Пятерка Мечей - Солнцева Наталья. Страница 70

Прокофий Константинович долго смотрел на свои руки, худые, с увеличенными подагрическими суставами. Наконец, он поднял глаза на молодого гостя.

– Я бы хотел, чтобы это было только предположение, но… Платон Иванович сам говорил мне об этом. Он жаловался на сердечную тоску, на то, как соскучился по своей незабвенной супруге. «Скоро уж мы встретимся!» – эту фразу он произнес несколько раз.

– А еще что-нибудь он говорил? – напрягся Юрий. – С чего бы деду заговаривать о смерти? Он был здоров, крепок, сердце его не беспокоило! Из врачей он признавал только стоматологов.

– Так и я удивился! Помню, даже сказал ему, что на него просто «накатило». Такое бывает, а потом пару дней или неделя пройдет, и как не бывало. А он стал мне возражать, доказывать, что точно конец его близок, что он сам чувствует, и что… Аграфена Семеновна его зовет к себе. И еще он говорил, что ничего не боится, никаких угроз, – а, дескать, жизнь ему надоела. Чего он в ней еще не видел? Все имел и все испытал! И богатства достиг, и свободы… и что все стало ему неинтересно! «Жалеть мне, Проша, не о чем и некого. Устал я землю топтать, суетиться. Покоя хочу». Так и сказал!

Юрий вышел от Горина в тяжелом раздумье. Как ни мало он смог узнать у дедушкиного друга, но одно ему стало ясно: Платону Ивановичу тоже угрожали, чего-то требовали. Интересно, дед знал, чего от него хотят, или терялся в догадках, как Юрий?

Господин Салахов вспомнил, какой неожиданной, совершенно непонятной оказалась для всех них кончина Платона Ивановича. Старик не приходил к ним несколько дней, отговаривался занятостью… И тут Юрия осенило. Дед приводил в порядок дела! Ведь после его «внезапной» смерти не было никакой неразберихи, – все оказалось определено, расписано, оформлено, назначено: что, кому, куда и как. Все фирмы еще за полгода до трагического события были переведены на Юрия. Правда, старший Салахов объяснял это тем, что устал и хочет отойти от дел, что вся эта суматоха и беготня не для него…

– Как мы бываем слепы и глухи к своим близким! – подумал Юрий. – Никому тогда не пришло в голову, что с дедом творится неладное. Все были озабочены собой и своими проблемами. Ну, отец понятно, – он от своих бумаг если отрывается, то только поесть. А я? Как я не увидел в дедушке ни беспокойства, ни тоски, ни того, что старик готовится к смерти?

Одно во всем этом было утешение, – Юрий не сумасшедший. Во всяком случае, не настолько. Угрозы и требования, которые он принимал за возможные извращения рассудка, вовсе ему не привиделись! Платон Иванович тоже испытывал нечто подобное по отношению к себе.

– Почему он никому ничего не говорил? – ломал голову молодой человек. – Даже мне? Что он обо всем этом думал? Может быть, он знал больше меня? И как странно он умер! Сидел за своим рабочим столом, да так и упал головой на лист бумаги… Что это был за лист, кстати? Вверху дед успел написать только одно слово, – «Юра». Возможно, он собирался признаться мне во всем, посвятить меня в свою тайну…

Господин Салахов начал напряженно думать, припоминая малейшие подробности того страшного вечера. Платон Иванович засиделся допоздна в офисе, он ждал какого-то посетителя. Все думали, что делового партнера… Сотрудники разошлись по домам. Оставалась только уборщица, которая домывала холл. Кажется, она говорила, что из кабинета Платона Ивановича вышла незнакомая женщина. Конечно! Никто тогда не обратил на это внимания, да и неделикатно было выспрашивать подробности. Женщина, так женщина! Мама еще предполагала, что у них могло быть любовное свидание, после которого организм старика не выдержал… В его возрасте любовь противопоказана! Именно так она и говорила. Врачи установили причину смерти – обширный инсульт.

Никто из уважения к деду не стал разыскивать ту женщину, копаться в деталях. Уборщицу расспросили, но она толком посетительницу не видела. Было темно, свет везде потушен, кроме холла… а поздняя гостья, ясное дело, не стремилась быть узнанной, проскользнула в двери, да и была такова.

Особенно настораживало Юрия то, что дед даже охрану отпустил. Тогда и это объяснили желанием сохранить в тайне визит дамы. Возможно, так и было. Но теперь молодой человек сомневался, что свидание было интимным, как все подумали.

Платона Ивановича обнаружили мертвым охранники, которые пришли через час после того, как уборщица закрыла дверь в офис. Бабка клялась и божилась, что не заходила в кабинет Салахова, потому что он терпеть не мог, чтобы его беспокоил кто попало.

Все эти обстоятельства как-то ускользнули от внимания Юрия, – слишком тяжело было обрушившееся на него горе. Теперь он мог более хладнокровно и тщательно все обдумать.

Глава 29

В огромной квартире стоял запах еловых веток, свечного воска и увядших цветов, – застоявшийся аромат смерти. В большой гостиной все было сдвинуто к стенам, дверцы шкафов оказались приоткрытыми, как будто кто-то неведомый перебирал вещи, рылся на полках с бельем, полотенцами и одеждой. Зеркала были завешаны черным газом. Повсюду лежала пыль…

– Откуда столько пыли за три дня? – подумала Анна Григорьевна, переходя из комнаты в комнату.

От мебели слабо пахло полиролем. Посуда в сервантах тоже запылилась. Анна Григорьевна отодвинула стекло, достала высокий стеклянный бокал с золотым ободком по краю, повертела в руках… Непонятное тоскливое ожидание было разлито в воздухе; казалось, все в квартире было пропитано им, даже стены.

– Хорошо, что я не взяла с собой Лизу! – со вздохом сказала себе Анна Григорьевна. – Нужно тут все убрать, проветрить, поснимать с зеркал эти ужасные черные ткани!

Она начала с того, что открыла окна настежь, включила пылесос и принялась наводить порядок. За работой время полетело незаметно, и Анна Григорьевна удивилась, заметив, что наступили сумерки. Хрустальная люстра отбрасывала радужные блики на стены и потолок, на стекла фотографий в рамочках из красного дерева.

– Надо их убрать! – решила Анна Григорьевна, рассовывая фотографии по ящикам пузатого комода. – Они будут расстраивать Лизоньку.

На фотографиях были запечатлены сцены из спектаклей, артисты в костюмах и гриме, музыканты и танцовщики. Особенно много оказалось сцен из «Пиковой дамы»: Герман с пистолетом в спальне графини, сцена в игорном доме, Лиза с высокой прической, в платье с оборками…

– И что Альшванг так привязался к этому спектаклю? – недоумевала Анна Григорьевна, внимательно разглядывая фото, перед тем, как убрать их в комод. – Прямо помешался старик! Может, такое увлечение объяснялось возрастным маразмом? Сам с ума сходил и Лизоньку растревожил своими глупостями!

Она покосилась на иконку в красивом позолоченном окладе и торопливо перекрестилась. О мертвых плохо не говорят!

В целом Анна Григорьевна была очень довольна. Все ее грандиозные планы осуществились. Альшванг хоть и не женился на Лизе, но это даже к лучшему, – что они за пара? Старик и молоденькая девушка! При мыслях о возможной свадьбе дочери с Германом Борисовичем, будущая теща представляла себе почему-то известную картину «Неравный брак», на которой были изображены дряхлый пожилой жених и юная невеста в роскошном подвенечном наряде. Это было бы не самой лучшей перспективой для Лизоньки! Так что все устроилось удачно. Квартира досталась дочери, – свалилась, можно сказать, с небес! – и для этого не пришлось ничем жертвовать. Разве не чудо?

Анна Григорьевна снова покосилась на иконку и перекрестилась.

– Господи! Прости мою душу грешную! – пробормотала она, ежась от холода. – Надо окна закрыть, а то дует!

Рамы закрывались туго, но плотно, новые подоконники блестели: Альшванг пол года назад сделал отличный ремонт. Анна Григорьевна нарадоваться не могла, любуясь дареной квартирой. Просторная гостиная сверкала дубовым паркетом и мебелью розового дерева, тяжелые шторы ложились мягкими густыми складками, в углу стоял маленький концертный рояль. Библиотека, кабинет и спальня были хороши по-своему. Большая кухня, обставленная на старинный манер, имела необычайно уютный вид. Ванная, облицованная темно-бордовой плиткой, напоминала что-то римское. Гостиная и библиотека были смежными, а двери остальных комнат выходили в длинный коридор, устланный китайским ковром.