Третье рождение Феникса - Солнцева Наталья. Страница 32

– А может быть, не стоит преувеличивать? – сам себя убеждал Тарас. – Может, тогда ничего не случилось? Эка невидаль!

Он снова ощутил, как шел по тому пропахшему мелом и сырой штукатуркой коридору, как бросилась ему наперерез с мяуканьем облезлая кошка, как споткнулся о сваленные кучей стулья, как загремело в гулкой пустоте ведро… Значит, были все-таки предупреждения: и кошка – правда, не черная, а пятнистая, – и ведро. Были! Только он на них не обратил внимания. Знаки судьбы замаскировались, прикинулись обычными вещами, чтобы он вернее попался в расставленную ловушку. И он попался.

– Я попался… – прошептал Тарас. – А где тогда был Мартов? Почему его не оказалось в коридоре?

Феликс остался на складе подсчитывать инвентарь и стройматериалы. Он был педантом до мозга костей. И это могло его спасти, но не спасло.

– Ха-ха-ха-ха! Ха-ха! – горько и отчаянно засмеялся господин Михалин.

Его смех повторило гулкое эхо пустого коридора, потом он рассыпался в морозном воздухе. Тарас облокотился на заснеженные перила моста, посмотрел вниз. Он был и здесь и там, вне времени… он запутался в тех сумрачных переходах спортивного комплекса, где пахло краской и вяло, бестолково шел ремонт. Рабочие таскали какие-то сбитые из досок подставки, трубы; откуда-то раздавался стук молотков, где-то визжала дрель… Господин Михалин в светлой рубашке, в темном дорогом костюме и кожаных туфлях зачем-то упорно пробирался вперед по заваленному хламом коридору – один поворот, другой… Зачем ему было туда идти? Странный вопрос.

В коридоре по обеим сторонам располагались недавно установленные двери из некрашеного дерева. Пол был усыпан стружками. Тарас миновал несколько дверей и остановился, прислушиваясь. Он готов был поклясться, что за одной из них звучала то ли флейта, то ли лютня… или мелодия родилась в его воображении? Сердце вздрогнуло и бешено застучало, отдавая в виски пульсирующими ударами, дыхание сбилось.

Тарас провел по лицу дрожащей рукой… Что это с ним? Подобная дурнота иногда накатывала во время изнурительных тренировок перед соревнованиями, но он давно забыл, как это бывает. Лоб покрылся испариной, ноги стали ватными. Где-то за какой-то дверью спасительно журчала вода…

Ничего не видя перед собой, господин Михалин кинулся на это журчание. Он опомнился, очутившись в недавно побеленной просторной комнате с грязными полами. Через большие окна видно было, как косо хлещет дождь. Какая-то женщина в рабочем халате, в низко повязанном платке, присоединив к крану над умывальником шланг, набирала в ведро воду; рядом стояла прислоненная к стене швабра. По всей видимости, женщина собиралась заняться мытьем полов. Это журчание воды из шланга и привлекло сюда Тараса.

Каждая мельчайшая деталь сей незатейливой сценки намертво врезалась в его память. Она словно укрупнилась, четко выделяя все подробности, все штрихи. Шум дождя и журчание воды слились в один невообразимый звук…

– Вам плохо? – спросила женщина, плавно, замедленно поднимая голову от ведра и переводя взгляд на незнакомого мужчину.

Вернее, все происходило обыкновенно и только казалось господину Михалину туманным, зыбким. Как зыбок был пол под его ногами…

Каким-то чудом он удержался, не упал. Женщина подошла ближе. Она стояла так близко, что Тарас мог видеть пятна от краски и побелки на ее мятом халате.

– Вы кто?

Женщина ничего не ответила, и Михалин не сразу догадался почему. Он только думал, что говорит, а на самом деле едва шевелил губами.

– Вы кто? – хрипло повторил он.

Женщина слегка наклонилась в его сторону.

– Что? – спросила она.

Мелодия флейты или лютни снова зазвучала в ушах Тараса. Он оглянулся в поисках ее источника. Ни радио, ни телевизора, никакого другого устройства, воспроизводящего музыку, в комнате не было.

«Вы слышите?» – хотел сказать господин Михалин, но промолчал. Еще примет его за ненормального! Туман в его сознании начал рассеиваться, и он приободрился. Вместе с туманом затихала и мелодия.

Женщина убедилась, что с ним все в порядке, и вернулась к своему ведру. Тарас продолжал стоять и смотреть. Она закрыла кран, сняла шланг… взялась за швабру… Шаркающие звуки мокрой тряпки по полу отрезвили Михалина. Он сделал шаг назад, потом еще один, еще… пятился задом до самой двери. Женщина, не поднимая головы и не проявляя к нему никакого интереса, мыла пол. Ширк-ширк… плюх… ширк…

Тарас вышел в коридор, плотно прикрыл за собой дверь и перевел дух. Что это на него нашло? Краски нанюхался? Он постоял немного, приходя в себя.

– Господин Михалин! – позвал его кто-то из глубины коридора.

Только сейчас Тарас заметил, что в кармане звонит мобильный телефон. Непослушной рукой он достал его, ответил.

– Куда ты делся? – возмущенно спросил Феликс. – Мы все тебя ищем. Я пятый раз звоню. Почему не берешь трубу?

Михалин хотел все объяснить, но понял, как это будет глупо выглядеть. Ну, что он скажет?

– Извини, Феликс, – невнятно произнес он. – Я тут кучу недоделок обнаружил… расстроился.

– Еще чего! Недоделки устраним!

Бригадир отделочников в замызганной спецовке шел по коридору навстречу Тарасу, улыбался.

– Вот вы где? А господин Мартов целый переполох устроил. Куда, мол, вы пропали? Вот, меня за вами послал.

Все последующее Тарас проделывал как во сне – ходил, смотрел, трогал, спорил, поддакивал… соглашался, негодовал. Обсудили, какой материал пойдет на сауну, чем облицовывать стены бассейна.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – встревоженно спрашивал Феликс. – Бледный какой-то стал. У тебя аллергия на стройматериалы?

– Может быть, – отмахнулся от него Михалин.

Он хотел одного – чтобы его оставили в покое. Все! По дороге в офис Феликс заставил его приоткрыть окно; в салон машины полетели дождевые струи.

– Кондиционер – это не то, – глубокомысленно заметил Феликс. – Дышать надо живым воздухом.

С того дня Тарас Михалин потерял покой. Он не мог разобраться, в чем дело, почему стоит ему закрыть глаза, как в ушах возникает мелодия не то лютни, не то флейты, которую перекрывает хлюпанье, шарканье мокрой тряпки по полу… голые окна, по которым лупит дождь, гулкая пустота комнаты…

Дурнота больше не повторялась, но зато Тарас поймал себя на том, что неотступно думает о той некрашеной двери, о комнате, о женщине, моющей пол… и придумывает предлог снова поехать туда. Зачем?

– Феликс, – через три дня сказал он Мартову за ужином. – Поедем в Химки, посмотрим, как продвигается ремонт.

– Рано еще, – не согласился тот. – Через недельку наведаемся.

Господин Михалин начал считать дни. Им овладело нетерпение, сродни помешательству.

Поднялся ветер, дохнул морозом в лицо Тарасу, напомнил, что уже давно пришла в Москву зима, что он шагает по набережной, что Феликса больше нет в живых и что больше нет… Последняя мысль обожгла господина Михалина, его бросило в дрожь. Он отвернулся от нее, так же, как, подняв воротник пальто, отвернулся от ветра.

Придя домой, Смирнов застал Еву спящей на диване. В комнате раздавалось ее сонное дыхание. Книжка по истории искусств вывалилась из ее рук и соскользнула на пол. Лампа у изголовья горела зеленым светом.

– Славка… – пробормотала она, зашевелившись. – Еда в духовке.

Он на цыпочках прошел в кухню, достал из духовки мясо с грибами, налил себе холодной водки и задумался. День выдался насыщенный, суматошный. Дискету со статьей Панкрата Раздольного так и не удалось просмотреть. Сыщик надеялся сделать это после ужина.

За едой он не переставал анализировать полученную информацию. Выходит, у господина Михалина нет алиби на ночь с первого на второе февраля. С другой стороны, зачем ему алиби, если преступления не было? Подумаешь, забрался ночью в дом? Тем более не чей-нибудь, а свой. Пусть даже не совсем свой… Что из того?

Непонятно было, почему Тарас – если это все же был он – полез через окно? У него ведь были ключи, те самые, которые он дал Смирнову. То есть Михалин имел возможность войти в дом легальным путем и проделать все, что считал нужным, в более удобный момент. А не тогда, когда ключи находились у другого человека и существовала большая вероятность столкнуться с ним в доме.