаются его сладкозвучные голоса и манят, как Цирцея, могущественная чародейка, заманила на свой заколдованный остров Одиссея и его спутников. Она превращала моряков в свиней, волков и медведей, – такова плата за неосторожность.

Эрос кроется в женской красоте, в музыке и танцах, в опьянении вином, в дурмане ароматных курений… Даже война питается Эросом. Кто, как не воин, закаленный в битвах, пробуждает у юных девушек трепетное обожание, а у зрелых женщин – неудержимую страсть? Разве гладиатор, проливающий на аренах амфитеатров кровь поверженных, не притягивает к себе сексуальные флюиды зрителей? Разве рыцарь, побеждающий на турнире, не получает награду из рук самой прелестной дамы? Разве бог войны не самый желанный любовник?

Ведь не зря Венеру изображают рядом с Марсом. А крошку Амура с его волшебным луком и стрелами называют плодом их любви…

Любовь питает бессмертную поэзию и высокое искусство. Кому, как не Эросу обязан этот мир всеми гениальными творениями?

Щедрыми дарами усыпан его алтарь, раскиданы его сети, – куда ни ступи, куда ни взгляни, о чем ни подумай. Оказаться в этом мире означает стать пленником Эроса. Его лицо нечеловечески прекрасно и страшно, ибо как вырваться из его тенет? Он соединяет в брачные пары богов и все живое, порождает земные желания, культ плотских наслаждений и утонченных любовных игр.

Роскошь и упоение – это его маска, ширма, за которой он смеется над легковерными бабочками, пьющими нектар из его смертоносных цветов. Неумолимый и жестокий, он опьяняет и убивает…