Московский лабиринт Минотавра - Солнцева Наталья. Страница 55
– Осенью, – сказал Владимир. – В начале октября.
Его недвусмысленные намеки на скрытые замыслы Феодоры окончательно выбили ее из колеи. Как он догадался? Еще и эта неудавшаяся авария! Небось не один Владимир подозревает ее.
И пустые комнаты, и ночные шаги, и дверца в цокольном этаже отошли на второй план.
* * *
Москва. Октябрь
«Похоже, человек был не в себе, когда набирал эти строки», – думал Смирнов, читая на экране монитора текст с дискеты инженера Хованина.
Судя по всему, он одним махом изложил весь сумбур своего замутненного недугом сознания, запечатлел или просто поместил фантасмагорию мыслей снаружи. Ведь написанное – это уже нечто внешнее, куда перекочевало то, что не могло больше оставаться внутри, грозя уму полной и необратимой катастрофой.
Текст являлся разрозненными отрывками, на первый взгляд не связанными между собой, и все же...
«Сначала прочитаю сам, потом покажу Еве, – решил сыщик. – Обменяемся мнениями».
...Двуликая! До сих пор я только слышал о ней и, признаться, считал это обычными диггерскими баснями. Но когда она появилась в рассеянном свете фонарей, простоволосая, в длинном одеянии, окутанная голубоватой дымкой, – наверное, каждый волосок на моем теле встрепенулся и приподнялся. Не от ужаса, нет! От соприкосновения с тем, чему не можешь дать объяснения и от чего тебя охватывает паника. Так уже было однажды...
– Смотри, – сказал я идущему сзади парню. – Видишь ее?
– Кого? – не сообразил он.
И я догадался: кроме меня, никто ничего не замечает. Двуликая показывается только мне. Или я один способен ее воспринять – зрением, шестым чувством, еще чем-нибудь, каким-то непостижимым органом, которым не обладают другие люди. До поры до времени этот орган спал и во мне. Что его пробудило?
– Что случилось? – забеспокоились мои спутники.
– Туда идти не стоит, – сказал я.
А что я мог им ответить? Появление Двуликой, так же как и встреча с Белым Спелеологом, предвещает несчастье. Похоже, оно грозит мне одному, поскольку остальные ничего не видят. Что ж, гнетущее предчувствие преследует меня давно...
Роковая случайность или злая закономерность в том, что мой брат оказался причастен... нет, пока рано судить. Подожду...»
– Дьявол! – прервавшись, выругался Смирнов. – Все-таки Эдик вляпался в это грязное дело! Ай-яй-яй! Ева будет торжествовать. А я посрамлен. Не могу поверить... Эдик! Верный мой товарищ! Бывший боевой соратник! Втянул меня в... черт знает во что! Заведомо лгал, прикидывался.
Сыщик вскочил, сделал несколько кругов по кабинету, ворча себе под нос и на чем свет стоит ругая Проскурова. Как же он мог?
Немного выпустив пар, Славка уселся читать дальше. Возможно, некоторые моменты прояснятся.
...Двуликая! О чем ты предупреждаешь? Не о том ли... О-о! Поиски Египетского лабиринта завели меня, куда не следовало. Моя жажда непознанного, желание сделать открытие, достойное Шлимана и Эванса, сыграли со мной злую шутку. Я посягнул на тайну змеи, свернувшейся в пространстве и времени, и эта змея... укусила. Ее яд проник в мозг, отравил сознание, и не только мое. Видит бог, они сами захотели!
Я тщательно изучал городские глубины и наткнулся на упоминание о СК. Некоторые сведения, собранные по крупицам из разных источников, навели меня на мысль о целом участке древних подземелий, оставшихся вне поля зрения исследователей. Я продолжал искать в одиночку и убедился, что был прав. Подвергать риску мы можем исключительно себя. Однажды отступив от сего правила, пусть и не по своей воле, я поплатился.
Тот путь врезался в мою память до мельчайших подробностей, вернее, начало пути. Потом змея показала свой нрав и отомстила за то, что кто-то посмел нарушить ее покой. Воздействие ее яда оказалось роковым: ум померк, память дала сбой, все чувства притупились, и восстановить картину происшедшего полностью не представляется возможным. Смутным призраком поселилась она в сознании.
Подземная галерея была обложена белым камнем и кое-где трухлявым от времени деревом, местами просачивалась вода. Никогда раньше я не испытывал подобного суеверного страха, как в тот момент. От основного коридора вели в стороны боковые ответвления. В них царили та же тьма, тот же затхлый воздух и тот же холод. Внезапно я споткнулся о плиту, закрывавшую люк. Ржавое кольцо отвалилось от усилия приподнять плиту. Свет мощных фонарей плясал по стенам и полукруглому своду. Среди плесени он выхватил глубоко вырубленный в камне знак, похожий на полумесяц, обращенный рогами вверх. Он находился прямо над обнаруженным в полу люком. Я направил луч на знак, пытаясь определить его смысл, принадлежность к тому или иному культу. В подземельях мне попадались и знаки каббалы, и сатанинские символы, но такое изображение я увидел впервые. Чуть ниже, вырубленный куда более мелкими бороздами, располагался христианский крест, замысловатый, похожий на тот, который чертят при освящении. Я застыл как вкопанный, борясь с порывом идти дальше. Ужасное предчувствие сжало мне сердце. Но стремление двигаться вперед, узнать, что там, внизу, под каменной плитой, оказалось сильнее страха.
Предусмотрительно захваченные ломики и объединенные усилия позволили нам приподнять и сдвинуть тяжелую плиту. Под ней открылся глубокий, уходящий в темноту колодец. Вопрос, спускаться или нет, даже не возник. Мгновенное замешательство, вызванное холодком страха, было подавлено.
Вниз вели грубо вырубленные в стенке колодца ступени и скобы, чтобы держаться. Тут-то и пригодились веревки, из-за которых на поверхности возник спор. К несчастью, я сумел настоять на своем, и веревки, вернее, альпинистские шнуры оказались в тех обстоятельствах под рукой. Спуск прошел более-менее благополучно, если не считать непонятных перепадов давления и наплывающей волнами дурноты. Время словно остановилось.
Достигнув дна, я захотел прикинуть, сколько метров составляет глубина колодца. Увы! Несмотря на выработанную профессией и многократными походами под землю способность определять такие вещи с ходу – ничего не получилось.
Из колодца вел всего один тесный проход, пришлось двигаться по нему согнувшись, задевая стенки локтями и плечами. Заканчивался он Т-образно, двумя расходившимися в противоположные стороны галереями. Интуитивно я выбрал левую. Это – мое последнее осознанное воспоминание. Потом я оказался в плену галлюцинаций, будучи не в силах отличить реальность от болезненных видений. Впереди, в кромешной тьме, начали мелькать факелы и раздаваться плач и стенания. Очертания галереи, ее стены и своды, казалось, потеряли твердость, стали проницаемыми для слуха и зрения. Призрачная процессия двигалась впереди, между красными колоннами скользили фигуры в тонких белых одеждах, развевались женские волосы, шуршали сандалии, бряцало не то оружие, не то цепи. У меня закружилась голова. Я, кажется, остановился и закрыл глаза, но когда я открыл их – застал все ту же картину. Впрочем, с одинаковой долей вероятности можно предположить, что я продолжал идти вперед.
Жуткие грохот, вой и рев потрясли затхлый воздух подземелья. Или ужасные звуки породил мой мозг – это остается загадкой. Пол под ногами заколебался, что-то пронеслось мимо. Кто-то кричал – может быть, я. На секунду все стихло. Мрак вспыхивал, отсветы пламени плясали по сводам; и снова рокот, топот, хрипы, всплески, звон, чье-то тяжелое дыхание разрывали тишину. Все прекратилось внезапно, как и началось. В галерее словно висел туман. На ватных ногах, не чувствуя своего тела, я пошел вперед и почти сразу оказался в Т-образном помещении, из которого и выступил в путь. Вверх уходил ствол колодца, слева от меня зиял вход в галерею. Ситуация повторилась, но с легким нюансом: я не имел понятия, откуда вышел.
Что было дальше? Как я выбрался на поверхность? Как они выбрались? Как ко мне вернулись ясность сознания и дар речи? Не помню.
– Вот оно, ваше проклятое условие! – было первое, что я сказал. – Вы довольны?