Пятерка Мечей - Солнцева Наталья. Страница 84

– Нет у меня ни заговоров, ни талисманов от такой напасти, как с Лизой приключилась, – с сожалением ответила Динара. – Думаю, покой и время сделают свое дело, и ей станет легче. Только вы пока что глаз с нее не спускайте! Вы меня поняли?

– Поняла…

– И если произойдет что-то новое, обязательно сообщите мне!

– Хорошо, – послушно подтвердила Анна Григорьевна. – Обязательно! Так я пойду? А то Лиза там одна осталась.

Уже в прихожей она спросила:

– Вы в этом доме давно живете?

– Давно.

– И… Герман Борисович никогда не жаловался?

– На что?

– А…будто у него в квартире…нечистая сила… – Выговаривая последние два слова, Анна Григорьевна так смутилась, что у нее на глазах выступили слезы. – В народе это, кажется, так называют?

– Да нет, Герман Борисович никогда ничего такого не говорил! – ответила Динара. – Вы можете других соседей расспросить. Я уверена, что все подтвердят: старик Альшванг не жаловался. К нему домработница ходила, – прибрать, постирать кое-что… так и она ничего подобного не замечала. Мы бы знали! У нас здесь все как на ладони.

Анна Григорьевна, очень расстроенная, ушла. Динара смотрела, как она тяжело поднималась по лестнице на второй этаж, и тут из дверей своей квартиры выпорхнула Изабелла Юрьевна Буланина. Она была одета в невообразимо яркую, канареечного цвета, пижаму.

– Диночка! А я к тебе! – пропела она, кокетливо покачивая белокурой головкой. – Можно?

– Конечно! – обрадовалась Динара.

Анна Григорьевна испортила ей настроение своим мрачным рассказом, и она надеялась развлечься, болтая с подругой.

– Ой! – завопила вдруг госпожа Буланина, бросаясь мимо Динары к двери в подъезд. – Егор! Где вы были? Я вас целый день не могу найти!

– Зачем меня искать? – недовольно ответил Фаворин. Он только что вошел с улицы, весь в снегу, уставший и сердитый. – Вы бы лучше своего Яшку поискали, как следует! А то я кошечку третий день не могу выпустить.

– Да где ж я его найду, окаянного? – всплеснула руками Изабелла Юрьевна. – Он у меня загулял! Уж я его звала, звала…

– Сколько вас можно просить, чтобы вы держали взаперти этого бандита полосатого?! – с отчаянием в голосе вопрошал господин Фаворин. – Вы как будто не понимаете, о чем вам говорят!

– Егор… вы просто не знаете, как нужно просить женщину, – проворковала Буланина, жеманно поводя плечами. – Зашли бы на чашечку чая как-нибудь, а?

Фаворин, приготовившийся к скандальным воплям блондинки, опешил. Такой ласковый прием озадачил его.

– Некогда мне, Изабелла Юрьевна, чаи гонять, – осторожно отказался он. – Я работаю с утра до ночи! Не то, что вы.

– А что я? Что я? – начала оправдываться Буланина. – Я ведь женщина… Оноре де Бальзак [39] знаете, что говорил? «Женщина, чтобы оставаться красивой, должна быть праздной!»

– Я Бальзака не читаю! – отрезал Фаворин, норовя прошмыгнуть мимо Изабеллы Юрьевны к дверям своей квартиры.

Но она, загородив своей пышной грудью проход, не давала ему возможности это сделать, и, покраснев от удовольствия, любовалась растерянностью музыканта.

– Не смущайтесь же так, Егор! Какой вы, право, стеснительный мужчина. Вам нужно раскрепоститься, избавиться от своих комплексов!

Это окончательно взорвало Фаворина.

– На какие это комплексы вы намекаете, преподобная Изабелла? – завопил он, вне себя от злости. – С чего вы взяли, будто у меня какие-то комплексы? Вам не надоело везде и всюду совать свой длинный нос?!

Госпожа Буланина была настолько удивлена этим приступом бешенства, что так и осталась стоять с открытым ртом. Воспользовавшись ее замешательством, музыкант скрылся в своей квартире. Он так громко хлопнул дверью, что Изабелла Юрьевна вздрогнула.

– Диночка! – пропищала она, шмыгая носом. – Что это с ним? Он не хочет даже разговаривать со мной! Ты мне погадаешь?

После одиннадцати повалил такой густой снег, что на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Несколько крупных хлопьев упали Артему за воротник, и это окончательно убедило сыщика, что ему пора оставить наблюдение за театральным домом.

За сегодняшний вечер он не заметил ровно ничего подозрительного или настораживающего. Студенты-арабы вернулись с занятий, нагруженные продуктами и выпивкой, и, судя по раздающейся из открытой форточки музыке, затеяли вечеринку.

Берта Михайловна выходила кормить котов, неодобрительно ворча что-то себе под нос. Через минут двадцать пришел с работы Николай, сын Берты Михайловны, вынес мусорное ведро и больше не показывался. В гостиной Эдеров погас свет, и только слабое голубоватое мерцание, пробивающееся сквозь шторы, позволяло предположить, что старая актриса с сыном уселись смотреть телевизор.

Почти сразу после этого подъехала красивая темно-зеленая иномарка, из которой вышла Авдеева, и не оглядываясь по сторонам, поспешила в подъезд.

Два раза из дома выходила и возвращалась Анна Григорьевна. Отсутствовала она недолго, – наверное, бегала в гастроном или аптеку. Чуть позже вернулся из театра Фаворин, неся спортивную сумку и футляр с тромбоном.

Динара сидела на кухне и болтала с Изабеллой Юрьевной. Сквозь прозрачную занавеску Артему было отлично видно, как женщины пили чай за столом.

Инженер Авдеев явился в начале десятого, усталый и злой. Он нес через плечо свернутый резиновый шланг. Через кухонное окно Авдеевых, выходящее, как и окна Динары, во двор, – Артем видел, что супруги сели ужинать. Причем Авдеев несколько раз вскакивал и принимался бегать по кухне, размахивая руками. Его жена сидела и что-то отвечала ему, потом резко отодвинула стул и вышла. По-видимому, между Авдеевыми разыгрался семейный скандал.

На этом все затихло. Никто больше не входил и не выходил, окна квартир гасли одно за другим, и, наконец, свет остался только у Динары и в бывшей квартире Альшванга, где теперь проживали Анна Григорьевна с Лизой.

Из всех жильцов, сыщик за этот вечер не видел только Лизы. Со слов Динары он знал, что у девушки нервное расстройство, и она выходит из дому очень редко. Таким образом, обстановка в доме и вокруг него не внушала опасений. Касимов после разговора с Артемом, сдержал слово и больше не появлялся. Господин Вольф тоже занимался своими делами, – во всяком случае, поблизости его не было. Никто, кроме самого Пономарева, не вел за домом наблюдения.

Артем засунул руки в карманы и переминался с ноги на ногу, – он сильно замерз и проголодался. Пожалуй, можно идти домой с полным сознанием выполненного долга. Изабелла Юрьевна и Лиза живы и здоровы, все остальное тоже спокойно… Нет нужды стоять здесь и синеть от холода! Приняв такое решение, он все же продолжал оставаться на месте. Что-то влекло его к театральному дому, поневоле приковывало внимание. Пытаясь обнаружить причину сего странного явления, он убеждал себя, что Динара и ее гадания – единственная ниточка, которая может привести его к убийце. Но это было не совсем так. Что-то еще витало в атмосфере старого двора и построенного в конце прошлого века доме… непонятное до конца и тревожное. А может, некое мифическое чутье профессионала подсказывало сыщику, что есть во всем, происходящем с домом и его жильцами, какая-то скрытая драма, полная напряжения и кипучих страстей.

«Мифическим» чутьем Артем называл интуицию, механизм которой был неосознаваем им, но, несмотря на это, работал, и работал хорошо. Скорее всего, именно интуиция возвращала его мысленно и физически к театральному дому. Глядя на его облупившийся голубоватый фасад, колонны у входа, массивную, потемневшую от времени дверь с тяжелой медной ручкой, на его высокие окна, за которыми текла неизвестная и по-своему таинственная жизнь, – сыщик старался угадать, что может произойти здесь завтра, послезавтра, через неделю? И как это повлияет на дальнейший ход расследования? Он был далек от мысли, что Изабелле Юрьевне и Лизе угрожает реальная опасность, но что-то в словах Динары, в ее испуганных глазах, настораживало, заставляло сыщика держать жильцов театрального дома под наблюдением.