Яд древней богини - Солнцева Наталья. Страница 49

Пройдя пару остановок пешком, Демьян Васильевич все же втиснулся в переполненный автобус. Стемнело. Зажглись голубоватые фонари, витрины и рекламные щиты. Остывал нагретый за день асфальт. На своей улице «объект» наблюдения вышел, направился дворами к дому.

Смирнову пришлось оставить машину. Господин Локшинов шел, не оглядываясь, – следить за ним было легко. У подъезда он приостановился… женский голос громко окликнул его из темноты.

– Демья-а-ан!

Силуэт дамы в длинном одеянии смутно вырисовывался на фоне стены. Демьян Васильевич замер, вглядываясь в призрачное видение. Со зрением у него дела обстояли не блестяще, но лучше, чем со слухом.

– Демья-а-ан! – простонал голос. – Иди ко мне! Я жду-у-у…

– Кто… ты? – хрипло спросил Локшинов. – Ле… лесная фея?

– Я-а-а…

– Подожди! – выкрикнул он. – Я понял! Я… хочу быть с тобой! Если ты умерла, то и мне пора.

– Тебе нельзя-а-а…

Локшинов весь горел от возбуждения, у него даже слух прорезался – впервые за долгие годы.

– Почему? – хрипел он. – Почему нельзя? Возьми меня с собой!

– Не-е-ет…

– Что мне сделать?!

– Расскажи все… все…

– Кому?

Демьян Васильевич с неожиданной прытью метнулся к силуэту, споткнулся и едва не упал. Когда он поднял голову, женская фигура исчезла. Локшинов протянул руки в темноту и пошатнулся. Он был раздавлен, уничтожен.

Сыщик с нарастающим изумлением следил за разворачивающейся перед ним сценой. Когда таинственный силуэт метнулся в кусты, он бросил Демьяна и ринулся за «призраком».

Глава двадцатая

– Куда ты? – с плохо скрытой неприязнью спросил Руднев у Ирины.

Она одевалась перед зеркалом.

– Этот подходит? – обернулась Ирина к мужу, прикладывая к блузке легкий шарфик василькового цвета.

– А с кем Антон останется?

Она вздохнула, положила шарфик на подставку зеркала.

– Не знаю… с тобой. Ты же не хочешь нанимать няньку?

– Я боюсь нанимать няньку, – делая акцент на слове «боюсь», поправил ее Гордей Иванович. – Ты же видишь, что происходит. При наших обстоятельствах пускать чужого человека в дом просто опасно!

– После смерти Екатерины Максимовны все прекратилось. Ой, прости! – спохватилась Ирина, увидев в зеркале отражение его лица. – Ну… пора смириться с неизбежным.

– Смириться?

– Моя мама умерла, когда я еще под стол пешком ходила. Жалко, горько, но что же делать, Гордей? Нельзя хоронить себя вместе с покойником!

– Ты мою маму так и при жизни называла – Екатерина Максимовна, – удрученно заметил Руднев. – Она не стала тебе родной.

– Я вообще забыла, как произносится слово «мама»… в этом нет злого умысла. Наши отношения со свекровью были достаточно теплыми. Не цепляйся к мелочам, ради бога!

В квартире работал кондиционер, и воздух был слишком холодным, тогда как за окнами сияло солнышко. В этом Рудневы расходились: Ирине нравилась прохлада, а Гордею Ивановичу – жара. Он чувствовал себя комфортно при температуре выше двадцати пяти градусов.

В спальню родителей, шлепая босыми ножками по паркету, вбежал Антон. Он залез на кровать, раскашлялся. У Гордея Ивановича екнуло сердце.

– Он что, простыл?

– Да нет вроде, – легкомысленно ответила Ирина. – Не поднимай панику!

– У меня горлышко першит, – смешно коверкая слова, заявил ребенок. – Кха-кха!

Он заметил, какой эффект произвел на отца его кашель, и пустился развивать интересную игру.

– Он кашляет! – с испугом воскликнул Руднев. – Надо вызвать врача! Звони немедленно. Или нет… я лучше сам отвезу его в больницу. Одень ребенка, Ира.

Она с недоумением уставилась на супруга.

– По-моему, это слишком, Гордей! Дети частенько кашляют… У Антоши немного болит горло от мороженого, которого он переел вчера на прогулке. Не стоит тащить его в больницу из-за ерунды.

– Здоровье единственного сына ты называешь ерундой? – взорвался Руднев. – Вспомни, где моя мать, которая тоже просто кашляла! Или ты намеренно закрываешь на это глаза, или… знаешь больше, чем стараешься показать. Сколько раз я просил тебя не включать этот чертов кондиционер! У нас в квартире, как в погребе! Мама постоянно мерзла, жаловалась, что у нее ноги леденеют. Но ты и слышать не хотела о коврах! Малыш тоже бегает босиком… У тебя замерзли ножки, сынуля?

– Замерзли! – охотно подтвердил Антон, забавляясь игрой. Он не понимал, что разговор родителей превращается в ссору.

– От ковров полно пыли, – возразила Ирина. – А ребенок пусть закаляется. Ему это только на пользу пойдет.

– Одевайся, Антон! – потребовал Гордей Иванович. – Поедем к врачу.

– Не хочу в больницу… – захныкал мальчик.

Ирина замечала, что муж последнее время не в себе, но не понимала, насколько далеко зашли его раздражение и страх.

– Оставь ребенка в покое, – решительно сказала она. – Ладно, я никуда не пойду, посижу сегодня с ним. Отправляйся в свой офис, Гордей, и выпей чего-нибудь. У тебя нервы расшатались.

Он едва сдержал готовое сорваться с языка ругательство, вздохнул глубоко. Что это с ним? Руднев хотел остановиться – и не мог.

– Как умерла твоя мать? – повернулся он к Ирине.

– Я уже говорила: разбилась на машине. Ты не веришь? Но это же глупо! И вообще, при чем тут моя мама? Ее давно нет в живых… Какая разница, отчего и как она умерла?

– Замолчи, – Руднев прижал пальцы к вискам. – Не лги мне. Я никогда тебя не спрашивал о… твоем прошлом. Может быть, настало время откровения?

Маленький Антон притих и только переводил глаза с одного родителя на другого.

– Что за намеки? – вспылила Ирина. – Я никогда не скрывала, кто я… ты все прекрасно знал.

– Видимо, не все.

– Ах, вот как! – она вскочила и вышла из комнаты.

Руднев постоял секунду, как в ступоре, и поспешил за ней. Жена стояла в кухне, у окна, по ее лицу текли слезы.

– Мне, наверное, стоит уйти от тебя, – сказала она безжизненным, потухшим голосом. – Я с самого начала понимала, чем все закончится. Сказок в жизни не бывает, на то они и сказки.

Руднев испугался, но не подал виду. Он решил непоколебимой твердостью, даже жестокостью образумить Ирину. Как глава семьи, он не может допустить, чтобы… чтобы…

– Пожалуйста! Отправляйся на все четыре стороны! – ужасаясь своим словам, выпалил Гордей Иванович. – Но Антона я тебе не отдам. Мальчик не должен расти на подмостках!

Он рассчитывал на материнские чувства супруги: она не бросит ребенка. Ирина вздрогнула, как от удара, побледнела.

Еще не закончив фразу, он уже горько сожалел о сказанном. Что это он набросился на жену? Страх потерять ее и сына делает его безумным.

– Это ты лгал! – со странным спокойствием возразила она. – Все, все… лгал! И о любви, и о нашем будущем счастье! Я в самом деле глупая, что поверила.

Руднев опомнился. Его тактика возымела не совсем тот эффект, на который он надеялся. Часто применяя в бизнесе этот прием – демонстрируя незаинтересованность в партнере, он добивался согласия на свои условия. Но любовь – не бизнес. Он все перепутал!

– Ирина, – забормотал Гордей Иванович, ощущая непоправимость момента. – Прости! Извини меня. Я… говорю гнусности. Будь же снисходительна. Пойми, что я беспокоюсь о тебе и Антоне. Я боюсь за всех нас… Что-то холодное, скользкое, смертельно опасное вползло в наш дом. Откуда? Мама стала первой жертвой. Последней ли?

– Глядя на тебя, уже ясно, что нет.

Ирина отвернулась и стала смотреть в окно – во дворе, так же, как и вчера, и три дня назад, зеленели деревья; дворничиха подметала асфальтовые дорожки; два соседских далматинца нюхали чахлые цветы на клумбе, а домработница, которая их выгуливала, тщетно пыталась оттащить собак. Эта незатейливая картина вдруг потеряла свои краски, стала безжизненной, даже какой-то механической. Ирина удивилась, как раньше обычные вещи могли радовать ее.

– Почему ты молчишь? – донесся до нее голос Руднева.