Печать фараона - Солнцева Наталья. Страница 31

– Это должны были быть не вы.

Понимание невидимого начинается с наблюдения и анализа видимого. Еще одна фраза из дневника деда раскрыла перед Леонардом свою суть.

Ева аж подпрыгнула, когда Смирнов упомянул о Марине.

– Ты уверен, что та женщина видела именно Комлеву? – возбужденно переспросила она.

– Она сама не уверена, не присматривалась. Это было еще до того, как обнаружили тело Вероники. Свидетельница говорит, что, когда она окликнула Марину, та ускорила шаг и даже не обернулась. Это ее удивило. Те обитатели общежития, которые знали молодых женщин, считали Комлеву временно отсутствующей. Уехала по своим делам, как объяснила ее подруга. И теперь, встретившись с Мариной, дама хотела поздороваться, расспросить о поездке – словом, поболтать. Но той, видно, было то ли недосуг, то ли она не услышала, что ее зовут. Потом свидетельница отправилась по магазинам и забыла об этой мелочи, а когда вернулась, застала ужасный переполох: милицию, врачей, сбежавшихся на шум жильцов. О Марине ее никто не спрашивал, да она и сама засомневалась: не ошиблась ли? Убийство Вероники потрясло всех своей жестокостью, тут все остальное просто вылетело из головы.

– А куда Марина шла?

– По коридору, к выходу в вестибюль.

– То есть не к себе в комнату, а уже обратно?

– Получается, так. Причем по времени – между половиной десятого и десятью.

– Значит, это она убила Грушину! – воскликнула Ева. – И как ни в чем не бывало вышла из общежития и скрылась.

– Помилуй, недавно ты доказывала, что не кто иной, как Вероника, приревновала подругу к Стасу, последовала за ней, выбрала подходящий момент и убила, – возразил сыщик. – Еще ты говорила, что убивать в общежитии никто не стал бы!

– Я заблуждалась.

Смирнов кивнул. Такого поворота и он не ожидал.

– Я тоже чего-то не понял, – признал он. – Проморгал. Понимаешь, судя по способу, убийство совершено преступной группой «Алая маска», к такому выводу пришли криминалисты. Выходит, Марина – одна из них?

И сыщик передал Еве подробности разговора с майором.

– Налетчики действуют втроем, – выслушав, заметила она. – Почему же в общежитии видели только Марину?

– Во-первых, свидетельница не исключает, что обозналась, а во-вторых, обстоятельства сложились благоприятно для преступников: им удалось ускользнуть незамеченными. Общежитие не больница, куда посторонних не пускают, не служебное помещение и не тюрьма, – люди свободно входят и выходят, к кому-то приходят друзья, знакомые, к кому-то приезжают родственники. В таких местах трудно уследить за каждым, да и незачем. Это же не магазин самообслуживания, где охрана обязана предупреждать кражи товаров.

Ева сдалась.

– Ладно, – согласилась она. – Пусть так: Веронику убили грабители, но... почему именно ее? Она что, самая богатая в этом общежитии? Самая знаменитая? Сначала исчезает Марина, потом убивают ее подругу... Разве не странное совпадение? Кстати, из их комнаты что-нибудь пропало?

– Соседка говорит, почти ничего – денег девушки не накопили, дорогих украшений у них не было. Взяли небольшую матерчатую сумочку Вероники, где она хранила документы, дорогие сердцу фотографии, памятные мелочи: наверное, приняли за кошелек. Кстати, деньги если и были, то именно там.

– Кому, как не Марине, знать, где лежали деньги? Ясно, что убийство совершила она, – заявила Ева.

– А мотив? – спросил сыщик. – Зачем Комлевой убивать подругу?

– Ревность.

– Ха-ха! – театрально воскликнул Смирнов. – Мне уже смешно!

– Вот головоломка! Может, это Стас их убивает? Чем не маньяк? Не зря же его в «Молох» потянуло. Это объясняет, почему Вероника открыла дверь, Стаса она не боялась.

– У Стаса алиби. Он этим утром провожал отца в аэропорт, оттуда поехал на работу... Я ему намекнул, правда, что он в списке подозреваемых, – мог метнуться в общежитие, расправиться с Вероникой и успеть в банк. На самом деле при такой погоде по нашим дорогам за полчаса ему от общаги до банка никак не добраться. Я просто пугнул его, авось сболтнет чего со страху.

– Ну и как?

– Пустое. Он сам в ужасе, зубами стучит. Думает, проклятие Молоха исполняется.

Смирнов засмеялся, а Еве стало не по себе.

– Вполне вероятно, – серьезно сказала она. – И нечего хихикать! Люди жизнью поплатились, а ты веселишься. Не вижу повода для смеха!

– В середине января убили еще одну одинокую женщину, ее фамилия Хромова, – сыщик сделал строгий вид. – Она работала в метро, продавщицей в киоске. Стас ее не знал, в «Молох» не водил... Вероника с Мариной тоже с ней не общались. Полагаешь, все остальные жертвы «Алой маски» как-то связаны с господином Киселевым и его девушками?

– Пока ты не убедился в обратном, возможно. Только какого рода эта связь?

– Не забывай, что Стас – мой клиент.

– Серийные убийцы иногда сами стремятся, чтобы их наконец разоблачили, – объяснила Ева. – Они устают от безнаказанности, от ужаса перед содеянным и подсознательно ищут, кто бы их остановил. В данном случае Киселев мог выбрать тебя. А паникует он по простой причине: никому не хочется сесть в тюрьму! Даже маньяку! Он надеется, что ты не сдашь его в руки правосудия.

Смирнов вскочил и подошел к окну – ему стало душно, – открыл форточку. Из черноты повеяло холодом.

– На что же Стас рассчитывает? – стоя спиной к Еве, спросил он. – На мою помощь или на смерть от моей руки? Я не палач. Это уж слишком. И вообще... не похож он на убийцу! Он спасатель... если помнишь, он вернул Марине жизнь.

– Согласна. Тогда надо искать.

– Где? Кого? «Алую маску» ловит вся милиция города и области. Неужели детектив-одиночка преуспеет там, где задействованы многие?

– Я тут, пока тебя не было, перечитала гору литературы, – Ева наморщила лоб. В такие минуты она становилась похожа на строгую учительницу. – О Молохе, между прочим! Раз в Зеленой Роще вышла осечка, следует заняться этим Букиным. Других ниточек я не вижу. «Молох» и «Алая маска» могут быть связаны, и вот почему, – она взяла с табуретки толстую книгу, раскрыла и показала сыщику картинку сражения. – Гляди-ка!

– Ну и что? – не понял он.

– Пуническая [2] война! Мы должны быть благодарны римлянам за разгром Карфагена, иначе... Молох, или Ваал, как называли его карфагеняне, правил бы миром.

Всеслав молча рассматривал картинку штурма римскими воинами древнего города, пытаясь проследить ход мыслей Евы.

– «Римляне питали к Карфагену стойкое отвращение, непреодолимую ненависть, – вслух прочитала она. – Как завоеватели, они впитывали в себя элементы многих культур, но только не этой. Культ финикийского Молоха заставил содрогнуться даже их жестокие, железные сердца. Изуверские обычаи, когда на алтарь кровожадного бога проливались потоки крови, а детей сжигали живьем или запихивали вниз головой в кувшины и закапывали у подножия идола, привели их в ужас. Как некогда израильтян! Участь быть зарезанным, дабы утолить жажду Молоха, ожидала не только рабов и пленных, но и сотни юношей и девушек из лучших карфагенских семей. Жуткие извращения, ритуальная проституция, чувственность и разврат, неистовствующие, полубезумные толпы, реки крови, смрад горящего человеческого мяса, который пытались заглушить дымом курений, и прочие гнусности оказались не по зубам далеко не мягкосердечным римлянам. Карфагенские ритуалы, самый дух этой цивилизации, которая ни много ни мало претендовала во главе со своими богами на мировое господство, внушали римлянам такую гадливость, что они уже после падения Карфагена продолжали вылавливать и уничтожать жрецов Молоха-Ваала».

– Ева, Ева! – умоляюще произнес Смирнов. – Только не говори мне, что преступная группа, которая орудует в городе, – это уцелевшие после Пунических войн жрецы финикийского бога! Недобитые древними римлянами, они замаскировались под обычных граждан и решили послужить Молоху? По-моему, слишком... экстравагантная идея. К тому же со времени войны с Карфагеном прошли столетия.