Третье рождение Феникса - Солнцева Наталья. Страница 43

Лудкина судорожно вздохнула, как перед прыжком в ледяную воду. Слово экспертиза произвело на нее устрашающее впечатление.

– Понимаете… я не вру! Люське надоело вкалывать на рынке, и она стала подыскивать себе другую работу. Тут подвернулась Испания. Она пошла на курсы языка, оформила документы… сказала, что все разузнает и поможет мне перебраться туда же, в Альмерию. Это город такой на берегу моря. Мы с ней на море ни разу в жизни не были, все мечтали только. Люська из Самары, вернее, из поселка под Самарой, я из Кострова… что мы видали-то? А тут случай подвернулся. Загорелись мы с ней! Ну, проводила я ее, начала язык учить… Мне уже тридцать стукнуло, пожить хочется по-человечески, семью создать. Вдруг я мужчину себе найду там, в Испании?

Она замолчала, умоляюще глядя на Смирнова и Еву, прижимая руки к груди.

– Так Людмила Дронова уехала? – спросил сыщик.

– Конечно. В Альмерию, как и собиралась. Вы мне не верите? – Она вскочила, сбегала в гостиную и вернулась с пачкой фотографий. – Вот! Люська – крашеная блондинка, длинная и худая, как жердь. Они с Машей очень разные, и по комплекции, и… вообще. Вот мы с Люськой прошлый Новый год встречаем, а вот в аэропорту сфотографировались на память, перед ее отлетом из Москвы. Видите? Живая она, стоит себе, улыбается! Как вы могли подумать?

– Значит, та женщина, которая лежит в комнате, ваша подруга Маша? – уточнила Ева.

– Ну да… Маша Симанская из Кострова. Мы с ней в одном классе учились! Дружили – неразлейвода. Вроде бы нас ничего не могло связывать… а мы тянулись друг к другу. Маша – умная, красивая, образованная. Она учительница музыки, не то что я! В школе все девчонки ей завидовали.

– Почему?

– Мальчики всегда обращали на Машу внимание, ухаживали за ней. На вечере, в компании, на прогулке, где угодно – ее окружали кавалеры. Женщины к таким вещам относятся ревниво. Они думают, что в Маше нет ничего особенного и она незаслуженно пользуется у мужчин симпатией. В чем-то они правы. Хотя… разве нам судить, кто чего заслуживает? А я Маше никогда не завидовала, поэтому наша дружба была и остается искренней. Мне нравится быть с ней рядом… не могу объяснить, по какой причине. Она может поделиться со мной своими амурными секретами без опасений вызвать ревнивую неприязнь или быть неправильно понятой. Наверное, мне в жизни не хватает как раз того, что у Маши есть в избытке; и отношения с ней, ее откровения делают меня участницей событий, которые со мной не происходят. Я греюсь в ее лучах…

Ева едва не прослезилась. Она жалела Римму Лудкину, и этим объяснялось ее горячее желание помочь ей.

– Но зачем вашей подруге выдавать себя за Людмилу Дронову? – спросил Всеслав. – Она не очень-то умело притворяется. В чем смысл этого маскарада?

– Длинная история, – вздохнула Римма.

– Ничего, мы послушаем.

– Хорошо… раз так надо, я расскажу. Я уехала из Кострова три года назад, а Маша осталась. У нее не появлялось жгучего желания перебраться в другой город, побольше, с заманчивыми перспективами. Она словно чего-то ждала. Со стороны казалось, что ее все устраивает. Мы изредка переписывались, встречались – в Кострове, во время моих приездов. Сколько я Машу ни приглашала погостить, она отказывалась. Москва ее не привлекала. В прошлом году в Кострове произошла странная, неприятная история, и главным действующим лицом в ней была Маша. Сначала она написала мне об этом, а потом родители по телефону рассказали. Я ведь московского адреса никому не давала, кроме Симанской: боялась, Валерка как-нибудь узнает и прикатит сюда дебоши устраивать. Он же психопат! – Римма закрыла глаза, потерла лоб. – Голова раскалывается! Ночь бессонная… нервотрепка… Так о чем я говорила?

– О странной истории в Кострове, – напомнила Ева.

– А, да! Бывший жених Маши, с которым она встречалась еще в юности, когда он был курсантом летного училища – Андрей Чернышев, – подрался с другим офицером, Сергеем Вершининым. Вышел громкий, безобразный скандал, обрастающий сплетнями, как снежный ком. Пошли слухи, что один из них чуть ли не вызвал другого на дуэль… Глупо, смешно! А закончилось все ужасно.

Римма глубоко вздохнула и прислушалась. Из комнаты, где лежала больная, раздался надрывный кашель.

– Ой! Погодите минуточку! – всплеснула Римма руками. – Сбегаю, гляну, как там Маша.

Когда Лудкина выбежала из кухни, Ева спросила:

– Ты ведь сразу понял, что Людмила не та, за кого себя выдает. Как ты догадался?

– Она будто бы ни разу не видела бывшего мужа Риммы, но говорила о нем слишком уверенно, – ответил Смирнов. – Дескать, будь вторжение в квартиру делом его рук, оно выглядело бы иначе. Откуда Людмила из-под Самары могла знать, какое поведение характерно для Валерия Лудкина из Кострова? А вот Маша имела представление о нем. Так что, полагаю, на этот раз Римма говорит правду.

– Этой женщине очень плохо, – отчего-то перешла на шепот Ева. – Сильный жар, бред, кашель. Похоже на воспаление легких. У тебя есть знакомый врач?

– Только патологоанатом.

– Пфф-ф! Ну и шуточки! – возмутилась она.

– Я не шучу.

– Ладно, какая разница? Зови патологоанатома, его же всему учили. С воспалением легких он как-нибудь справится.

Всеслав покачал головой:

– Почему нельзя вызвать «Скорую»?

– Значит, нельзя! Маша скрывается не просто так. Причина, по которой она выдает себя за Дронову, нам неизвестна. Может быть, ей угрожает опасность, а врачи приедут, начнут спрашивать фамилию, документы, страховку… кто да что… в общем, по-моему, стоит пока обратиться к твоему знакомому, а там видно будет. Не умирать же человеку?

Смирнов согласился, послушно набрал номер врача. Тот обещал приехать, осмотреть больную, назначить лечение и не задавать никаких вопросов, если ему заплатят.

– Разумеется, заплатим, – кивнула Ева. – Беспокоить доктора в выходной день, да еще заставлять его ехать через пол-Москвы – не по-божески. Услуга должна быть достойно вознаграждена.

В кухню вернулась Римма, бледная и расстроенная.

– Температура не падает, – сказала она. – Я боюсь.

– Через час приедет врач, – успокоила ее Ева. – Он ни о чем не будет спрашивать, просто окажет помощь.

– Маша не хотела, но я понимаю, что ей нужно колоть антибиотики. Уколы я делать умею, только не знаю, какие и сколько.

Римма села, положила руки на колени и горестно задумалась.

– Чем закончилась костровская история? – спросил сыщик.

– А, я же не дорассказала… Ничем хорошим, – усмехнулась она. – Мы с Машей почти ровесницы, но обе не замужем. Я успела развестись, а она еще не выходила. Все выбирала, о принце грезила. Появился у нее жених из Питера, Руслан… но после той истории с дракой он уехал – и поминай как звали. Маша говорит, он обещал вернуться. Она его ждала… и тут новая беда грянула. Как все получилось, подробностей никто толком не знает. Следствие до сих пор идет, наверное… Маше тяжело об этом вспоминать, поэтому я не спрашивала. Выслушала ее, и все, больше мы к этому не возвращались.

– Что случилось-то?

– Сергея Вершинина нашли мертвым… убитым. Подозрения упали на Чернышева – из-за той их драки. Но серьезных доказательств не оказалось, и Андрея отпустили. Весь грех лег на Машу – якобы они оба были влюблены в нее, соперничали, вот и дошло дело до смертоубийства. Родители Вершинина обезумели от горя, побили Симанским окна в доме, крик устроили на всю улицу, проклинали их на все лады… – Лудкина закатила глаза. – Представляю себе этот кошмар! Каково Маше было? Ужас! Ее в Кострове все знали, все о ней судачили, осуждали. Руслан не вернулся, и люди говорили, что это Машу бог наказал и что вековать ей теперь одной до смерти. Она терпела, сколько могла… надеялась, что все уляжется, забудется. Убийцу так и не нашли. Потом позвонил Руслан, объяснился. Оказывается, он попал в больницу с каким-то сложным диагнозом… но уже выздоравливает и скоро приедет в Костров. Тут у Маши нервы сдали… Не хотелось ей, чтобы Руслан слышал грязные сплетни, считал ее виновной в гибели Вершинина. Она никому ничего не сказала и уехала, в чем была. Уже из Москвы позвонила матери, успокоила ее, сказала, что жива и что не хочет свое счастье строить на чужой крови. Пусть, мол, Татьяна Савельевна поговорит с Русланом, он поймет. А чтобы он не вздумал ее искать, она пока ничего никому сообщать о себе не будет.