Яд древней богини - Солнцева Наталья. Страница 9

Она снова взялась за пылесос, но одолевающие ее мысли мешали наведению чистоты и порядка. За полтора часа, отведенные ей журналистом Ершовым, она не успела как следует сделать уборку. Едва дождавшись назначенного времени, Ева позвонила.

Ершов не обманул: он оказался на месте и согласился встретиться с Евой у станции метро «Измайловский парк». Она летела туда, как на крыльях, охваченная сыскным азартом.

Солнышко припекало, цветочная пыльца носилась в горячем воздухе. Ершов, высокий, худощавый мужчина лет тридцати, стоял, обмахиваясь газетой. Ева узнала его по росту и рубашке в малиновых разводах, что было оговорено. Его лицо с угловатыми, заостренными чертами, покрывали бледные веснушки; высокий лоб с залысинами придавал журналисту вид интеллектуала; бесцветные глаза прятались за стеклами очков.

Он без улыбки поздоровался, сухо представился.

– Чем могу быть полезен?

Ева слегка растерялась. Увлеченная самыми фантастическими предположениями, она не подготовилась к разговору. Пришлось импровизировать на ходу.

– Я… понимаете, с матерью моей подруги происходит то же самое! – выпалила она.

– Что именно? – наклонив голову, уточнил Ершов.

Казалось, он плохо слышит.

– Кто-то звонит ей по телефону и придумывает разные страшилки. То пауками пугает, то… «жучками».

– Энтомологический [3] триллер! – глубокомысленно изрек Ершов, криво улыбнулся. – А я здесь при чем?

– Ну… вы писали, что вашу маму тоже запугивали.

– Это совсем другое дело, милая барышня, – нахмурился журналист.

– Да? Ей не звонили по телефону?

– Ей присылали письма…

Ева молча обдумывала услышанное. Неужели чутье подвело ее? Не может быть! Во время чтения заметки «Нелепая смерть» она отчетливо ощутила внутренний толчок: щелк! – ситуации Ершовых и Рудневых взаимосвязаны. Неизвестно, как и чем. Это она собиралась выяснить у автора материала.

– Какие письма? – спросила Ева, собравшись с мыслями.

– Чудовищно глупые и страшные, в духе черной магии. Будто бы сами Силы Тьмы явились из преисподней, дабы отправить душу моей матери в ад, обречь ее на вечные муки. А чтобы она не задерживалась на этом свете, против нее был произведен заговор на смерть, обряд с использованием кладбищенской пыли… и прочее. Письма изобиловали жуткими подробностями магических ритуалов – гробовыми гвоздями, могильными червями, проклятиями типа… «пусть отступится от тебя Ангел-Хранитель, твой избавитель… землю с трех могил мешаю, тебя проклинаю…». Что-то подобное. Ну и «сувениры» соответственные подкладывались – то пучки волос, перевязанные черной ниткой, то гвоздь ржавый, якобы из гроба, то осиновые щепки, то… словом, нарочно не придумаешь. Мать у меня была верующая, очень из-за всего этого переживала, сильно боялась, заболела даже. Особенно после того, как соседский пес Марсик издох.

– Марсик? – удивилась Ева.

– Да. Сначала нам подбросили фигурку собаки из воска, проколотую насквозь иглой… а потом Марсик… ну, вы понимаете. Мама ужасно расстроилась, она решила, что собака пострадала из-за нее. Представляете? Я потом узнал, что в городе эпидемия чумки, в том числе это коснулось и нашего двора. Сдох не только Марсик, а еще пара бездомных собак, которые ютились в нашем подвале.

– Вы пытались все объяснить матери?

– Много раз, – кивнул Ершов. – Она вроде бы слушала, соглашалась, но страх был сильнее. Вскоре после смерти Марсика мы нашли в почтовом ящике восковую фигурку женщины, проколотую иглой. Мама как ее увидела, сразу в обморок… слегла, и больше не встала. Вот чем закончились «магические» шутки!

– А что сказали врачи? Они назвали причину смерти вашей матери?

Ершов подавленно развел руками.

– Какая разница? Мама раньше болела бронхитом, пневмонией… у нее было слабое здоровье. Участковый врач сказал, что на почве нервного перевозбуждения возникла легочная недостаточность, потом паралич сердца… в общем, зачем вам такие грустные подробности?

– Я дотошная, – сказала Ева. – Хочу сделать вывод на основании большего количества фактов. Каким образом попадали к вам эти ужасные письма?

– Их бросали в наш почтовый ящик. Они были в простых конвертах без обратного адреса. Насколько я могу судить, текст писем набирали на компьютере, потом распечатывали. К сожалению, мама их сразу сжигала: она была уверена, что таким образом нейтрализует вредное воздействие.

– Жаль…

– Чего? – встрепенулся журналист. – Писем?

– Жаль, что нельзя на них посмотреть, – вздохнула Ева.

– А что вы ожидали увидеть? Настоящие колдовские атрибуты? Уверяю вас, бумага была самая обыкновенная, для принтера… шрифт тоже не готический и не похожий на каббалистические символы; почтовый конверт, какой можно приобрести в любом отделении связи. Ничего сверхъестественного.

– Фигурки из воска вы тоже уничтожили?

– Тем же способом, – подтвердил Ершов. – После смерти матери я решил написать об этом злодеянии в газете. Вдруг кто-то еще стал жертвой подобных «шуток»?

– Можно, я вам позвоню, если понадобится? – спросила Ева.

– Конечно. Вы первая, кого заинтересовала моя заметка. Люди привыкли проходить мимо чужой беды.

Ева поблагодарила журналиста и побежала к метро. Ей не терпелось позвонить Славке.

Паутинки летали в остывающем воздухе, невесомые, свободные от людских печалей.

День Рудольфа Межинова начался как обычно – ранний подъем, разминка, душ, легкий завтрак. Подполковник поддерживал свое тело в хорошей физической форме.

– Ты куда? – спросила жена, когда он, стоя перед зеркалом в прихожей, причесывался.

Коротко подстриженные волосы не желали ложиться ровно.

– На работу.

– Рано еще…

Он смерил Светлану таким взглядом, что следующий вопрос застрял у нее в горле.

Межинов вышел на улицу – во дворе распускалась сирень: ее запах напомнил ему Карину, ее влажные черные глаза, опушенные длинными ресницами, ее нежную грудь, ее сильные стройные ноги…

– Рудольф Петрович!

Черт! Как неудобно получилось – задумавшись, Межинов прошел мимо служебной машины, которая уже ждала его. Водителю пришлось окликнуть начальника.

Подполковник не любил субординацию – он предпочитал ходить в штатском, если условия позволяли, и приучил подчиненных обращаться к нему по имени-отчеству.

– Подбрось-ка меня на Осташковскую, – сказал Межинов, не глядя на водителя.

– Разве мы не в управление?

– Нет.

Парень молча выехал на шоссе – время от времени начальник просил отвезти его на Осташковскую улицу, выходил и отпускал машину. Водитель подозревал, что там живет любовница Межинова. Мужчина он еще молодой, видный – почему бы ему не закрутить роман на стороне? Впрочем, это были только догадки.

Впереди ехала поливальная машина. От мокрого асфальта поднимался пар.

– Останови здесь.

– Так ведь мы…

Парень хотел сказать: «Мы еще не доехали», – но Рудольф Петрович уже хлопнул дверцей, не оглядываясь, зашагал по тротуару. Здесь неподалеку жила Карина. Однокомнатную квартиру на Осташковской улице ей купил отец, предприниматель Игнат Серебров, занимающийся продажей компьютерных игр и программ. Его фирма «Интерком» пошла в гору.

Можно было бы подумать, что Карину обеспечивает отец. Но это не соответствовало действительности, Межинов проверял. Отношения Серебровых с дочерью складывались тяжело – она редко встречалась с родителями, отказывалась брать у них деньги и вела независимый образ жизни. Квартиру – и то приняла скорее по необходимости иметь отдельное жилье, чем по родственным мотивам.

Межинов увидел ее дом, замедлил шаг и спрятался в кустах. Вернее, занял удобную позицию для наблюдения. Карине в голову не могло прийти, что он иногда следит за ней. Узнай она о сих неблаговидных поступках, скандал устроила бы грандиозный. Разругались бы насмерть! Рудольф опасался разоблачения, но не справлялся со своим жгучим интересом к «неуловимому любовнику», не выдерживал и в очередной раз оказывался рядом с домом Карины. Что он рассчитывал увидеть?