Яд древней богини - Солнцева Наталья. Страница 58

Неужели так далеко разлеталась бешеная слюна пса Цербера? Я карабкалась по склонам, поросшим ароматным ельником, спотыкаясь о камни. Капюшон монаха был моей целью.

Множество великих имен чередой прошли в моей памяти, начиная со знаменитого хана Тимура – императоры Тит, Клавдий, Каракалла, Калигула и Нерон. Не только они. Халдеи указывали благоприятный час для… Впрочем, что мне за дело до них? Мое искусство значительно усовершенствовалось с тех пор. Теперь сама смерть уступила мне место… ее работа перестала отличаться от моей. Почти. Совсем немного не хватало для моего триумфа.

Идея обменивать свое умение на золото была не нова для меня. Она пришла естественно, словно ничем другим я и не промышляла. Есть предложение, нашелся и спрос. Мне казалось, я опять вижу из окна лагерь преторианцев, холмы… розовые крыши вилл, храмы, водопроводы, проведенные с окрестных гор, зеленые сады…

«Была ли в той моей жизни любовь? – гадала я. – И к кому?» Пресыщенные, развратные римские патриции отталкивали меня своей жестокой ненасытностью, извращениями и жаждой крови. Простолюдины не вызывали интереса. Жрецы замыкались в своем кругу, и я слишком хорошо понимала, что меня туда не допустят.

Я сама принадлежала к забытой касте посвященных и знала законы, изложенные еще тайнописью жрецов Древнего Египта – эпигматическим письмом, до сих пор нерасшифрованным. За разглашение секретов полагалась смерть. Этого я не боялась, да и одиночество не тяготило меня. Тайна жизни раскрывает тайну смерти, и наоборот. Поэтому посвященного невозможно испугать – переход из бытия в небытие имеет обратную силу. Знающий неуязвим. Ибо смерть, а не жизнь, правит миром!

Люди погрязли в трясине заблуждений, которая медленно, неотвратимо затягивает их. Впрочем, я отвлеклась от своего повествования.

Итак, книги из «второго ряда» сформировали круг моих интересов. А книга Орфилы, в дурном переводе с французского, стала моей настольной книгой. Изучив ее от корки до корки, я осознала, что моему искусству сей труд ничем не угрожает.

Там же, во «втором ряду», я нашла роман малоизвестного автора «Разбитые иллюзии» о мечтательной, обольстительной и утонченной парижанке Мари Капель, которая стала известной, как мадам Лафарж. Эта прелестная француженка имела изысканную натуру, получила приличное образование и любила книги, почти как я. Она воспитала себя на сентиментальных романах и погружалась в собственные фантазии, дабы найти в них спасение от безнадежности существования. Бедняжка! Она пыталась воплотить в реальность книжную любовь.

Ей не стоило выходить замуж за Шарля Лафаржа. Он имел металлургические заводы на реке Коррез, но не имел сердца. Мари совершила опрометчивый шаг, за который и поплатилась. Мужнина родня плохо приняла ее, а большой дом Шарля в местечке Гладье кишел крысами. Сексуальные притязания супруга были грубы и вызывали отвращение. Мари избегала постылых ласк, как только могла, и потребовала развода, угрожая покончить с собой. Поздно! Не таким рисовала она возлюбленного в девичьих грезах. Месье Лафарж – вдовец, старше ее, оказался вульгарным, примитивным мужланом, невежественным и на редкость неотесанным.

Душевный кризис поверг Мари Лафарж в отчаяние, она проклинала себя за легкомыслие и напрасные надежды. Не лучше ли ей было довольствоваться скромным наследством в сто тысяч франков золотом, оставшимся от родителей? Вступив в брак, она обрекла себя на зависимость – пришлось смириться и отдаться во власть мужу физически и духовно. Впрочем, видимость покорности являлась не чем иным, как искусным притворством. Казалось, дни разочарования и слез миновали. Но в душе мадам Лафарж зрело желание вернуть себе свободу. Как? Каким образом она может сбросить ненавистные путы? Этот вопрос она обдумывала днем и ночью, пока наконец не нашла выход.

Однажды господин Лафарж отправился по делам в Париж. Декабрь выдался холодный. Шел мокрый снег, собор Нотр-Дам терялся во мгле. Каминные трубы густо дымили. Колеса экипажей увязали в рыхлом месиве. Посыльный, укутанный в теплый шарф, торопливо взбежал по ступенькам гостиницы, где остановился Шарль Лафарж, чтобы доставить ему посылку. Это был презент от Мари в знак «нежной симпатии» – сладости и ее портрет в овальной рамке…

На сей лирической ноте я прерву повествование о мадам Лафарж, так как не время еще открывать карты. Глупышка! Она бредила славой, тогда как истинно велик тот, кто не оставляет следов. Если бы я могла предостеречь ее! Она предпочла смерть забвению, но людская память так коротка…

История прекрасной и утонченной Мари напоминает мне о собственных ошибках. Почему я описываю чужое прошлое столь подробно? Да потому, что оно похоже на мое настоящее. Есть кое-какие отличия, но… в целом нас объединяет несбывшаяся, неосуществленная любовь.

Иногда можно заблудиться в незнакомом городе или в незнакомом лесу. Я же заблудилась во времени…Порою мне кажется, что древняя Ниневия, Вавилон или Рим гораздо более близки и понятны мне, чем современная Москва. Города и царства не исчезают, они продолжают существовать… только на иных страницах книги бытия. Когда захочешь, можно вернуться: все листы в переплете, им никуда не деться. О «напитке бессмертия» – хаюме – я узнала в древнем Иране… или при дворе персидского царя Артаксеркса? Или мне поведал о нем Имхотеп, сын древнеегипетского бога Тота?

Я молюсь в темноте, безлунными ночами: «О, госпожа моя! Свет звезды Сириус! Чародейка! Царица всех женщин! Ты знаешь смерть в лицо, держишь ее за руку… научи меня ходить по ее темным тропам туда и обратно. Раскрой мне вечно ускользающую тайну любви. Как мне следовать за ней? Пересекаются ли пути любви и смерти?»

Я долго молюсь, когда на черном зеркале неба появляется Луна: «О, глаз Гулы, Гекаты и Маат! От тебя ничто не укроется! Боги многооки и многолики, они везде…»

Дальше следуют заклинания, недоступные людям, опасные, потому я накладываю на свои губы печать молчания. Я молюсь незримо и неслышно… прокладывая мост из лунного света между собой и богами. Я жду от них поддержки, подсказки.

Почему я пишу тебе? Мое существование в этом мире должно быть подтверждено. Кто-то должен узнать мою историю, понять ход событий. Иначе моя земная тень промелькнет, никем не замеченная. И даже Он, Властитель моих дум, не узнает обо мне. Часть истины – еще не истина. Дуновение любви осеняет своими крыльями избранных… и погружает их либо в адские муки, либо в райские наслаждения. Здесь я научилась понимать, что ад и рай – две стороны одной ладони, два лица жизни, как явь и сон.

Жрица в золотой маске собаки не знала любви и легко попала в ее неразрывные сети. Она принесла ее с собой, сюда… ибо пути любви неуловимы, похожи на пути смерти. Экстаз, даруемый нам хаюмом, ничто перед вкусом любви – раз испивший уже не откажется.

Я молюсь перед тем, как вступить на лунный мост. Куда он приведет меня? Не все ли равно? Я получила то, чего жаждало мое естество, и теперь меня ничто не пугает.

Смерть придет к каждому, кто стоит на дороге.

Почему я пишу тебе? Придет время, и ты поймешь. Ты, ничтожный, помог мне, сам того не подозревая. Это удел спящих. Короткие сны… долгие сны… Смерть – долгий сон, когда просыпаешься в ином качестве.

Книги из «второго ряда» заменили мне постижение жизни посредством опыта, они разбудили скрытое. Я научилась прятаться, менять маски…Никто не знает, кто я. Даже ты.

Однажды ты заглянул в глаза смерти и… струсил. Смешной человек. Теперь смерть смотрит в твои глаза. Чувствуешь, как проникает в твою душу этот холодный блеск? Но не бойся. Пока моя история не окончена, тебе ничего не грозит.

Она хотела обмануть провидение… Наивно и глупо. Слова лживы, но суть неизменна: она проявляется и настигает. Можно обмануть человека. Как обмануть лунный свет?

Жалкий клоун! Твои кривлянья никого не могут рассмешить. Все вы получите то, что заслужили. Все вы дрожите от страха. Он бесполезен. Страх еще никого не спас. Ха-ха! Он только парализует жертву, делает ее беспомощной. Страх – это начало конца.