Яд древней богини - Солнцева Наталья. Страница 27

Несмотря на здравый вывод, отсутствие фотографий березинского периода озадачило Гордея Ивановича. Мать ни разу не ездила на родину – по крайней мере, ему об этом было неизвестно. Странно…

Он сложил документы обратно в шкатулку и отнес в машину, чтобы завтра в спешке не забыть. На досуге нужно будет все внимательно пересмотреть.

Стояла душистая летняя ночь. На черном небе сияли глаза звезд. Луна окутала сад призрачной голубоватой дымкой. Стрекотали сверчки. Остро пахли запущенные, беспорядочно разросшиеся повсюду смородиновые кусты.

Рудневу не хотелось идти в дом. Он присел на крыльце, вслушиваясь в дыхание ночи.

– Не спится? – спросила Ирина. Она вышла, как была, в пижаме, и уселась на деревянную ступеньку рядом с мужем. – Меня комары разбудили, гудят и гудят.

Гордей Иванович обнял ее за плечи. Хорошо было сидеть так, на крыльце старого деревянного дома, в темноте, разбавленной лунным сиянием, полной шорохов сада.

– Какой покой… – прошептала Ирина. – Какая разлитая в воздухе истома… Вот чем стоит дорожить – этими тихими мгновениями очарования.

– Ты – самое лучшее, что есть в моей жизни, – серьезно сказал Руднев. – Я полюбил тебя с первого взгляда и продолжаю любить все сильнее.

Они проболтали до утра, как будто приехали сюда не на похороны, а на романтическое свидание. Впрочем, любовь уживается с любыми явлениями жизни – и радостными, и трагическими, смягчая их, придавая им неповторимый привкус нежности.

Этот разговор на крыльце абрамцевского дома запал Рудневу в память. Наверное, именно в ту ночь они с Ириной стали по-настоящему близки.

На следующий день, по приезде в Москву, он наткнулся в машине, среди прочих мелочей, на деревянную шкатулку. Ирина возилась с Антошкой, а Гордей Иванович заперся у себя в кабинете и без спешки разобрал бумаги покойной матери. Его поразила одна деталь – диплом о среднем специальном образовании. Екатерина Максимовна всю жизнь, судя по ее словам, работала в торговле, то продавцом, то кассиром, и само собой предполагалось, что и образование у нее соответствующее: торговый техникум. Ан нет! Из диплома следовало, что окончила Катенька Зотова медучилище. Почему же не работала по специальности, медсестрой? Да мало ли! Не понравилась ей медицина, не по душе пришлась.

Руднев перелистал трудовую книжку матери – самая первая страничка с записями была вырвана. Наверное, после того, как Екатерина Максимовна оформила пенсию, она и ликвидировала нежелательную запись. Или записи. А вдруг – не она?

Да она, она. Только свой мог знать, где хранятся документы и что ключ от ящика комода – в лампадке.

– Что же ты пыталась скрыть, мама? – прошептал Гордей Иванович.

Ева читала книгу «Магия и тайные силы», сидя в кресле. Она включила желтый торшер, его свет окрашивал комнату в золотистые тона.

– Как на картинах старых мастеров, – сказал Славка, глядя на нее.

В ореоле золотого сияния Ева, с забранными назад волосами, казалась боттичеллиевской дамой. Она оторвалась от книги.

– А ты научился делать комплименты!

– Совершенствуюсь, – улыбнулся он. – Хочу тебе нравиться.

– Расскажи, как прошел день.

– В пустой беготне, – признался сыщик. – Наводил справки о Ершове, ездил в редакцию. Уточнял информацию об умерших похожим образом женщинах. Таких случаев за последние два года не так много. Вообще удивительно, как их выделили, связали друг с другом. Наверное, сыграли роль известные в определенных кругах имена. Получается, Руднева и Ершова туда не вписываются.

– Что ты выяснил о журналисте?

– На колдуна, а тем более на мага, он не тянет. Внешность, образ жизни, характер – все не то! Профессионал он тоже далеко не великий, скорее рядовой, ничем не выдающийся.

– Потому что это для него только прикрытие! – возразила Ева.

Смирнов возмущенно хмыкнул.

– Ты всерьез полагаешь, что… днем Ершов сидит в редакции, пишет статьи, а под покровом ночи совершает магические ритуалы? Насылает проклятия и наводит порчу на почтенных старушек?

– И на бизнес-леди, и на…

– Ева! – взмолился Смирнов. – Давай рассуждать здраво! Ершов – самолюбец, он болезненно реагирует на малейшее ущемление его достоинства, но это не делает людей пособниками дьявола. И зачем ему сводить со свету приемную мать, а потом метаться по городам и весям в поисках хоть какой-то родни, седьмой воды на киселе? Согласись, это не вяжется.

– А он что, искал родню?

– У детдомовцев бывает сильная тяга к семье, желание иметь близких. После смерти Мавры Ильиничны Григорий, оказывается, ездил к ней на родину. Думал, что там кто-то остался – тетки, дядьки, внучатые племянники, пусть не совсем родные, но все-таки не чужие. Мне об этом в редакции рассказали.

– И как, нашлись родственники?

– Нет, – покачал головой сыщик. – Во всяком случае, Ершов так сказал.

Ева уныло кивнула.

– Ладно, не подходит Ершов на роль черного мага. А кто подходит? Гордей Руднев? Ирина, его жена? Загладин?

– Кстати, звонил Руднев. Сообщил, что привез из Абрамцево документы покойной матери, но раздумывал, показывать их мне или нет. Его удивили две вещи: среди фотографий, которые хранила Екатерина Максимовна, не было ни одной, связанной с ее жизнью в Березине – то есть до переезда и замужества.

– Постой-ка, – нахмурилась Ева. – Иван Руднев, ее бывший муж, тоже говорил мне о каком-то Березове. Еще картина, кажется, такая есть – «Меньшиков в Березове»! Я и запомнила.

– Не Березово, а Березин. Впрочем, какая разница?

– А что еще его удивило? – нетерпеливо спросила Ева.

– Диплом. Гордей Иванович всегда считал, что его мать окончила торговый техникум, а она по специальности – медик.

– Ну и что? Миллионы людей имеют одно образование, а работают в других сферах.

– В общем, ничего особенного, – согласился Всеслав. – Ты права. Медицина имеет свою специфику, и не каждому дано к этому привыкнуть. Но из трудовой книжки Екатерины Максимовны вырвана как раз та страничка, на которой могла быть запись о ее первой работе. Мелочь, конечно.

– Она вышла на пенсию, трудовая книжка вроде уже ни к чему… вот и потерялся листочек. А может, случайно вырвал кто-нибудь. Ну, сам посуди, что за секрет – работа?

– Непонятно! – с досадой вздохнул сыщик. – Что могло произойти в этом Березине? А другие жертвы «темных сил» родились кто в Москве, кто в других местах, но не в Березине. Я уточнял.

– И Ершова?

– Насчет Ершовой пока не знаю.

– Так позвони Григорию и спроси, – решительно сказала Ева. – Он уже дома, наверное. Давай!

– Ты уже не подозреваешь его в занятиях черной магией? – съехидничал Смирнов. – Звонок может его спугнуть. Он поймет, что на его след напали, и затаится.

Ева предпочла промолчать. Получается, если исключить журналиста, то подозревать некого.

– Тогда сходи завтра же в адресное бюро и узнай, где родилась Мавра Ильинична.

– Это идея, – зевнул сыщик. – Данные вряд ли успели передать в архив.

Ночью пошел дождь. Он шуршал и шуршал в листве старых лип за окнами. Но к утру небо уже было ясным, встающее солнце горело в стеклах.

Славка напевал, бреясь в ванной. Его мысли витали вокруг одного и того же – жизни и смерти. Что бродит в умах некоторых людей и на что они оказываются способны, просто не поддается описанию. На какие ухищрения только не идут убийцы, чтобы лишить жизни себе подобного! И не помогают ни религиозные заповеди, ни картины адского пекла, поджидающего грешников, ни гуманистические философские учения – ничего. Тысячелетиями на земле бок о бок сосуществуют культы всепрощения и насилия. Причем оба – утопические. Вседозволенность приведет к хаосу еще быстрее, чем силовые методы воздействия. Может быть, суть в том, чтобы «добро» и «зло» уравновешивали друг друга?

Всеслав еще в юности задавался этим вопросом, но так и не сумел найти ответа.

Ева спала. Ей снились низкие темные комнаты, глиняные и медные сосуды на огне, запах серы… и бесформенная, мрачная фигура, склонившаяся над чьим-то изголовьем. Ева беспокойно ворочалась, стонала, но не просыпалась.