Пятерка Мечей - Солнцева Наталья. Страница 49
– На кладбище, – сказал господин Салахов водителю.
Тот удивленно обернулся, но ничего не сказал. Уже потом, когда они выехали на шоссе, таксист предупредил, что подъехать к самым воротам они не смогут.
– Кладбище старое, там давно не хоронят. Дорогу не чистят, да и кустарник разросся… Придется вам идти пешком.
– Хорошо, я понял, – ответил Юрий. – А сторож там хоть какой-нибудь есть?
– Не знаю. По-моему, там сохранилась небольшая часовня, может, в ней кого и найдете.
Юрий поблагодарил и все время молчал, пока они ехали мимо заводских окраин, сменявшихся пустырями и небольшими частными домиками.
– Приехали, – обернулся водитель. – Что вы решили? Пойдете?
– Я не вижу кладбища. Где оно?
.. Видите, я же говорил! Вон там, где кусты и деревья… – таксист показал рукой. – Больше похоже на рощу или заброшенный сад.
– Спасибо. – Юрий протянул водителю деньги и вышел из машины. – Подождите меня здесь!
– Сколько?
Господин Салахов вынул из портмоне стодолларовую купюру и дал ее таксисту.
– Хорошо, я подожду, сколько потребуется, – улыбнулся тот.
Юрий зашагал к утонувшему в кустарнике забору. Его охватила такая гнетущая печаль при виде покосившихся крестов, выглядывающих между деревьями, что он несколько раз глубоко вздохнул. Он понятия не имел, где искать могилу Аграфены Семеновны. Такое красивое, изысканное надгробие казалось чуждым этому заброшенному, Богом забытому месту. Почему Платон Иванович похоронил жену именно здесь?
Часовня, о которой говорил таксист, вынырнула из-за густых кустов, когда Юрий уже потерял надежду отыскать ее. Темная от времени дверь была приоткрыта.
Господин Салахов заглянул внутрь. Темнота, прореженная жиденьким светом фитилька керосиновой лампы, дохнула в лицо запахом сырой штукатурки, горелого масла и ладана. Молодой человек в длинной темной одежде возился у стены, кажется, протирал иконы.
– Здравствуйте, – произнес Юрий, пытаясь привлечь внимание «монашка», как он окрестил про себя долговязого парня. – Бог в помощь!
– Спаси, Господь, – пробормотал «монашек», отрываясь от своей работы. – Сырость ужасная! Все поела… теперь вот оклады ест, – пожаловался он.
– Мне нужно кое-что узнать! – сказал Салахов. – Если это получится, могу пожертвовать на храм.
«Монашек» с готовностью повернулся и уставился на посетителя. Такие приличные, хорошо одетые люди сюда заходили очень редко. Может, и правда на храм пожертвует? У богатых свои причуды!
– Чего изволите?
– Что ж это ты, братец, разговариваешь, как лакей? Я не барин, а ты не слуга.
– Все мы слуги Господа! – смиренно опустил глаза «монашек». – Так что вас интересует?
– Ты давно здесь…служишь?
– Я-то? – «монашек» поскреб грязными пальцами небритый подбородок. – Давненько! Годков пять. Это у меня испытание такое… за грехи.
– Могилу с белым крестом знаешь? Мраморную?
– Это что на обрыве? Кто ж ее не знает?! Почитай, достопримечательность здешняя!
– Знаешь, кто в ней похоронен?
– А как же! Купчиха одна там лежит… Красивая, говорят, была, как ангел небесный! Вот Бог ее к себе и забрал.
– Купчиха?
– Ну, я точно утверждать не могу… Говорят, был здесь, на Волге, знаменитый купеческий род, – богатый и крепкий. Пароход вниз по реке плавал, «Иван Салахов» назывался. Фабрик у них было много, заводов, рудников всяких. Потом революция! Ну, вы сами знаете. Купцов не стало: кто за границу сбежал, кто тут погиб, а кто-то, наверное, выжил. А она… женщина эта, была их родня.
– Отчего она умерла? – спросил Юрий.
– Говорят, утопилась…
– Утопилась, или утонула?
«Монашек» пожал плечами, задумался.
– Я слыхал, утопилась. А утопленники никак не могут успокоиться! Вот и эта… бродит, людей пугает.
– Как это бродит? – удивился Юрий.
– Очень даже просто, – терпеливо объяснял «монашек». – Является!
– Как является? Куда?
– На могилку приходит… Мой приятель ночью видел. Летом это было! Выпили мы с ним, за встречу, он и решил храбрость свою проверить. Пойду, говорит, на могилку Аграфены, полюбуюсь на красавицу, может, даже поговорю с ней. И пошел! Я за ним. Как бы чего худого не вышло, думаю. Спьяну-то почудиться может всякое! Я вообще за эту могилку отвечаю, потому что деньги уплачены. Я там все убираю, содержу в порядке… Ну, идем мы, один за другим, на небе луна полная… светло, как днем. На обрыве крест стоит, голубой в лунном сиянии, а рядом – фигура женская. Приятель мой как заорет дурным голосом и побежал напролом через кусты! Все лицо себе ободрал, брюки испортил. Ну, это мы уже потом заметили, когда в часовенку вернулись. А тогда…
«Монашек» поежился и торопливо перекрестился.
– Вы оба пили? – спросил Юрий.
Рассказ «монашка» казался ему выдумкой.
– Оба! Вы думаете, нам это показалось? Так я утром туда ходил… гляжу, а на могилке два цветочка и свечечка потухшая. Вечером-то их точно не было. Да и кому ставить-то? Цветы я сам покупал и на все праздники ложил. Иногда из Москвы мужчина приезжал, но он всегда белые розы приносил, и помногу…
– А кто этот мужчина?
– Он не назывался. Но я думаю, это ее муж. Отца уже в живых быть не должно. Он и деньги на уход оставлял, мужчина этот. А может, брат… Врать не буду, не знаю!
– Кто раньше за могилой ухаживал, до тебя?
– Пафнутий, кладбищенский сторож. Он все об этой Аграфене рассказывал, какая она была…
– А где я могу найти Пафнутия? – спросил Юрий.
– Так…нигде. Умер он! Четыре года назад.
– Еще кто-нибудь на могилу приходил?
– Я больше никого не видел, – ответил «монашек».
– Спасибо, братец. Проводи меня к надгробию!
Они долго пробирались между крестов и памятников, по зарослям калины, шиповника и акации, пока не вышли к обрыву. Белый крест горел и светился в солнечных лучах, на фоне небесной синевы.
– Гляди! – показал на него рукой «монашек». – Аж дух захватывает!
– Вот тебе деньги, братец, – сказал Юрий, протягивая «монашку» несколько купюр. – Теперь я буду платить за твою работу. Делай все, как и раньше! А я буду привозить белые розы… не часто. Как получится… Пошли?
Они вернулись тем же путем к часовенке, и Юрий оставил еще денег «на храм», как обещал. «Монашек» долго рассыпался в благодарностях и проводил Салахова до самого такси. Он долго смотрел вслед удаляющейся машине, щуря слезящиеся от ветра глаза.
После посещения Артема, Динара долго не могла прийти в себя. Фотография Вероники повергла гадалку в шок. Конечно, она сразу ее узнала, – красивую, экстравагантно одетую даму, которая хотела узнать, как сложится ее судьба. Кажется, красивая дама сомневалась, выходить ей замуж или нет.
Как только за Артемом закрылась дверь, Динара бросилась к секретеру, где хранились ее тетради с записью раскладов. Клиенты обычно не называли своих имен, и гадалка придумывала им «ярлыки», соответственно какой-либо запоминающейся примете. Красивую даму она назвала Виолеттой. Манеры этой молодой, прекрасной и нервной женщины, ее стиль одежды чем-то напоминали Динаре знаменитую куртизанку из оперы Верди «Травиата». Виолетта тоже умерла молодой, правда, по вполне понятным причинам, – она была неизлечимо больна модной в то время чахоткой. Но подобное совпадение гадалке не понравилось. Когда она придумывала «ярлык», обстоятельства жизни и смерти Виолетты как-то не пришли ей на ум. Теперь вся история приобретала несколько иную, зловещую окраску.
Динара с ужасом вспомнила, что мягкое и вместе с тем сильное очарование молодой посетительницы вызвало у нее зависть, а ее разговоры и предстоящем замужестве заставили Динару вновь почувствовать сердечную боль. Тогда, почти не глядя на карты, она с радостной мстительностью предсказала клиентке скорую смерть! Но это была ее обычная уловка, выдумка, которой она хотела всего лишь насолить более удачливой женщине, заставить ее страдать, как страдала когда-то она сама, Динара! Пусть попробует, каково это – когда обрушиваются мечты и впереди не остается ничего, кроме сожалений и слез…